Теперь. Часть 4

Антон.

    Выйдя из шумного помещения, на нас навалилось смущение. Мы стоим немного поодаль, не смотрим друг на друга прямо. Нина маленькими глотками потягивает шампанское, а я искоса поглядываю на нее. Она изменилась, она выглядит иначе. В ней появилось что-то, чего не было: она по-другому смотрит, держит бокал.
    Но она все та же, я это чувствую. Я вижу, как она, вскинув брови, закусив губу, обводит взглядом машины на парковке. Она всегда так делала, когда нервничала. На меня накатывают воспоминания, но не образы, а чувства и ощущения.
- Значит, ты выходишь замуж, - небрежно бросаю я, решив все-таки подойти ближе.
- Ага, - Нина делает шаг навстречу мне. – Не вериться, да? Я сама еще не совсем осознала это.
- Ты его любишь?
- Да, - после недолгой паузы говорит она.
- Точно?
- Да, - на этот раз она не медлит с ответом.
- Тогда я рад, - я касаюсь руки Нины.
- Расскажи о себе, где ты был все это время?
- Работал, - со вздохом отвечаю я.
- И все?

    Я задумался. И все? А что еще было в моей жизни? Работа, друзья, выпивка, одноразовые подруги. И снова работа. Тогда, пять лет назад, я оборвал все контакты с прошлым. Не специально, так получилось. Наверное, я ждал, что все будут тянуться ко мне сами, будут поддерживать наши отношения. Но прошлое, видимо, ждало этого от меня. Я несколько раз переезжал, даже успел пожить два года заграницей (но об этом я пытаюсь забыть, как о страшном сне). Сейчас все установилось, все спокойно и размеренно. Наверное, пришло время умерить свой пыл и жить настоящей жизнью. Пришло время стать частью серой массы. Но мне почему-то сейчас это не кажется таким ужасным, каким казалось раньше. Наверное, за прошедшую жизнь я истратил большую часть своего пороха, истратил впустую, и теперь на оставшемся мне надо протянуть несколько десятков лет. Может быть, поэтому меня устраивает и не пугает размеренность, в которую внезапно превратилась моя жизнь?
    Я думаю, ловя на себе заинтересованный взгляд Нины. Я не могу сказать ей то, что занимает мои мысли, я не имею на это права. Пока, во всяком случае.

- Ты мне можешь рассказать все, - словно читая мысли, прерывает тишину Нина.
- Не все. Это будет не честно по отношению к тебе.
    Мы молчим, снова отошли друг от друга на пару шагов. Нина снова закусила губу, а я поглядываю на нее. Через несколько минут нашего немого общения, она подходит ко мне, кладет руку на щеку. От нее по лицо разливается тепло. Нина смотрит мне в глаза. Я вижу, что она не может решиться сказать что-то, совсем как тогда, в нашу последнюю встречу.     Опустив глаза, она делает глубокий вздох, и, задержав дыхание, подняв на меня глаза, спрашивает:
- Мы же все еще друзья? Между нами ведь ничего не поменялось? – ее слова полны тревоги, может быть, даже страха. – Я не знала, приедешь ли ты сегодня и, когда ты подошел, я испугалась. Испугалась, что все теперь не так. Мне нравились наши отношения, мне нравилось то, как мы общались. Я надеялась, что ошибки больше не действительны, фактор давности сыграл свое дело. Но если стерты все ошибки, не стерта ли дружба?
    Я смотрю на ее живые, подвижные глаза. Я чувствую ее руку на своем лице. Я притягиваю ее к себе и крепко обнимаю.
- Мне тебя не хватало. Не знаю, что там должно быть по истечении пяти лет, но мне кажется, ничего не изменилось.
    Я чувствую, как Нина улыбается. Я сам улыбаюсь. Странные ощущения – словно нашел что-то давно потерянное. А ведь так оно и есть – я нашел Нину, которую сам оттолкнул.
Мы отстраняемся друг от друга, мы улыбаемся. Я вижу, что Нина дрожит, я снимаю свой пиджак и помогаю ей его одеть.
    Я смотрю на ее лицо – оно такое же. И вдруг я чувствую, как слова подступают к горлу. Я понимаю, что не должен этого говорить, но они вырываются, просятся на свободу, хотят быть услышанными. Не успев осознать всего, я говорю:
- Он не для тебя. Ты не должна выходит за него замуж.
Нина поворачивается ко мне и долго всматривается в мое лицо. Я вижу, что она зла, и с каждой секундой ее гнев возрастает.
- А кто для меня? – спрашивает она, тихо и отчетливо произнося каждое слово. – Кто? Ты?
Последнее слово она выплюнула, бросила мне в лицо. Это было больнее любого оскорбления. Я понимаю, что заслужил, я не имел права говорить это, но это мысль въелась в мозг, и я не мог не сказать.

    Нина бросает на меня испепеляющий взгляд, говорит: «Стой здесь» и скрывается за дверями ресторана. Через пять минут она возвращается. Хватает меня за руку и с силой тянет к парковке. Она указывает на машину, открывает двери. Я понимаю, что должен сесть.
    Она сидит рядом и не смотрит на меня. Она с силой держит руль и тяжело дышит.
Нина заводит мотор и выезжает со стоянки. Я не знаю, куда мы едем, и не могу спросить. Я жду. Жду, когда она начнет говорить.
    Через пятнадцать минут мы выезжаем на дорогу, где нет даже фонарей.
- Прости.
- Прости? Прости? – Нина в ярости. – Ты думаешь, одного этого слова хватит?
- Я не знаю, зачем сказал это. Я так не думаю.
- Думаешь, - она вздыхает. – В этом-то вся и беда.
- Я все испортил. Мне жаль, правда!
- Мне тогда тоже было жаль.
- Тогда?
- Да, на перроне, – она бросает на меня взгляд, впервые за двадцать минут. – Я ждала, что ты позвонишь, как и обещал. Я ждала, что ты дашь о себе знать. Но ты пропал. Испарился! Словно тебя и не было никогда.
- Я не знал, что говорить.
- А я просто не могла позвонить. У меня не было твоего номера! – лицо Нины исказила горькая усмешка. - Даже если бы и был, я бы не смогла, потому что побоялась бы показаться навязчивой.
- Что ты от меня хотела, я не ожидал подобного! – теперь уже и я зол.
- Но я ведь не требовала ничего!
Мы оба кричим: я прошу прощения, она пропускает это мимо ушей. Она оправдывается, а я только и могу, что повторять: «А чего ты ожидала?»
- Боже! Если бы я тогда могла знать, чем все обернется, я бы ни за что не сказала тех трех слов.
- Четырех слов.
- Что?
- Тогда на перроне ты сказала: «Ты мне очень нравишься». Это четыре слова, а не три.
Нина резко тормозит, так, что мы подаемся вперед. Она смотрит перед собой, потом переводит взгляд на меня. Я смотрю на нее, не зная, чего ожидать.
И вдруг она начинает смеяться, а вслед за ней и я заливаюсь хохотом. Мы смеемся до слез. Наша встреча, ссора до того комичны, что нельзя сидеть и дуться с серьезным лицом.