post-mortem

под растрёпанной темнотой волос
снежно-белые прячутся кудри.
ты стоишь перед зеркалом, морщишь нос -
недоволен, растерян и спутан.
красоту мановеньем руки не стереть -
сквозь любые покровы проступит.
я на полке стою. я могу лишь смотреть,
как ты топчешь ногами в бессильи,
и пытаешься быть кем-то кроме себя,
прилагая кошмарность усилий.
где-то там, наверху, наблюдают за мной,
и смеются, наверное, в голос.
но их смех обходит меня стороной -
мне же дорог каждый твой волос.
ты не Бог, не спаситель и не герой,
не умеешь любить и ходить по воде,
так же делаешь больно, как и тебе,
оступаешься и припадаешь к земле -
стало быть, ты такой же, как и мы все,
но таких же, как ты, не будет.
я - из плоти и крови, фарфора и льда,
и на полках твоих мне уютно вполне.
не коснутся меня твои холода,
и ошмётки мечтаний не ударят по мне.
моё сердце больно уже очень давно,
я забыла и дату, и время.
оно просто болит, оно просто одно,
ему с кем-либо быть не позволю.
и неистово бьётся само о себя
с диссонантным раскатистым звоном,
издыхая, но ревностно образ храня,
покрываясь царапин узором.
почему это так, и, конечно, зачем,
для каких, мне неведомых, целей?
нет лекарств от тебя, и спасения, нет
никакой и нигде панацеи.
как и чем мне опять тебя вытравлять,
синеву толщи льда расплавить?
на вопросы мои некому отвечать,
и останется только последний из них -
препарировать или оставить?
хрустальное сердце - живой экземлпяр,
любопытство учёных взыграло.
разрешенье на казнь я своей же рукой
не читая, сама подписала.
белый свет, в нём блеснул скальпель врача,
я готовлюсь к аутопсии.
всё. зажмурилась. раз! - и кровь потекла
по бледнеющей тёплой коже.
не бессмысленна вовсе жестокость моя,
если это кому-то поможет.
лезвие плавно входит под костями ключиц,
резко движется вниз, остановка.
рёбер хруст - последняя из границ,
моя вскрыта грудная клетка.
мне не больно почти, я и так не жива -
равнодушная, смертная кукла.
моё сердце пред ними обнажено -
кусок кварца с остротой граней.
я смотрю на него, и мне всё равно,
им сильнее, чем есть, не ранить.
я лежу на поверхности гладкой стола,
в отражении металла вижу себя -
слои кожи, скелет и мясо,
кровь стекает по пальцам правой руки,
с глухим стуком капает на пол.
мне не страшно - нечего больше терять,
от него давно избавиться пора.
сердце моё успели достать,
и ненасытные, упорные доктора
его измеряют, и смотрят, и вертят...
я лежу и пытаюсь вообразить,
что остаться могло в его глубине
уже после твоей смерти.