С

Помню, как сидели на парапете крыши.
Ты – по-моему, тихо плакала,
Я – до конца не верил в услышанное,
Дождь – только-только начал накрапывать.

Между нами был час и одна пересадка,
А теперь тридцать шесть и четыре границы.
Или в больной голове неполадки,
Или за шесть лет пора бы и спиться.

Может быть это чертовски цинично,
Но сколько не бегай по паспортисткам –
Доступ будет всегда ограничен
Из-за условий сердечного риска.

Помню, как часто часы проверяли,
Считали и губы, и звуки, и руки,
И головы так безрассудно теряли;
Я был твоей глупостью, был твоей мукой.

Как письма писали друг другу форзацами
Книг, что однажды оставили в парке
Переплетами от дождя защищаться;
Не нам их тогда, а им нас было жалко.

Как жить получалось только субботами –
Час ноль четыре от южной до планерной.
Как при встрече любила меняться остротами;
Ты была моей язвой, моей аномалией.

Как знать не хотели, что значит прощанье,
Не думали даже планировать завтра.
И фраза твоя, что срывала дыханье:
«Ну что, как всегда у кинотеатра?»

Непослушные кудри, как радиосети –
Волосы вились воздушным змеем.
Поэты прикажут любить до смерти,
А иначе мы не умеем.

Врачи антидотом стреляют метко,
Но до сих пор все лекарства мимо.
Как кто-то сказал: «У тебя это детство,
А детство, как правило, не излечимо».

2012