Прохожий дождь вздохнул и на покой
И на покой
Засеменил по лужам суетливо.
Под лестницей возился домовой,
Довольно старый, хилый, некрасивый.
Я знал о нем уже лет шестьдесят,
Но мы с ним раньше как-то не общались.
Он подмигнул: он сообщить был рад,
Что он и есть моя крутая старость.
Ну, что ж, – мы разместились за столом.
Свеча, как водится.
Регламент – до рассвета:
Поговорить об этом и о том,
И не спеша
Припомнить то и это.
Скучало время в пыльной темноте.
Кряхтели потихоньку половицы.
Кофейник развлекался на плите
И по углам шептались небылицы.
Крутила сны дремота за спиной.
Он рассуждал, подыскивая слово,
О том, что дом, и сам он, домовой,
И я при том – глупы и бестолковы.
И что безгласен мудрый книжный хлам,
И утро ловко всё переиначит,
И жизнь ушла, и не восполнить нам
Самим себе прощенные удачи.
Поскрипывал на курьих ножках дом.
И всё звучал, и ныл, и млел в истоме
Тот позабытый блюз о домовом,
Что жил в давно разбитом патефоне.
А где-то утром, около пяти,
Когда петух искал свои ботинки,
Он отстучал мне вдруг своё «прости»
На зарычавшей пишущей машинке.
И было пусто,
Грустно и смешно,
И всхлипывал кофейник непонятно,
А за окном зачем-то рассвело,
И дождь по лужам семенил обратно.
И старость,
Старость с выстуженным лбом,
Бесцеремонно развалилась в сердце!..
Но тихо тянет сонным сквозняком,
И там, за дверью, – в майке, босиком,
Всё ждет тебя
И не уходит
Детство.
1998
Свидетельство о публикации №112080603892
Валентина Куксгаузен 08.08.2012 17:07 Заявить о нарушении