Господь

               

Господь, и ты настолько беден,
Что занят, позабыв о нас,
Штамповкой крестиков из меди
Застывших на закате глаз.

Ужель в гробах – твое начало?
В церквах ужели твой кирпич?
А мать, которая кричала –
Ужели твой победный клич?

Светлей, пожалуй, я, порою
Полтинник давший сироте,
Чем ты над Лысою горою
На окровавленном кресте.

Тебе, как гимн, звучит молебен
За упокой усопших душ.
Ты, верно, пляшешь там, на небе,
И сам себе играешь туш.

Гнусавишь что-то о закланьи,
Об агнцах божьих, о судьбе,
Смеясь, как головы бараньи
Лбы разбивают по тебе.

А не пора ль остановиться
На полпути своей езды?
Свята кровавая водица.
И нет другой святой воды.

Иль ты считаешь наказанье
Своей работой? Так уймись!
Имей хотя бы состраданье,
Зарытых забирая ввысь.

Господь, ты проклят. Это ясно,
Как божий день. Как свет и тень.
Ты сам в плаще, подбитом красным,
Себя изжарил на кресте.

И мученик тобою признан,
А девственник тобой воспет.
Душа твоя – для света призма,
И в ней давно изломан свет.

Тебя жалею, не склоняюсь.
Что я тебе? И что ты мне?
Ты там, я здесь от скуки маюсь.
Я – в жизни, ты, увы, - в г…не.
Нет, нет… в окладе. Ты – в окне.

Коль я с людьми, ты с мертвяками
Находим праздничный язык,
Ты чистым рад, я счастлив в сраме.
И сроку каждому впритык.

Пока я жив, ты мне – потеха
Умру, и ты умрешь со мной.
Я – от тоски, а ты – от смеха,
Я – осенью, но ты – весной.

Господь, скажи, где ладят черти
Свой главный вертел. Я – туда.
Открыть секрет? Ты тоже смертен,
И тоже ровно в день суда.

Оставь всю власть, разъедини же
Себя и нас, распутай страх.
Хочу уйти под землю ниже,
Я был не раз на небесах.