Дон Хуан. Часть первая. Влюбленный Хуан

«Я царь — я раб — я червь — я бог!»

Глава 1

1.
Укутавшись плащом до глаз,
Хмельным мадридским духом пьян
Пожалуй, лучшим среди нас
Был  благородный дон Хуан.
Его глаза темны как ночь,
В них отблеск страсти и огня,
Тоску мечтает превозмочь,
Играя гривою коня.
Был от Мадрида отлучен,
Вернулся в этот поздний час,
Как бог любви он был рожден
Дон благороднейший из нас.
Черты изысканно строги,
Дугой изогнутая бровь,
Вернулся оплатить долги,
Или наделать новых вновь.
Поодаль тень его слуги,
Вор и пройдоха Лепорелло,
Слуга, как след его ноги,
И ждут они, чтоб солнце село.

«Ну что, мой друг, Мадрид затих.
Пора, минуя нам заставы,
Потребностей своих благих
В трактире успокоить нравы».

«Сеньор, я лучше б обождал,
Пока последние клевреты,
Упившись ядом своих жал,
Морфею вознесут сонеты».

«Нет, не могу я ждать небес
Соизволенья, мне желанна…
Мария,..  Изабель,...  Иннес…
Ну да, конечно,.. донна Анна».

Пришпоривши коней гнедых,
В прохладу улиц городских
Они тотчас с холма спустились
И в сумраке их растворились.


2.
«Эй, малый, принеси сейчас,
Все, что порадовало б нас –
Хамона, сыра, каплуна
И каталонского вина!»

Вино – услада дней младых
И мудрой зрелости отрада,
Дожил кто до волос седых,
Ему, конечно, тоже рады.
Струится в наших жилах кровь,
Но мы мечтаем лишь о том,
Чтоб наши страсти вновь и вновь
Были наполнены вином.
В войну вино – помощник первый,
Солдатам чарку наливай –
Кто трус, кто от природы смелый
Быстрей найдут дорогу в рай.
Любви бутылка не помеха,
Кто раз хоть женщин соблазнял,
Тот знает, что залог успеха –
Налитый вовремя бокал.
В печали, в радости, в сомненьи
Вино одно лишь верный друг,
Оно источник вдохновенья
И для хозяев, и для слуг.

И вот уже через мгновенье
Был яствами заполнен стол,
Вгрызаясь в ножку с наслажденьем
Хуан продолжил: «Слабый пол
Был для меня всегда приятен,
Я многих женщин в жизни знал,
Не то, чтоб очень был развратен,
Но женский идеал искал.
И вот нашел, о, донна Анна…»,
Наш ловелас проговорил,
Кому-то улыбнулся пьяно,
Икнул и кубок осушил.

«Нет, сударь, а по мне уж лучше
Свобода, мне она как мать,
Уж коль попал в счастливый случай,
Не стоит лучшего искать.
Жена, порою, хуже  ведьмы –
Глупа, сварлива и хитра.
Она достойна адской бездны,
Суда и пламени костра.
Но если жить без них нельзя,
Я во грехе тогда бы жил…»
«Иная  разве есть стезя?»,
Тут дон Хуан проговорил.
Бутыли быстро опустели,
А  кости брошены под стол
И, растянувшись на постели,
Дон со слугою речь завел.

«Тому прошло немало лет,
Когда последний раз в Мадриде
Прекрасный женский силуэт
Я вдруг нечаянно увидел.
Узнал о ней – у донны Анны
Был муж, старик и командор,
Союз, как видим, очень странный
И свой я вынес приговор.
Решил, что если он не может
Прекрасной даме подарить
Любви дары, мне Бог поможет,
Ну а ему рогатым быть.
Однажды в полночь, в час заветный,
Пылая  страстью безответной,
Ночной овеянный прохладой,
Пел под балконом серенады.
Вдруг, вместо милой, из дверей
Сам командор и с ним все слуги,
Не знаю, что же мне милей;
Дуэль или любовь подруги.
Схлестнулись бешено клинки
И искры из толедской стали
Так были ярки и легки
Что место встречи освещали.
Клинки скрестились раз и два,
А дальше уж без остановки,
От схватки кругом голова,
Но рад был я своей сноровке.
На свете лучше нет клинка
Испанской шпаги из Толедо
И фехтовальщиком, пока,
Никто испанца лучше не был.
Я слуг навахи отражал,
Вот командора сталь отбита,
Вот снова у груди кинжал –
Царапина, и боль забыта.
Свой плащ на руку намотал,
Два шага в бок, клинка вращенье,
Но  командор уже устал –
Вот случай мой, в том нет сомненья.
Шаг отступил, клинок вперед, укол –
Фонтан и брызги крови
И на груди его расцвел
Цветок.  Взметнулись птицей брови
От удивленья. Он не ждал
Такой трагической развязки;
Судьба рассказывает сказки,
А жизнь груба. Соперник пал.
Король Кастилии Педро Первый
Тогда ко мне благоволил
И, сохраняя мои нервы,
В столице жить мне запретил.
С тобой отправились в Севилью,
Где воздух был и чист, и свеж,
Где есть воздушные мантильи,
И нет обманутых надежд.
И вот теперь мы снова здесь,
Проникли тайно, словно воры,
Мои пустые разговоры
Воспоминаньем тешат спесь».
« Сеньор, мне странны ваши речи;
Словно  жалеете о том,
Что возвратились. Этим сном
Вы часто грезили далече».
«Все, хватит, Лепорелло, спать,
Пусть утро наш оценит вечер,
Я снова в предвкушеньи встречи
И больше нечего желать».
И с хрустом вытянувши ноги,
Вдохнул, мечтательно зевнул
Поставил шпагу в изголовьи,
И свечи на столе задул.


Глава 2

1
Наутро, освеживши тело
И пристегнув рапиру к боку,
Хуан отправил Лепорелло
На площадь и вернуться к сроку
Велел. Исчез слуга проворный,
Чтоб правду отделить от бреда
И сплетни перец острый, черный
Приправой принести к обеду.
А дон Хуан с вина бутылкой
На шаткой койке развалился
И мыслию безумной, пылкой
Опять в мечтания пустился.
Он задремал. Ему приснился
Холодный мрамор командора,
Что статуей на зов явился,
Чтоб в ад забрать без разговора.
Дон вскрикнул, в жилах кровь застыла.
Проснулся, вздрогнув, с мокрым лбом,
Глядит, прислуга стол накрыла.
И Лепорелло за столом.

«Ну что, мой друг, как донна Анна?»
«Жива , сеньор, и очень скверно
Рекомендуется. Она
(По-моему, больна, наверно),
Словно античная жена
Верна  умершему супругу,
Лишь в нем одном отражена
Ее печаль. Ему как другу
В молитвах вознесла она
Свои все радости и беды
И только раз в неделю, в среду,
Отдохновением воспета,
В саду, в купальне, накрывает
Богатый  стол и неодетой
Роман изысканный читает».

«Что ж, погляжу, пожалуй, в среду.
Как говорил Франсиск  Кеведо,
Рапира, словно женщина. Она
Вдвойне опасней, коль обнажена.
Клинки рапир не раз я видел,
Немало женщин я раздел,
В бою и в страсти ненавидел,
Одной победы лишь хотел.
Уверен, праведность, конечно,
В одеждах царствует спокойно
И исчезает недостойно,
Коль они сброшены поспешно».

Испанский дон после обеда –
Поэт,  философ, музыкант.
Такой испанцу дан талант –
Он верит, ждет его победа.


2
Был в среду день Петра Святого
И именины короля,
Пропитана в честь дня благого
Вином кастильская земля.
Слышны в столице крики, песни
И карнавала звонкий смех,
Дуэли и слова о чести
И предвкушение утех.
Дрожь нетерпенья дон Хуана
Терзала, хоть спокоен был
Он внешне, лишь рукою рьяно
Гитары струны теребил.
Но черный бархат пелерины
Ночь опускает на Мадрид,
Словно Веласкеса картины
Хуан увидел и бодрит
Его ночной прохладный ветер
И донны Анны тонкий лик,
Самой прекраснейшей на свете
Наш дон увидел в тот же миг…

Он часом раньше с Лепорелло
Из дома вышел. И луна,
Как обнаженной махи тело,
Им освещала путь одна.
До сада парочка добралась,
Стена, обвитая плющем,
Преградой вовсе не казалась –
Лишь миг, и вот уж рядом дом,
А вот левей, среди магнолий,
Купальня чуть освещена.
Своей противоречить воле
Хуан не в силах. И она
Пред ним предстала. В темноте
Хуан не виден. Она встала
Из ванной, подойдя к столу,
Все в нем опять затрепетало –
В какую адскую игру
Судьба с ним долго так играла?
И вот ОНА, как дивный сон…
Хуан вдруг понял, что влюблен.
Себя не помня, из укрытий
Он вышел. Вскрикнула она,
И быстрых череда событий
Несется. Вмиг облачена
Сеньора в легкие покровы,
Арабский выхватив кинжал.
Хуан ладонь к груди прижал:
«О, донна, будьте милосердны!
Пусть грудь моя поражена
Кинжалом будет. Он не первый
Ее пронзит. она обожжена
Безумной страстью к вам, мадонна!
Убийца вашего супруга
Вам станет преданнейшим другом,
Коль будет небо благосклонно».
Его слова смутили Анну,
Доставив вместе с тем приятность,
И есть большая вероятность,
Что они были и желанны.
В народе говорят, что баба
Пускай и спит одна, пока,
Ей естество одна забава –
Не может жить без мужика.
Подобных тонкостей народных
Не знал Хуан, но замечал
Он в отношениях свободных
Стервозность женственных начал.


«Не знаю, сударь, что ответить,
Такой напор меня смутил,
Но я, как вы могли заметить,
Давно одна, мне свет не мил.
Но вы могли бы, несомненно,
Меня порою навещать
И знаки своего вниманья
Мне со слугою посылать».

Хуана дух перехватило –
Таким прекрасным при луне
Ее младое тело было.
В ночной он видел тишине
Изгиб ее изящной шеи,
И бледный мрамор ее плеч,
И губ любовное томленье,
Груди соблазн. Не смог сберечь
Дон хладнокровья. Пал к ногам,
Но донна Анна непреклонна:
«Сейчас велю моим слугам
Вас проводить. Раз благосклонна
Была я к вам, то вы решили,
Что ваша я. Так, поспешили».
Дон молча поклонился и пропал
В ночи, где Лепорелло ждал.


3
День каждый Лепорелло носит
Прекрасной донне роз букет
И дон Хуана превозносит,
Улыбку получив в ответ.
По вечерам дон благородный,
Изящную принесший безделушку,
У ног ее проводит час свободный,
Удобно положив под бок подушку.
Захват идет по правилам осады
Но, как и прежде, крепость неприступна
И, избегая приступов досады,
Об Анне дон вздыхает поминутно.

«Мой благородный дон Хуан,
Я вижу все твои страданья,
Но я тебе себя отдам
В ночь, после свадьбы и венчанья».

Не раз учил нас опыт личный,
Что романтические трели
Приятны дамам, но практичны
Они в вопросах о постели».

С письмом отправил Лепорелло,
В нем в страсти пылкой признавался
И, обрести чтоб доступ к телу,
В нем от свободы отказался.
Чего желать теперь Хуану?
К нему привыкла донна Анна,
Король Кастилии сменил
Монарший гнев на дозволенье,
Чтоб он теперь в Мадриде жил…
Прочь, надоевшие сомненья!
Он женится! Как надоело
Спать то с одной, а то с другой…
Но тут вернулся Лепорелло,
Довольный жизнью и судьбой.

«Сеньор, она дала согласье…»
«Ах, Лепорелло, что за счастье!
Как жаль, что я не знал любви!
Мой друг, тот день мне назови,
Когда любовь явила имя
 Прекрасной донны, Боже мой!
Какой желанной жизнь отныне
Предстала. Радость и покой
Достойною наградой станут
За мытарство прошедших лет.
И от меня грехи отстанут,
И обо мне забудет свет».


4
Бискайского залива волны
Так веселы, легки, проворны,
По ним в колонии плывут
Конкистадоров каравеллы,
Что местных жителей спасут,
Приняв их в лоно нашей веры.
Взамен же в трюмах принесут
Обратно серебро и злато,
Шелка и кофе, рабский труд –
Все то, чем страны их богаты,
Чтобы испанский гордый грант
Смог подарить бы даме сердца
В кольцо оправленный бриллиант
И отворить им в спальню дверцу.

Хуан был счастлив все богатства
К ногам возлюбленной сложить,
Дал клятву рыцарского братства
До самой смерти ей служить.
Он стал Сервантеса героем
И крылья мельниц ветряных
Ему казались вражьем строем,
Преградой к счастью молодых.
Свои признанья пылко, смело
Произносил он то и дело,
Она ж задумчиво глядела
На зад упругий Лепорелло.

Пила на свадьбе вся Севилья
И Андалузия в придачу,
Давно уже во всей Кастильи
Не знали о такой удаче.
Колокола вовсю звенели
С раскатом – весело и гулко
И разносились песнопенья
Вдаль по мадридским переулкам.
Паштеты, куры и индейки,
Соленья, мясо всех сортов.
Пусть прочь идет судьба - злодейка!
Сегодня праздник животов!
Потоки вин провинций разных –
Малага, Херес и Риоха
Остался вряд ли кто бесстрастным
От этого переполоха.
Хуана с Анной проводили
В их новый дом. Теперь жена
Есть у любимца всей Севильи,
Душа для рая спасена.

Она стоит, потупив взор,
Добился он, чего хотел,
Какой быть может разговор,
Когда язык доступен тел.
Лобзанья, стоны, легкий вскрик –
Всему на свете есть цена,
Сном беспокойным через миг
Спит дон Хуан. Его жена
Тихонько встала и к окну
 Неслышно подошла, открыла,
Взглянув на сонную луну,
Облокотилась на перила,
Мелькнула тень и страстный шепот,
А вскоре легкий стук копыт
И ветра недовольный ропот.
Хуан не слышит, крепко спит,
Вином сморенный и любовью,
И полог, вышитый тесьмой
Колышит ветер. В изголовье
Лежит прощальное письмо.

Когда же солнца первый луч
В окно лукаво улыбнулся
И, разогнав армаду туч,
Повеял бриз, Хуан проснулся.
Постель холодная пуста,
Словно во сне он осознал,
Что был обманут неспроста…
И  тут письмо он увидал.

«Дон благородный, мой супруг!
Как роль жены мне надоела…
За вас я вышла как-то вдруг,
Но мил мне славный Лепорелло.
Так знай, развратник и убийца,
 Ты мною вовсе не прощен –
Еще вчера ты мог напиться
Вином отравленным, но он,
Мой милый мне сказал, что мукой
Измена будет для тебя
И  бесконечною раздукой
Терзаться будешь ты любя».

Ослепший – ничего не видит,
Немой  – не может отвечать,
Весь белый свет дон ненавидит,
Душа кричит – не замолчать.
Его дублоны, конь и шпага
Пропали. Бедный дон Хуан!
Такого рокового шага
Не ожидал…Какой обман!
Как бык затравлен на корриде,
Разбито сердце его, вскоре
Стал он посмешищем в Мадриде,
Гиеной гложет его горе.


5
Четыре дня он пил без толку,
На пятый, на последний песо
Купил он хереса бутылку,
Любовник бывший и повеса.
Который час он, словно тень,
Ночными улицами бродит,
Уже восток рождает день,
Когда он кладбище находит.
Он видит статую во тьме
Подходит ближе. Командор!
Покорный собственной судьбе
Хуан заводит разговор.
«Ну что, товарищ по несчастью,
Мой враг и самый верный друг,
И я, от жизненных напастий,
Теперь обманутый супруг…»
Хуан глотком тревожным, жадным
Вина бутылку осушил
И командору с ликом хладным
Помедлив чуть, проговорил:
«На жен чужих имел я виды,
Судьбы свершился приговор
Мне все прошедшие обиды
Прости ты, славный командор!»
И что за чудо! Камень бледный
Печально на него взглянул,
«Прощаю, полно, рыцарь бедный!»
Вздохнул… и руку протянул…