Голубая змейка

                Художник Карол Бак.   
          


           ...а перед смертью Он сказал, что его бесов унаследует девочка, родившаяся позавчера. Мы отпали от такого заявления, и что оно до сих пор помнится в этом захолустном городке. Настроение взбрыкнуло вверх,- и мы пошли, слегка озираясь по сторонам. Не видит ли кто направления нашего Пути. Очень хотелось уйти незаметно.

           Я знала, что бесы будут переходить из одного младенца в другого бесконечно. Прекратить это можно было бы только одним способом. Если объект добровольно решится расстаться с жизнью, причём - только так: сбросившись со скалы в воды. Но кто на такое способен?.. Хотелось бы, конечно, взглянуть на эту девочку, но она родится только послезавтра. Поэтому, гонимые своей идеей стать Посвящёнными,- мы двинулись в путь.

           К тому же, я знала, что смогу при встрече с Вестником попросить и он сделает. Я увижу её. Но всему своё время. Он мне не откажет. Послеполуденный свет падал на крышу дома, стоявшего на обочине Вселенной. Травы были вдохновенные, выше человеческого роста. Тропинка - еле заметная. Видно было, что никто сюда давно не ходил...

           Мальва неподвижно стояла перед окном, не решаясь, а может и не желая туда заглядывать. Ничего примечательного не случилось, кроме того, что где-то скрипнула калитка, словно смычком по скрипке... Однако, это была не тема из концерта Венявского... Захотелось однако сказать что-то по-польски, но мой спутник посоветовал не углубляться в ощущения, начавшие во мне шевелиться. Чувство, что меня гипнотизируют уже давало о себе знать. Мы поскорее ушли.

           Я знала, что не пройдёт и пяти минут, как пойдут стихи. Надо было торопиться, чтобы дойти до какого-нибудь следующего пристанища, более менее подходящего, для того чтобы что-то успеть записать. Иногда на меня нападает неудержимое желание разговаривать вслух в рифму. Если попадёшь в струю, то это может продолжаться часами. Потом бывает жаль, что всё ушло в воздух и ничего не осталось. Самая изощрённая пытка не смогла бы меня заставить вспомнить эту болтовню, в которой однозначно больше смысла, чем в том, чем все привыкли обычно заниматься для времяпровождения. Я имею ввиду и работу, не имеющую никакого отношения к Радости.

           Мы шли по полынным лугам нагорий, спускались по скату, благо обувь моя позволяла всё! Это были мягкие из телячьей кожи сандалии производства какой-то из африканских стран, на подобие тех, в которых в древности эфиопы-бегуны разносили почту, пробегая десятки километров и обладая особой техникой, позволяющей это делать в течении целого дня без остановки. Мой спутник был опытным пилигримом, намотавший за свою долгую приключенческую жизнь тысячи километров и понимающий толк в главной части гардероба странника. Именно он посоветовал мне приобрести эти сандалии. Моё сердце в такие моменты спусков и подъёмов переполнялось благодарностью за этот своевременный совет.

           Не помню, сколько мы шли... Но когда наши лица озарились пламенеющим закатом,
мы поняли, что не смотря на то, что сил каким-то чудом прибавлялось и прибавлялось, следует подумать о будущем ночлеге. Хотя мой спутник сказал, что золотое правило пилигрима - идти до тех пор, пока есть силы и пользоваться поддержкой свыше, не отказываясь от неё ни в коем случае. Возможно, завтра - силы будут другие и лёгкость продвижения заменит внутренняя тяжесть и желание постоянно отдыхать. Мы недолго обсуждали эту тему и решили идти дальше, пока сами ноги не скажут СТОП. Тем более, что по дороге у крестьян мы запаслись отличнейшим сыром, кукурузными лепёшками отменного исполнения по древнему рецепту, как нам объяснили, но не сказали как это делается, потому что это был секрет, строго хранимый в этой деревне, и целым курдюком отменного красного вина 1862года. С перспективой блестящего ужина на свежем воздухе, мы решили сделать марш-бросок и пройти лишних 8-9 километров, дабы быстрее продвинуться к цели.

           Постепенно стемнело. Покров тёмно-синего неба был расшит жемчугами самых разных размеров и без преувеличения - всё полыхало серебряным светом созвездий. Словно вынос Святых Даров совершился в полуночном Храме. Чудеса красот неземных происходили на наших глазах без всякого стеснения. Мы только успевали наблюдать и восхищаться!

           Однако, дорога стала приобретать непредсказуемые формы, и трезвый рассудок скомандовал, что пора сделать привал, дабы не попасть в историю на манер непредвиденной ямы и не оступиться в неё. Здоровье ног в таких случаях не менее важно, чем здоровье головы!

           Мы устроились на ночлег довольно удачно в очень уютной не глубокой лощине, откуда открывался прекрасный вид. Разожгли костёр, достали из мешков еду и вино, и сразу для восстановления сил выпили по целой кружке. Мягкое прозрачное тепло разлилось по всему телу, а звёзды разгорались всё ярче и ярче. Запахи трав становились всё более одуряющими,
а звуки, явившиеся неизвестно откуда, наводили на мысль, что не всё так просто в этом мире.

           Возникало ощущение, что всё: и камни, и тропинка, и покосившиеся деревья, растущие на склонах, и журчание родника, слышимого, но невидимого и лучи далёких планет, достигающие нас и шёпот трав, и звуки невидимых птиц,- всё это находится в каком-то невероятном согласии и взаимодействии. Во мне снова зазвучала Поэма экстаза, op.54 Александра Скрябина, её призывная труба, постоянно возглашающая и задевающая всё и вся, дабы ВСЕ ПРОСНУЛИСЬ И ВНИМАЛИ этой гармонии мира, существующей сегодня так же, как и много столетий назад. В такие моменты становится ясно, что человеку ничего, кроме того, чтобы дышать и воспринимать не надо. Взаимодействия человека с человеком нужны, может быть, только для того, чтобы обмениваться по этому поводу мнениями. И это всё.

           В лиловой мгле неба проявились возносящиеся ступени, повеяло влагой... Замирающие касанья трав завораживали. Царь венчанных зорь припал в бессилье, а затем встал и пошёл по ступеням... "Осеняют земной алтарь огневающие воскрылья..."

         



*продолжение следует...