Тенистый сад - Неоконченный роман

Benedictus Dominus Deus meus,
qui docet manus meas ad pr;lium,
et digitos meos ad bellum...
Psalmi 143

Благословен Господь, твердыня моя,
научающий руки мои битве
и персты мои — брани…
Псалтирь 143


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I

 Я иду вдоль дороги, ведущей к ее началу, пытаясь найти перекресток, чтобы попасть куда-нибудь еще. Мероприятие, столь же трудное, сколь бесполезное, ибо везде встречу очередного Посланца, оседлавшего чей-нибудь натертый горб и выкрикивающего: «Найди свое Теплое Местечко!» Когда-то Посланцы были тощими бродягами и топтали дороги своими босыми ногами, теперь же мешковатые одеяния на них удивительным образом пришлись им впору за счет раздувшихся животов и спин, лица приобрели нездешнюю округлость и благонравие, а бороды распушились наподобие павлиньих хвостов.
 Появившись на белый свет после падения титанов, Посланцы заявили, что отправным пунктом их путешествия на грешную Топь являлись небеса, хотя я отчетливо помню, как выползали они из подвалов, куда их надолго определили бывшие владыки Топи.
 Я – Красивый Лучник, страж некоего Сада, а также по совместительству провожатый Озаренных в это благословенное место. Приходится тяжеловато, но муравей не выбирает и не ропщет, хотя в этом мне до сего скромного труженика далековато. Честно говоря, работа моя в Саду – синекура, ибо Сад в охране не нуждается, так же, как в уходе, так что это - вознаграждение за мои прочие труды.
История моего рождения романтична и небанальна: мать моя читала книгу и, листая ее, обнаружила меня между страниц. С тех пор я прочел все мало-мальски стоящие книги и научился читать между строк, ставить точку и выбираться из переплета.
В превосходящем Посланцев количестве Топь населяют только лягушки, к которым я отношусь с большей симпатией с примесью сожаления, хотя и знаю, что целуй - не целуй… Сам пробовал - из научного интереса. Внешне они, конечно, преображаются до неузнаваемости, но манеры оставляют сомнения. Эти свой Сад уже нашли: сидят на своих благоустроенных кочках, вдыхают аромат кофе и придыхают: «Креативно!»
Еще много горбатых, которых озарение не берет, не трать энергию на вспышки. И, конечно, Аверс, хотя для кого-то он и Реверс. При разности взглядов на этот медяк, все без исключения – кто из удобства, кто из преданной приверженности новому порядку, сверяют свое время с количеством оборотов Медного вокруг своей оси. Кстати, и летоисчисление, которое прежде велось от Затопления Топи, имеет теперь своим началом Воссияние Медного Аверса.
Вот и перекресток, наконец. Внутрь Кольца, пожалуй, не пойду, только зазря, как всегда, ноги сотру. Вперед, в бесконечность.
Чем дальше, тем меньше встречается диковинных всадников – Посланцев, которых я про себя называю Жрецами. Появляются аккуратные домики на сваях, тогда как прежде ничего жилого кроме каменных башен мне не встречалось. Башни стоят сотни… лет, и больше, чем «обитаемыми», их не назовешь.
С одной крыши скатываются в топь дети, уже довольно грязные. Весьма отрадная картина, тем более что в большом чане для них уже нагрета вода, а мать скоро позовет к ужину, судя по запаху, так что и голодными дети будут не всегда, и пища пойдет впрок, - иронизирую я вполголоса. Видимо, мне сюда. Поем и подзаряжусь, что не одно и тоже.
У порога надеваю обувь, взятую из заплечного мешка, и, обменявшись приветствиями, сажусь на стул. Хозяйка сервирует стол, дети уже плещутся в чане за стеной. Так я сижу некоторое время, пока не вбегают втроем в широкую дверь два мальчика и девочка - погодки. Тишина в доме разрушается мгновенно, и мать, просветлев лицом, демонстрирует молодость и жизнелюбие:
- Дети, прошу соблюдать приличия!
Трапеза начинается и продолжается в тишине. Мальчики стараются выглядеть мужественно, а девочка поглядывает изредка в мою сторону. Да, я красив, иначе звался бы Мудрым или Весьма Достойным Лучником. А еще меня отличают скромность и манеры.
Поблагодарив обитателей дома за приятное общество, я разуваюсь и вступаю в липкую топь босиком. Настроение отменное.
Над Топью сгущаются сумерки.
«Каков он, Сад?» - спрашивают меня те, кому это интересно. «В нем всегда осень, пора сбора плодов», - всегда отвечаю я. Иначе быть не может, - это я знал, будучи еще простым мясником. «Только жатвы Сад никогда не видел, ибо разве это жатва, когда птицы клюют плоды, так и не распробовав их вкуса?» Эта женщина в доме спросила меня о том же, и я ответил ей так же. «А видел ты дерево в центре Сада?» - спрашивают те, кто еще не потерял интереса. «Видел, и ел с него, и узнал, что не узнал большего, чем из книг», - так я отвечаю этим любопытным.
Те, кто зашел в своем любопытстве далеко, оказываются в Саду, и едят плодов с разных деревьев, и возвращаются домой. Только не помнят, как туда добраться, и как оказаться снова дома, да это и не нужно совсем. Просто нужно проявить немного любопытства.
Прыткие на чужих ногах Посланцы не зря кричат. Свое теплое местечко они давно нашли, их не это интересует. Они заглядывают в глаза Озаренным, погоняют свои вторые ноги, но всегда проскакивают куда-то мимо. Их цель – Сад. Они хотят запретить, закрыть, уничтожить Сад, дорогу в который знаю я.


Глава II

Мелкие камешки осыпаются вниз по узкой тропинке, ведущей в Топь. Она уже близка, и меня это совершенно не огорчает. В чем-то здесь я подобен тем царевнам из лягушек, которые находят в этой жизни что-то приятное. Вот и захлюпало под ногами.
Что делаю я в Саду? Я лежу под деревом и пишу. Прочтя столько книг, я давно должен был начать писать. Между деревьев мелькают тени Озаренных, на страницы рукописи падает листва – вечнозолотая, вечная. Я кладу рукопись между корнями, снова достаю и перечитываю, как бы со стороны. «Сотворив Человека, Креатор сотворил и Женщину. И были они детьми. И сказал им: «вот, плодов много всяких от разных деревьев, но особенно рекомендую отведать от этого дерева, не ошибетесь, в самом центре и выше других. Только подрастите, тогда плод слаще будет, когда сами достанете». Хорошо, вдохновенно.


Глава III

В небе глупо сияет медью Аверс, от которого больше тени, чем света. Проходить под его серым ореолом довольно зябко, но это ненадолго: видимо, меди не хватило на что-нибудь более величественное. Вдали слышится чавканье нескольких пар ног: это Посланцы совершают утреннюю пробежку для здоровья.
Внутри Кольца грязи нет, все выложено камнем, но обуваться Маркиз не стал. Из башен осторожно выглядывают их обитатели – Граждане. Двери закрыты так плотно, что, кажется, никогда не открывались. Стучать бесполезно, потому что нужно будет объяснить цель визита, а Граждане простыми ответами не удовлетворяются. Нужно быть им чем-то полезным, а представления о пользе у них свои.
Я - Маркиз. Всегда слегка пьян, и говорю так, что меня никто не понимает.

«Руки крепкие и уверенные собирают плоды, плоды сочные падают в руки…
Она пьет вино, ест хлеб и мёд, а губы остаются чисты…
Стрела лежит на тетиве, изогнут лук, как девичья спина…»

Вокруг одни лягушки, а так хочется, чтобы тебя слушали без подстрочника. Маргарита не только понимает мой слог, но и подхватывает его, обращает против меня и жалит своим нежным язычком, пока я не запрошу пощады, которой я не достоин, и она казнит меня самым сладким образом.

Бежит витая лестница и тени от огня.
Прекрасная прелестница томится, ждет меня…

Сегодня необычный день, ибо томиться в ожидании приходится Маркизу. Наконец из-за поворота раздается цокот каблучков, попирающих камень под самой желанной из самых взрывоопасных женщин под здешним небом. Влюбленные метнулись навстречу, обдав друг друга: она - запахом духов, он – запахом вина.
И вот уже золотая листва покрывает их обнаженные тела.


Глава IV

Прежде чем начать снова писать, я пробегаю глазами текст, уже лежащий ровными строками на бумаге: «Лучезарный довел труд Креатора до совершенства, сделав порнографию искусством, за кою гордыню был низвергнут Креатором, также не лишенным сего порока, как и любая курица, снесшая яйцо. Дети же, став уже весьма зрелыми, сочли познание излишним и покинули колыбель, горько опечалив своего создателя. С этого момента оставило их благословение, равно как и их потомство по достижении того же возраста и развития оставалось на попечении ветра, дождя и собственной глупости…»
«Сад опустел, Креатор не смог призвать детей своих обратно», - продолжаю я, - «Лучезарный обиделся, в мире воцарилась скорбь, а потомство первых людей все больше становилось похоже на ошибку…» Может быть, их пороть надо было усерднее? Ну, как же, первенцы…
Сегодня хочется просто лежать и смотреть в просветы между кронами деревьев. Мимо прополз, шурша, мирный ужик. Глаза закрываются, мысль вязнет в звуках Сада. Провал.


Глава V

Гражданин встал из-за стола, подошел к окну. Рассеянный взгляд скользнул по освещенной части улицы. Квадрат света ничем не привлекал внимание и навевал скуку. Гражданин собрался было вернуться на жесткий стул, но заметил фигуру в тени башни. Человек пребывал в явном нетерпении, и Гражданин немедленно оживился. Так простоял он некоторое время у окна, ничем не выдавая своего присутствия, да и человеку на улице было явно не до него. Наконец из-за угла раздался звук шагов: женщина. Она устремилась навстречу человеку, и вдруг оба исчезли, даже воздух не задрожал. Гражданин икнул, но на лице его не отразилось удивления произошедшим, - исход встречи был явно предсказуемым.
Гражданин вернулся на свое место, по пути смахнув пыль специальной щеточкой со стоящего у стены Аверса.
Надо сказать, что все решения принимались не Аверсом, а его медным символом, сам же правитель служил для более важных целей, - им награждался наиболее достойный чиновник из администрации, который устанавливал шефа в своем кабинете для устрашения подчиненных и менее удачливых коллег. Существовала, однако, традиция, по которой чиновник, лишившийся права на привилегию, после передачи Аверса другому счастливчику, кончал жизнь самоубийством, что не останавливало соискателей на пути к признанию.
Гражданин открыл сейф и достал глиняную табличку. Вынул из-за уха заостренную палочку и принялся выводить значки. Палка, палка, снова палка, потом то же самое. Задумался: чем же завершить донесение? Тут его осенило, и он, счастливо улыбаясь, нацарапал волнистую линию.


Глава VI

Дети бежали вслед за бабочкой. Изящное создание безвестного ума скользило над серой топью, обходя встречные воздушные потоки и взмывая на волне попутных. Постепенно дети удалялись от дома, а местность становилась все более серой и топкой. Так они оказались на краю топи, за которой открывался неожиданно сухой и теплый ландшафт. Узкая тропинка, по краям которой цвел кустарник, вела в гору, а она уходила куда-то далеко ввысь так, что если захочешь увидеть конец тропинки, закружится голова.
Не задумываясь, дети бросились вверх по тропинке, а бабочка исчезла в кустах. Тропинка становилась все уже, так что идти пришлось почти след в след, и мальчики, пропустив сестру вперед, шли сзади, озираясь вокруг. Пейзаж был диковинным, таких чистых и ярких цветов нигде в топи не встретишь.
Девочка оглянулась и увидела, что братья повернули назад, и они уже на полпути обратно, но не удивилась и не испугалась, пожалуй, ее это совсем не тронуло. Наконец, она оказалась на совершенно плоской поверхности, которой не было видно края, хотя бы потому, что вокруг не было ничего, кроме деревьев, и ничто не мешало деревьям быть везде. От запаха кружилась голова, а звуки Сада закрывали собой весь остальной мир.
В это время братья, добежав до конца тропинки, плюхнулись в грязь.


Глава VII

«Люди озлобились, и промыслом их стали убийство и обман. Они делали мир непригодным для жизни, и постепенно перестали быть его хозяевами, а на их место пришли другие. За другими пришли третьи, потом не стало никого, но люди, разучившись быть хозяевами, остались в стороне до прихода следующих захватчиков. Так проходили века. Все это время Креатор с Лучезарным соревновались в совершенстве творений, одно другого глупей.
И только когда два параноика уничтожили полтопи – один – преимущественно Патриархов, другой вовсе без разбора, противники взглянули вниз и ужаснулись. Было принято соглашение о вечном мире на небесах и программа явления людям пары неразлучных соперников».
Мне было пять лет, когда, взглянув в зеркало, я потерял душу. Точнее, моя душа перестала быть такой, какой пришла в меня в момент моего зачатия. Из зеркала брызнула вспышка и через ослепленные глаза проникла в мой мозг.
С тех пор жизнь моя изменилась. Да, в мои пять лет я был уже сложившейся личностью, и такие перемены во мне были удивительны. Однако я обнаружил, что с потерей спокойствия я приобрел нечто большее, что оправдывало трудности в моей самоидентификации. Я понял, что я – неуязвим.
Что враги мои будут взрослеть, стариться и сходить в могилу, а детство мое будет оставаться в зените, что сильные мира сего будут терять могущество, а я буду наливаться жизнью, как младенец, только что вышедший из материнской утробы, что я могу делиться своей силой без ущерба для себя.
И, стоя перед зеркалом, я засмеялся. Зеркало рассмеялось мне в ответ.


Глава VIII

- Мама, ты совсем не видишь жизни здесь.
Глаза дочери были серьезными, она выглядела спокойной, производя общее впечатление взрослой.
Мать весело рассмеялась и повернулась к дочери, оставив ненадолго ужин на волю огня.
- Анна, в твоем понимании жизнь - это игра, я же счастлива тем, что вы, мои дети, не знаете забот. Чего мне хотеть еще? - и она стала снова деловито орудовать над огнем.
- Разве ты не понимаешь, о чем я говорю, - не унималась дочь, - признайся мне как женщина женщине, тебе ведь одиноко?
Смех матери растворился в воздухе, обратившись в улыбку. - Разве я так стара, чтобы бояться времени? - она снова обернулась к дочери.
- Наверное, я необычная женщина.


Глава IХ

Граждане были заняты важным делом. Их глаза светились трудовым огоньком, так что в знакомом нам кабинете было почти светло. Обсуждался план действий.
- Не для протокола, - объявил хозяин кабинета, и остальные с видимым облегчением спрятали палочки за уши.
- Убийство. Всегда было самым эффективным средством.
- Но мы давно не практиковали... - начал было возражать один из присутствующих, но был оборван.
- Специалисты есть. Простаивают без дела. Да и лицензию продлевать - накладно, а какой тогда смысл?
Все согласно закивали: экономическая целесообразность бесспорна,  выгода очевидна.
- Кроме того, - продолжал председательствующий, - гению требуется признание, как смычку канифоль...
- А зачем смычку канифоль? - перебил председателя какой-то умник.
- Не знаю, неважно... В общем, будем бить дуплетом. На ловца...
Терминология оказалась понятной, и собрание постановило: одобрить.
- Не забудьте продлить лицензию на ложь, - напутствовал на прощание председатель, - иначе в эфир не выпущу.
Аверс глядел куда-то вдаль, но взгляд его был подернут теплотой и благодарностью.


Глава Х

- Игра по правилам - заведомый проигрыш. Почем тебе знать, насколько честен противник?
Маркиз и Маргарита сидели в кафе под открытым небом, она курила, сбрасывая пепел в опустошенную кофейную чашку, Маркиз разглядывал рубиновую жидкость в хрупком бокале, согреваемом его рукой.
- Они создают правила, чтобы нарушать их тайно и явно, - продолжила Маргарита, - а ты, как слепой щенок, все считаешь шансы. Правила - это загон для скота. Нарушай правила - хотя бы для того, чтобы узнать их ценность.
- Но смогу ли я тогда претендовать на чистую победу?
- Если тебя побьют несправедливо, вас рассудят - люди, боги. Но ты никогда не будешь победителем.


Глава ХII*

- Где твой лук, Лучник? - гоготали стражники.
- Дома забыл, - смиренно отвечал я.
- А личико тебе не попортить, красавчик? - стражники обступили меня плотной толпой, не продохнуть.
- Избави бог от такого несчастья, - я чуть не поперхнулся, но вовремя выдохнул налетевший на меня угарный бриз.
Стражники кричали, топали ногами, но не уходили. Тогда я похлопал двумя пальцами себя по плечу, и шайка растворилась в сумерках.
Анна стояла передо мной. Я взял ее за руку и мы пошли.
- Почему ты не сделаешь это маме? - голос ее был тих и тонок.
- Пока человек сам не захочет, его быками не затащишь в Сад.
Сделай тогда мне, - сказала она помолчав.
- Зачем?
- Просто приятно.
Мы остановились. Я заглянул Анне в глаза и провел пальцами по ее волосам. Волосы засветились в темноте, а в глазах заиграли искорки.
- Так хорошо, - заулыбалась Анна, снова взяла меня за руку, и мы пошли дальше.
- А мои братья? - прошелестела губами Анна.
- Им нужно вырасти, состариться, снова стать маленькими, и тогда Сад примет их. Если они захотят.


Глава ХIII

Посланец шествовал, гордо выставив тупую бороду в небеса, в то время как плеть в его руках погоняла неустанно тощие ноги горбатого. На шее посланца поблескивала медная фига - символ, означающий: "Все Пославшему, ничего - вам", что и было начертано тонким инструментом по металлу. Впрочем, фигу изрядно болтало из стороны в сторону, так что оставалось вопросом - кому что.
- Домой, - коротко скомандовал посланец, хлестнув плетью, и горбатый послушно исполнил пожелание наездника, совершив поворот, достойный восхищения. Мелькали улочки, раболепные и брезгливые лица. Стоп.
Здесь посланец соизволил сойти на каменный тротуар, поскольку вход в жилище был довольно узким. Горбатый, задержав дыхание, затрусил обратно.
Посланец отворил коленкой кованую дверь, и хотя должен был взвыть от боли, ничего такого не произошло. Почему - стало понятно, когда посланец с порога бухнулся на колени и, причитая визгливым полушепотом, пополз. Потолок был удивительно низок и с каждым метром становился все ниже, пока комната не превратилась в лаз, нору...


2007


*УПС


Глава XI


2022