А мы торгуем

ТЕКСТ  НА  АВТООТВЕТЧИК

Я знаю, что золото время.
И вы позвонили бегом.
Сорока уехал в деревню,
звоните ему вечерком.

А если и вечером нету,
то, значит, ночует он там.
Звонить, извините, Поэту
придётся уж утречком вам.


ЗАРОСЛА

Уходил в седую древность,
убегал за пропасть лет...
Там моя живёт деревня,
где меня давно уж нет.
Заросла она крапивой
да полынью суеты.
Но была она красивой,
воплощеньем чистоты
отношений между нами –
обитателями в ней.
Исчезает всё с годами,
словно сходит снег с полей.


А  МЫ  ТОРГУЕМ

Страна – сплошная барахолка,
подряд всё продаётся в ней.
Мы поснимали зря верхонки,
и расседлали зря коней.
Нам надо было поработать,
и землю надо б попахать,
а мы торгуем чем ни попадь,
готовы родину продать
за пачку долларов зелёных
и честь, и совесть, и мозги.
Стою я новыми оплеван...
И не видать в стране ни зги,
и нет просвета в драке этой
стреляют походя и жгут,
и топчут подлые Поэта,
его свивают нервы в жгут.


НЕ  ХОЧЕТСЯ  ПЕТЬ

Безмолвье осенней погоды
безумствует с ветром в лицо,
и катит тяжёлые воды,
и Душу свивает в кольцо.

Не хочется петь и смеяться
в унылой закатной заре,
забыв о возможности счастья
в печально дождливой поре.


НАИТИЕ

Святое наитие чести.
Безгрешность осенних примет
с отсутствием признаков мести.
Души неизвестной портрет
был мной нарисован когда-то
на лёгком ветру перемен,
когда возвращались солдаты
с войны, избежавшие плен.

Всё было иначе и проще,
кудрявилось облако грёз
в синеющем в золоте рощи
в безвинности ласковых рос,
упавших с беззвёздного неба
из памяти летнего дня
по милости Божьей и Феба
в холодном пыланье огня
казалось всё сущее бредом
с налётом презрительных фраз.
Я шёл в неизвестность, а следом
не мой рисовался анфас.