OHA

В моей крови

Уходят дни в ночное решето.
Быть может, были мы не там, да и не с теми,
Но слышен пульс, и нет сомнений, что
в крови всегда теплей и глубже время.

Луна в бреду, укусы паука,
По всей равнине рваные шинели.
Как мне постичь спасенные века
в моей крови, в моем счастливом теле?

Мутное утро

Мутное утро, грущу о чем-то,
Каплей ползу по стеклу окна,
Надуваю предметы у горизонта,
Провожаю последние волны сна.

Мутное утро, мой завтрак скромный,
С чайным паром над потолком
Парим с тобой над квартирой сонной,
принимая десятки форм.

Оклики строгого телефона,
шелест желтых пустых бумаг.
В сердце мятный античный мрак
и разрушенные колонны...

Школа

Школа, красные кирпичи,
В аудитории спят лучи
просвещения. Спят моря
знаний. Рядом холмы, поля...
В ожидании сентября
дворник спрятал в подвал метлу,
У забора кошачья драка,
Сторож бродит с хромой собакой,
Птицы дремлют крыло к крылу.
Немного кружится голова.
Все готово для озарения
гения из пятого класса "А".


Песни евнухов

Евнухи песни поют о любви,
глаза закрывая и пощипывая струны,
бинтами перевязанные.
Евнухи песни поют о любви,
в отсутствии семени
больше музыки в их крови
и меньше им нужно времени,
чтобы наполнить счастьем
чистых вдов и плечистых воинов
в панцире с аркебузой.
Вдохновившись бесполой музой,
врываясь в чей-то простой уют,
евнухи пьяные тонкоголосые
песни радостные поют.

Средиземноморское

Жара. Сломан кондиционер.
Дмитрий спит. Продавлена койка.
Рядом его мобильный телефон и черная мухобойка.

Как скипетр и держава.
Слова, сказанные вчера,
покачиваются на дне.

До этого, напившись,
я спал спина к спине с лодкой старой.
Чайка сидела на скале с профилем Нельсона.

Дух великого Трафальгара выскальзывал
из под загара девушек и детей.
Улыбалась обольстительница-вода.

Бежевые разрушенные бастионы
сливались со скалами.
Навсегда превращались в твердь те,

Кто когда-то защищал их стойко.
У каждого из них был свой
мобильный телефон и черная мухобойка.


Послеполуденный остров

Черная коза и белая чайка
кивают друг другу клювом и рогами.
Остров безлюдный с желтой травой,
Два оливковых дерева, зной.
Ветер их тени за облаками тащит медленно...

Гостиница, сожженная солнцем,
отключена от электро-льда,
не отвечает на Ее звонки.
Тени крон и облаков пересекаются,
Разбегаются, играют в перегонки.

Она

В самом начале черная коза
о чем-то говорила с белой чайкой,
Потом я рассматривал очень долго белый череп овцы.
Потом чайка взлетела, устав от скучного диалога,
Потом на мгновение пропали цвета и краски,
Потом дала первый пенный аккорд волна,
Потом появилась Она,
Говорившая по-итальянски.