Несколько текстов в прозе и в рифму

Памяти Якова Хелемского

- Задержанный, рассказывайте, как было дело.

 - Выхожу один я на дорогу; сквозь туман кремнистый путь блестит.

 - Хорошо. И побольше подробностей. Только не растягивайте. У нас мало времени.

 - Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет

 - Почему Вы решили, что свет бессмысленный? Впрочем, неважно. Продолжайте, я записываю в протокол.

 - Девушка в платье из ситца

 - Так. С этого момента меня интересует каждая деталь. Учтите, от этого зависит, где вы проведёте ближайшие годы.

 - Вы понимаете. Только несколько минут. Только несколько минут, между нами длилась та беседа. Я спрашиваю её: «Как, скажи, тебя зовут? Как, скажи, тебя зовут?»

 - Подождите. Почему Вы дважды спрашивали. Их что две было?

 - Нет, одна. Я иногда каждую фразу дважды повторяю для убедительности.

 - Понятно. Продолжайте.

 - Она мне отвечает вопросом на вопрос, понимаете: «Что, - говорит – в имени тебе моём? Оно, - говорит – умрёт, как шум печальный, волны плеснувшей в берег дальний».

 - Это нормальная реакция девушки в платье из ситца. А почему Вы именно к ней подошли с этим вопросом.

 - Понимаете, она так медленно прошла меж пьяными; была без спутников, - одна; дышала духами и туманами и веяли древними поверьями её упругие шелка.

 - Мда. Повод ли это? А ну кА подождите. Какие шелка? Вы же говорили ситец.

 - Ну, это образно я имею в виду. Я представил: и шляпа с траурными перьями и в кольцах узкая рука.

 - В кольцах? Вас что интересовали её украшения?

 - Да нет. То есть, да, конечно интересовали. Но не в том совсем смысле. Вы понимаете, у меня очень богатое воображение. Мне бывает такие сны снятся…

 - Сны? Это может смягчить вашу участь. Какие сны? Приведите пример.

 - Мне снится, что в некоем зале, где я не бывал никогда, играют какую-то пьесу. И я приезжаю туда. Я знаю, что скоро мой выход. Я вверх по ступеням бегу. Но как называется пьеса, я вспомнить никак не могу. Меж тем я решительно знаю по прихоти сна моего, что я в этой пьесе играю, но только не помню – кого. Меж тем я отчетливо помню – я занят в одной из ролей. Но я этой пьесы не знаю и роли не помню своей. Сейчас я шагну обреченно, кулисы раздвинув рукой. Но я не играл этой роли и пьесы не знаю такой. Там, кажется, ловят кого-то. И смута стоит на Руси. И кто-то взывает: – Марина, помилуй меня и спаси! И, кажется, он самозванец. И кто-то торопит коней. Но я этой пьесы не знаю. Я даже не слышал о ней. Не знаю, не слышал, не помню. В глаза никогда не видал. Ну, разве что в детстве когда-то подобное что-то читал. Ну, разве что в давние годы, когда еще школьником был, учил я подобное что-то, да вскоре, видать, позабыл. И должен я выйти на сцену и весь этот хаос облечь в поступки, движенья и жесты, в прямую и ясную речь. Я должен на миг озариться и сразу, шагнув за черту, какую-то длинную фразу легко подхватить на лету. И сон мой все время на грани, на крайнем отрезке пути, где дальше идти невозможно, и все-таки надо идти. Сейчас я шагну обреченно, кулисы раздвинув рукой. Но я не играл этой роли и пьесы не знаю такой. Я все еще медлю и медлю. Но круглый оранжевый свет ко мне подступает вплотную, и мне уже выхода нет.

 - Да, задержанный! Это, пожалуй, точно смягчит вашу участь. Боюсь, Вам вообще не к нам. Вы сейчас хорошо себя чувствуете?

 - Сейчас да. Но если я заболею, - к врачам обращаться не стану.

 - Правильно вообще-то в наше время. Обращайтесь к друзьям. А где и кем Вы работаете?

 - Я путевой обходчик.

 - Странная профессия. И чем Вы занимаетесь? Что входит в ваши обязанности?

 - Где черный ветер, как налетчик, Поет на языке блатном, Проходит путевой обходчик, Во всей степи один с огнем. Над полосою отчужденья Фонарь качается в руке, Как два крыла из сновиденья В средине ночи на реке. И в желтом колыбельном свете У мирозданья на краю Я по единственной примете Родную землю узнаю. Есть в рельсах железнодорожных Пророческий и смутный зов Благословенных, невозможных, Не спящих ночью городов. И осторожно, как художник, Следит приезжий за огнем, Покуда железнодорожник Не пропадет в краю степном.

 - Скажите, а Вам всегда кажется, что ветер поёт на блатном языке?

 - Это зависит от силы ветра. А можно мне тоже Вас спросить?

 - Спрашивайте.

 - Вам не случалось двух сестер Замужних слышать разговор?

 - О чем тут, боже справедливый, Не судят милые уста! О русских нравов простота! Я, право, человек нелживый -- А из-за ширмов раза два Такие слышал я слова...А какое это имеет отношение к нашей ситуации?

 - Понимаете, я заметил, когда человек долго со мной общается он немного меняет своё отношение к жизни.

 - Вы не путайте меня. Чем у Вас дело закончилось с девушкой в платье из ситца?

 - Паренёк с московскою гитарою
 И девчушка в мамином платке
 Бродят дружной парою, неразлучной парою,
 От столичных улиц вдалеке.
 Их любовью первой озарённые
 Ожили пустынные края.

 Это вам, романтики,
 Это вам, влюблённые,
 Песня посвящается моя.
 Это вам, романтики,
 Это вам, влюблённые,
 Песня посвящается моя.


 Поют оба:

 Всё руками собственными создано,
 Пройдены нелёгкие пути.
 Под степными звёздами, обжитыми звёздами
 Хорошо любимую найти.
 Дружба в испытаниях рождённая
 Никогда не рушится, друзья.

 Это вам, романтики,
 Это вам, влюблённые,
 Песня посвящается моя.
 Это вам, романтики,
 Это вам, влюблённые,
 Песня посвящается моя.

 Новосёлам, ставшим старожилами,
 Хорошо мечтается вдвоём.
 Юность беспокойная, юность быстрокрылая
 Шепчется о будущем своём.
 Бродит пара полночью бессонною
 Вдоль степного тихого ручья.

 Это вам, романтики,
 Это вам, влюблённые,
 Песня посвящается моя.
 Это вам, романтики,
 Это вам, влюблённые,
 Песня посвящается моя.


Акупунктура Всеволода Дремучего

Уважаемые читатели, любители русской поэзии!

 Вы держите в руках первую книгу замечательного российского поэта.

 Всеволод Дремучий родился в 1978 году вдали от бурных литературных баталий на станции Капотня в многодетной семье землемера и ветеринарного врача.
 Детские впечатления оставили глубокий след в творчестве Всеволода.
 Красота и необъятные размеры земли родной и милость к животным вот главная тема произведений раннего Дремучего.
 Тема малой родины проходит красной нитью через многие стихотворения поэта.

 «Широка поляна у реки, а девчонка с карими глазами не смогла отбиться от руки. Ты не плачь, любимая, слезами».
 ---
 Недавно я спросил Всеволода – что он имел в виду. Как можно плакать не слезами?
 Ответ Мастера запомнится мне надолго, если не навсегда: «Плакать,- сказал Поэт – нужно сердцем».
 ----
 Сопереживание страдающим животным.
 «О зверьё, не смейте меньших братьев бить по голове своей рукой! У любимой розовое платье и закат такой же над рекой».

 После окончания восьмилетки Всеволоду Дремучему, уже известному в Капотне юному дарованию, были открыты все пути, но он пошёл по стопам отца и окончил лесотехнический техникум, не оставляя литературных опытов.
 Здесь же Дремучего посетила первое глубокое чувство.

 «В глазах любимой вижу счастье, терзавшее меня вовек, но проявляется участье и засыпает человек».

 Проникновенный и внимательный читатель легко обнаружит, что большая любовь не менее семи раз раскрывала свой купол над судьбой Дремучего.
 Но далеко не каждый заметит, что обе, по всей видимости, были брюнетками.
 Посудите сами.

 «Ну, где же ты любимая, ну где же!? Качаются рябины на ветру. Сегодня я никак не разберу, которую из вас любил я реже».

 Гражданская позиция поэта прослеживается не менее ярко.
 «Встретил я доярку тётю Клаву. Пенсионный возраст у неё. Плакали дубовые дубравы. Повышайте пенсию, зверьё».

 Обратите внимание на скупость оттенков. Поэт самоограничивается, сам оскопляет себя. Мастер призывает нас перед ликом вечности не транжирить средства, а сохранить их для потомков.

 Поэт смело демонстрирует свои политические взгляды, не оглядываясь на новомодные течения. Очевидно Дремучий убеждённый сторонник конституционной монархии.

 «Грядёт на Русь самодержавье. Ведь нету книжки без заглавья. Но демократия нужна… Тогда какого ж вы рожна!?»

 Зрелый Дремучий расширяет аллегорический и метафоричный ряд поэзии, выходит на новые горизонты лирики, проявляет видение мастера, используя так нужные всем нам переносы по строкам. В его стихах прослеживается внутреннее напряжение.

 «Солнышко моё, здесь дуют ветры
 над полями. Цепенеет рожь.
 А в садах фруктовых вяжет гетры
 на деревья наша молодёжь».

 Очевидно, зоркий взгляд Дремучего фотографически точно подметил, что в тот год в Капотне запоздали с побелкой фруктовых деревьев в саду имени Мичурина, где к поэту часто приходит творческое вдохновение.

 Безусловно, Дремучему удалось сказать в поэзии новое слово.
 Даже не одно.
 Никому до Всеволода не удалось включить в поток поэтизированного сознания такие яркие приметы нашего времени как микроволновая печь и бензопила.

 «Стою у печки микро-волновой
 и застываю, вечный твой конвой.
 Как долго у соседки ты была!
 А в голове гудит бензопила».

 Обратите внимание, опять внутреннее напряжение!

 Поэтическая акупунктура Всеволода Дремучего разнообразно и настойчиво беспокоит, тревожит читательский антураж и никого не оставит равнодушной.

 Давайте поблагодарим ООО «Грибоеды» за прекрасную возможность встречи с замечательным поэтом – Всеволодм Дремучим и пожелаем им процветания и вдохновения во имя вечной как сама жизнь Поэзии российских просторов.


 Берендей Ляпсус-Застольный,
 член объединённого союза литераторов Нечерноземья и Приморья «Данайцы»


*      *     *

Мне - смотреть, как метель упекают
через мёрзлую течь февраля…
и писать. Что за мука такая –
прирастать умноженьем нуля.

Эту влагу, идущую в земли,
оскуденье снегов у черты
принимай обречённость… Приемли,
как художник сдирает холсты.

Да на чернь загрунтует зелёным
и воздаст по делам, поделом…
Не иначе с колодой краплёной
старый шулер идёт напролом.

Обойдется. Не раз приходилось
в межсезонья ложиться кровать,
уповая на вечную милость
за зимою мне вёсны давать.

Потому обиваю пороги
и подачку легко заберу -
не сушить же промокшие ноги
на холодном и скользком пиру.


Письмо к женщине

Доброе утро, любимая!

 Пишу тебе из частной клиники, куда ты меня упекла.
 Нет, я не в обиде на тебя. Здесь мне и место.
 В принципе, здесь очень даже не плохо – у всех отдельные светлые и большие палаты.
 Кормят тоже вполне прилично и разрешают общаться между собой в любое время суток.
 Таких как я здесь, говорят, двести тысяч. И всё новые и новые прибывают. Это просто ужас, сколько болеет людей.

 Сегодня воскресенье, но утренний обход Главврачихи всё равно будет. Она работает без выходных. Женщина она хорошая. Но, думаю, что тоже того – не совсем нормальная. Посуди сама, у неё тоже есть семья, как и у всех, а она тут с нами панькается. Сама она москвичка, но без снобизма. Здесь люди из разных городов есть. И даже стран. Из Америки даже есть. Представляешь!
 Вообще здесь все того. Санитары, нянечки, сторожа. Точно не знаю, но мне иногда кажется, что это больные из других палат выдают себя за медперсонал, а на самом деле медперсонала никакого и нет. Самоуправление.

 Больные меня часто ругают за мой бред и безграмотность. Говорят, что пишу в бортовой журнал непонятные отрывочные фразы, смысл их часто неясен, кроме того, с ошибками.
 Кстати о бортовом журнале. Его ещё называют персональная страница.
 Ничего удивительного в том, что пишу непонятно и с ошибками не вижу.
 Как ещё можно писать в сумасшедшем доме?
 Да, да, любимая. Я знаю – это самый обыкновенный сумасшедший дом для психов и не надо меня успокаивать, мол, подлечусь, и ты заберёшь меня отсюда.
 Давай возвратимся, девочка, назад и вспомним, как я вообще сюда попал.
 Когда я решил, что Уменяимянету и Этоправопоэта, куда мне ещё оставалось?
 Только сюда. И мы правильно с тобой решили, что ты права и мне нужно идти к своим.

 Понимаешь, это самое то место для меня. Здесь все такие же, как я – с виду спокойные вежливые люди, а на самом деле самые настоящие сумасшедшие.
 Есть, говорят, здесь и буйные, но они мало кому мешают. Если к ним не ходить в палаты, то и они часто к тебе не ходят.
 Не помню, писал тебе или нет – порядки здесь такие. Каждый может прийти без спроса к тебе в палату, читать бортовой журнал и писать в книгу посетителей что угодно. Заведено так, ты должен что-то ответить на отзыв посетителя. Он потом вернётся почитать твой ответ. Может ещё написать. Нет, никто в принципе, не обижается, если ты не ответишь на отзыв. Но принято отвечать. Я сам часто оставляю отзывы в чужих палатах и хожу читать отзывы на мои отзывы.

 Ещё знаешь, как бывает? Вместо отзыва один больной пишет другому прямо к себе в бортовой журнал. Как заладит «кровь – любовь», «любовь – кровь», «любовь – вновь», «судьбе – тебе», «вокзал – сказал», «сигарету – нету», «таю – летаю» и так далее. Считается, что такие словосочетания себя изжили и больные спорят, можно ли так писать в журнал. Моё мнение следующее – ни один нормальный человек не станет обсуждать такие вещи, да ещё спорить об этом. Отсюда я и делаю вывод, любимая, что все здесь сумасшедшие. Я мог бы привести тебе массу конкретных примеров с именами и псевдонимами сумасшедших. Но тут такая штука. Если я кого-то упомяну из них лично в бортовом журнале, то они обидятся. Кроме них обидятся те, кого я не упомянул. Если их поменять местами и упомянуть тех, кого я не упомянул, а тех, кого упомянул не упомянуть, то ничего не изменится. Всё равно обидятся. Только уже за другое. Это, кстати, ещё один признак по которому сужу о психическом нездоровье контингента.

 Ты можешь удивиться, почему я остерегаюсь – ведь это личное письмо.
 Тут дело такое.
 Я обязан все свои личные письма дублировать в бортовой журнал.
 Такие порядки и иначе нельзя.
 Не выгонят, конечно, но в гости ходить совсем перестанут.
 Больные то они больные, но других же здесь нет, а одному скучно.
 Просто невыносимо одному бывает.
 Нет, я не жалуюсь, не прошу меня забрать к себе.
 Я всё понимаю. Так надо.

 Ты знаешь, ко мне бывает, ходят в гости и нормальные.
 Анонимно приходят. Нормальные не пишут отзывы.
 Специальный счётчик регистрирует всех посетителей палаты поимённо, кроме нормальных. Их он не идентифицирует. Счётчик настроен только на бирки нашей клиники.

 Сейчас я по заданию Главврачихи занимаюсь розыском интересных журналов. Считается, что у меня хороший вкус. Глядя на тебя, любимая, у меня в этом нет никаких сомнений. Попадаются не плохие журналы. Самого больного уже нет. Или выписали или совсем нет его, а журнал лежит в палате и никто палату занять не имеет права.

 У меня есть любимые больные. К ним в гости хожу часто.

 Фобии у всех разные. Есть помешанные на политике, религии, нацвопросе – всё как в жизни. От неё и сходят с ума.
 Есть интересная фобия. Не может человек в свой журнал написать, пока не посоветуется с кем-то. Странные все. Откуда мне знать, писать тебе в свой журнал или не писать? Это ж твой журнал. Лети куда хочешь.

 Многие лежат под своими именами. Много и псевдонимов. Такого как у нас с тобой ни у кого нет. А знаешь почему? Это связано с моей фобией. Я самый из них Великий Сумасшедший. Они все сумасшедшие каждый в чём-то одном. А я Самый Великий Сумасшедший. Я помешан на своём сумасшествии. Поэтому сразу решил, что буду в журнал писать сплошной бред и имя себе беру самое идиотское.

 Целую тебя крепко и нежно, девочка моя.

 Сам вот лежу и думаю – ну как можно одновременно и крепко и нежно поцеловать!?
 Псих – одно слово.


 PS
 Поздравляю всех читателей с Днём Космонавтики.
 Счастья, здоровья, любви, дорогие мои КОСМОНАВТЫ.
 Летайте куда хотите и не забывайте про бортовые журналы.

 Ваш псих.



С Павелецкого

Уважаемый читатель!

 Наш Сетевой интерактивный креативный литературный журнал предоставляет свои страницы не только для авторов и критиков, но также и для рядовых читателей – нам всегда интересно их мнение о том, что мы делаем, ведь не ради самого творчества и самоё себя мы пишем.

 Сегодня мы предлагаем вашему вниманию беседу главного редактора нашего журнала Соломона Царинкина с таким обычным читателем, любителем поэзии из города Попасная Луганской области, что на Украине Тихоном Громыхало. Мы постарались сохранить для вас, насколько это возможно, неповторимость и самобытность речи Тихона, его поистине народный взгляд на поэтическое творчество.

 СЦ.
 – Тихон Спиридонович, наша беседа в большей степени адресована не читателям журнала, а его авторам. Расскажите, пожалуйста, о себе. Как Вам живётся и работается в Попасной? Что любите, что читаете?

 ТГ.
 – Мне 48 лет. Женат, двое детей – сын и дочь. После окончания механического техникума, работаю на Попаснянском вагоноремонтном заводе мастером второго цеха. В нашем цехе ремонтируют вагонные люки и устанавливают балабашки. Супруга у меня работает в санэпидемстанции.

 Скажу честно и откровенно, наша семья очень любит поэзию. Вообще город Попасная и Попаснянский район Луганской области – очень поэтические места. И, наверное, поэтому здесь мало равнодушных к поэзии людей. Я таких почти не встречал.

 Как только у нас в двухкомнатной квартире появился компьютер и Интернет, мы всей семьёй с удовольствием читаем стихи. Любим и ваш журнал. Пока Маша по выходным возится на кухне, мы с дочкой громко читаем ей стихи. Конечно, если Маша стирает в ванной или вышла на огородик – у нас возле пятиэтажек много огородов, – не докричишься.

 СЦ.
 – Скажите, а кто из авторов нашего журнала, кто из поэтов больше нравится вашей семье?

 ТГ.
 – Да, многие нравятся, практически все. Особенно нам нравится читать рецензии и отзывы. В них столько человеческого, столько искреннего. Я всегда нахожу душевное отдохновение в рецензиях. Скажу честно и откровенно, много в журнале и ерунды. Смотрю, бывает, как накинутся москвичи на самодеятельного поэта и начинают его поучать. Нет, я не против филолологов. У меня самого тёща фололлолог – до пенсии преподавала в пятой школе литературу и прививала к ней любовь. Но, скажу честно и откровенно – нельзя же так. Иногда до слёз бывает жалко хорошего поэта – что с ним делают наши дорогие филологи.

 СЦ.
 – А запомнился ли Вам какой-нибудь конкретный случай?

 ТГ.
 – Конечно. Вот недавно прочитали мы с дочкой стихотворение одного поэта из города Шадринска Курганской области. Я люблю те места – служил в армии с хлопцами оттуда - мы в танковой учебке в Остре вместе служили – а потом на свадьбе гулял у армейского друга. Через всю страну, считай, проехал. Такого насмотрелся в пути! Родина наша, скажу честно и откровенно, - красивая. Прекрасная у нас страна. В Шадринске, кстати, тепловозоремонтный есть завод – коллеги наши. Да. Так вот. Написал один поэт из Кургана стихотворение. Можно его будет напечатать в статье? Прямо здесь?

 Где собака та зарыта,
 Что тебя я полюбил?
 В землю я стучу копытом
 Изо всех последних сил.

 Повстречались мы с тобою -
 Две тропинки, два ручья
 И единою судьбою…
 А ведь ты была ничья!

 Посмотрю – ну, чем сразила?
 Всё как у любых людей.
 У любви большая сила!
 Без любви конец совсем!

 Скажу откровенно, стихотворение понравилось. Мне всё о любви нравится. Конечно, не всё в стихе гладко, как у Пушкина. Но ведь смысл же правильный. Не теряет мысль автор. Вижу я недостаток с рифмой в конце. Но тут, боюсь, филологам вообще не понять. Хитрый это поворот и с двойным смыслом. Ой, с двойным. А филолги московские как накинулись на курганца. Как давай его терзать. И никому ничего не докажешь, скажу вам честно и откровенно. Заело это меня. Вот и решил почитать справочную литературу, с тёщей посоветовался, учебники вспомнил по русскому языку – я же неплохим техником считаюсь на заводе, скажу без ложной скромности. Приходилось разбираться, как устроена автосцепка у полувагона и даже тормозная магистраль в поездах.

 Хочу сказать – конечно, парень из Шадринска маловато читал теории. Но это же не вагоностроение, где от незнания теории может авария быть и люди пострадают. У нас, например, на заводе случай был – привинтили мы люки на вагоны болтами. А по ГОСТу болты должны быть крепкие, если вагоны на Крайний Север поедут. Специальные должны быть болты. Но, не доглядело ОТК. И поставили обычные болты. Люки в вагонах отпали прямо в Мурманске. Вот история была.

 Но вернусь к стихотворению.
 Поэт, по моему мнению, это такой особый человек и мыслит он по особому. Как бы специальный такой болт в него закручен. И вокруг того болта вертится у поэта мысль.

 У обычного человека мысль не вертится, а течёт, а у поэта как на спираль закручивается.
 И не может поэт просто взять и по-простому сказать.
 Вот учёные и разобрались в этих спиралях, а я почитал.

 Скажу честно, в этом стихотворении все признаки поэзии налицо. Метафоры, аллегории, аллюзии, ассонанс, идиоматика. А для курганцев  и луганцев, скажу – и просторечие необходимо.

 СЦ.
 – Тихон Спиридонович, а как Вы считаете, это стихотворение красиво?

 ТГ.
 – Я понимаю на что Вы намекаете Соломон Моисеевич! Мы в Попасной тоже с понятием. Вы гуляете по Невскому проспекту; с дамой с собачкой видитесь, считай, каждый день. У вас там одна красота, а у нас в Попасной и Шадринске иная есть красота. И эту красоту свою мы ни на какие выкрутасы столичные не променяем.

 Вот Вы, Соломон Моисеевич, посмотрите, до чего литературная теория дошла. У вас уже есть теория литературной дискуссии и история литературных дискуссий. В этой истории разбирают не кто был прав и не прав, а кто как спорил. Какими методами спорили в 17-м веке и какими в 18-м. Как спорили в Германии, а как во Франции. Это ж с ума можно сойти. По крайней мере у нас в Попасной я никому про это рассказывать даже не буду – чтобы меня совсем дураком не посчитали. И так, есть тут мнения, скажу честно и откровенно. Да и Маша моя сильно не отрицает.

 Думаю я так, Соломон Моисеевич! Спор в литературе, как и любой спор бывает четырёх видов. И чтобы Вы совсем не думали про нас плохо, приведу цитату:

 «В теории литературы дискуссии и споры протекают в различных формах. И если мы не желаем использовать применительно к ним заразительную юридическую или милитаристскую метафорику, то можно с некоторой долей юмора взять основные жанры популярного кино и выделить четыре различные формы дебатов. Итак, дискуссии в теории литературы могут завершаться как фильмы о диком Западе (в финале происходит showdown [решающая схватка] и один из соперников, явно проигравший, падает тяжело раненным в свете заходящего солнца); как триллер (развязка миновала, но, именно когда враг кажется поверженным, он вновь возвращается в область теории — уже как призрак); как романтическая комедия (после ряда теоретических недоразумений все вновь обретают друг друга и замечают, что с самого начала, собственно, и пребывали в согласии) или как семейная драма (в финале все теоретические конфликты остаются неразрешимыми, но герои сходятся как раз на том, что лучшим исходом для всех было бы и вовсе перестать общаться друг с другом).»

 Не все слова здесь мне понятны, но скажу, правильно написано. Как и в том стихотворении про любовь.

 СЦ.
 – Тихон Спиридонович, от имени читателей нашего журнала хочу поблагодарить Вас за содержательную беседу и интересные мнения о поэзии. Передавайте привет и наилучшие пожелания Маше и детям. Вы когда уезжаете из Москвы? И, кстати, зачем Вы приезжали?


 ТГ.
 – Спасибо и Вам, за возможность высказаться. Я люблю Москву. Столица это наша. Чтобы там ни говорили. А уеду сегодня. С Павелецкого.



*      *      *

Осень пока не вступила в права,
не распугала грачей.
Знаю: её позывные слова
как приговоры врачей.
– Ты боязливо уйдёшь, одинок.
– Я не хочу в синеву.
Вечный глухого с немым диалог
в жухлую ляжет траву.
Сыпать вопросы на ясный ответ –
только и предрешено…
Всепроникающий солнечный свет –
трезвое жизни вино.