Друзья

Солнце катится к закату, снег вчерашний почернел.
Злые, бравые ребята меня тащат на расстрел.
У стены расстрельной тошно, я спросить хочу у вас:
"Ну, скажите, разве можно убивать в который раз?!"

Я бояться их не должен, мне бояться их нельзя!
Но патрон в обойму вложен, и убьют меня ... друзья.
Те, с которыми, как в праздник, пил-закусывал и пел,
Те, которым, как участник, я помог в десятках дел.

Сверлят злобным, цепким взглядом, целят в сердце или в лоб.
Их шеренгой, как парадом, правит пьяный чёрный поп.
Их двенадцать, ровно столько будет выстрелов во мне...
Промахнётся разве только... тот, кто ищет смысл в вине.

Как же так могло случиться, что нашёл в друзьях врагов?
Сколь верёвочке не виться, а к петле я был готов!
Но когда плетут канаты не враги, меня кляня,
Мне не верилось, ребята, что плетут сеть для меня.

Мой единственный и близкий, мой надёжный старый друг,
Выпив пол-бутылки "Виски", стал страшней чужого вдруг...
Для надёжности, поверьте, он дослал с другими вряд,
С пожеланьем скорой смерти, в свой патронник мой заряд.

А второй мой дружище верный, с кем делил я и кров, и стол,
Спутал зло и добро, наверное, направляя в меня свой ствол.
Третий, тоже не худший самый , пальцем нежно потёр курок,
И четвёртый, немного гнусавый, от волненья немного взмок.

Пятый громко сморкался в пальцы, исподлобья глядя вокруг,
Он всегда слыл невинным страдальцем, мой любезный и добрый друг.
А шестой по привычке старой, клялся в верности вечной Христу.
И седьмой, от грехов усталый, всё молился Христову Отцу.

Был восьмой друг почти невминяем, то ль с похмелия, то ль по уму.
Он визжал истерическим лаем и фальцетом пропел "Колыму".
А девятый был сосредоточен и грыз ногти на левой руке.
И десятый серьёзным был очень... Было скучно мне с ним в кабаке.

И одиннадцатый как-то печально посмотрел на могильный мой крест...
А двенадцатый дал мне прощальный свой окурок с названием "Вест"
И заплакал, что я отказался. Мог бы рюмку налить от щедрот!
Он вчера в земле долго копался. Не могилку мне вырыл, а грот!

А начальник расстрельной команды, пьяный поп "Отче Наш" прокричал,
Напрягая распухшие гланды, спьяну что-то не в тему бурчал.
И друзья мои от напряженья позабыли зачем и пришли.
Но, сменив на лице выраженье, заорал поп отчаянно: "Пли!"

И, отброшенный дюжинной силой, я сползал по шершавой стене...
Молодой и навеки красивый на кровавой в снегу простыне.
И глазами в бездонное небо, не моргая, глядел я, смеясь.
От таких страшных зрелищ и хлеба никому не захочется всласть...

Полежал до утра для приличья, мог до вечера так продолжать.
Утром друг руку подал мне лично и спросил: "Долго будешь лежать?
Ждут дела нас большие, как прежде, ждут друзья помянуть и обнять.
А пока не лишай нас надежды тебя снова, мой друг, расстрелять!"