Говорят, он избалован водкою

Говорят, он избалован водкою,
А по жизни совсем наркоман.
И своей приблатнённой походкою,
За себя даже больше сказал.


Ну, а он просто жизнью измученный,
И уставший от праведной лжи.
Рукава что по локти засучены,
Не его атрибуты души.


Он любил лишь её сероглазую,
Ну, а ей на любовь наплевать.
И убит был её подлой фразою,   
Наша жизнь, ресторан да кровать.


Может быть, она в чём- то права была,
Но нельзя так рубить сгоряча.
Эта жизни кривая парабола,
Не смахнётся как муха с плеча.


И в притонах, где скатерть засалена,
Где водяру из пластика пьют.
И кровать всякой хренью завалена,
Он искал свой покой и приют.


Там обнимутся и поцелуются,
А накатят, так квасят носы.
Там похожие судьбы тусуются,
Перешедшие грань полосы.


Но он был там вороною белою,
Что он мог рассказать о себе.
Воевал, был в плену, в Бога верую,
Но загнил в яме сброда на дне.


И однажды проснулся взъерошенный,
Заглотив банку ржавой воды.
Прохрипел: «До свиданья хорошие,
Всем отмерит господь за труды».


Не любви, не родни, не пристанища,
Лишь от пуль раны в теле зудят.
Он ушёл в покрывало туманища,
И пускай, кто чего говорят.


Говорят, он избалован водкою,
А по жизни вообще наркоман.
Но не лил эту водку он  в глотку вам,
И иглу не пехал в вену вам.


Где он счас, может быть, он нашёл своё,
Где-то есть и его место быть.
Может где-то склевало его вороньё,
Но не нам его точно судить.


Сколько их по планете мотается,
Не боящихся пули и слов.
Но они лишь всегда отзываются,
На молящий о помощи зов.