Одержимость

Впервые он появился два года назад. Был июль. Солнце не жалело ни людей; ни себя, раскаляясь до невообразимых температур; ни термометры, поднимая их столбики все дальше и дальше от сорока. В то время у меня не было ни забот, ни проблем. Я радовалась середине лета, означавшей наличие в запасе еще половины каникул, и прохладным вечерам. Кстати, в один из вечеров он и появился.
Я тогда не придала его появлению никакого значения. Парень как парень. Разговаривал со мной о фарфоровых чашечках. Подумаешь. Мало ли таких изысканных? Я несла ему в ответ отборный бред о морях, в которых живут нежные дельфины в шелковых халатах. Это было весело, время в этом разговоре умирало само по себе. Мы не пытались его убить. Вечер плавно перешел в ночь. Он ушел. Не обещая ни возвращений, ни того, что будет помнить меня. Просто ушел. Так бывает.
Второй раз он появился уже осенью. Я не могу вспомнить, когда это было точно. Кажется, это был конец сентября. Днем было еще достаточно тепло, но ночи радовали приятной и, в отличие от летней, влажной прохладой. Я уже забыла и о нем, и о нашем разговоре.
Он появился. Он заставил вспомнить. Мы проговорили с ним всю ночь. Потом весь день. Было бескрайнее количество бессонных ночей той осени, проведенных в разговорах с ним. Мы говорили обо всем, о чем только можно подумать. И от разговора к разговору, от темы к теме, мы нашли столько сходств и общих черт, что это казалось аномальным. Конечно, вначале было очень весело понимать, что мы похожи. Но потом нам приснился один сон на двоих. Я ехала к нему, а он ко мне. Тогда мы решили, что мы ментально родные. Даже ментально сцепленные. Эдакие сиамские близнецы.
Я знала о нем только то, что я знала о самой себе, но мне хватало этого, чтоб любить его больше и сильнее, чем это вообще возможно. Я никогда не знала, когда он посетит меня, но у него был талант являться в самые сложные моменты. Он приходил и выручал. Он умнее меня, поэтому во многих ситуациях меня спасали его знания. Я благодарна ему за множество моментов. И без него я не добилась бы и половины того, что имею сейчас.
Иногда он пропадал. Надолго. Он мог не приходить неделю, месяц. Кажется, его со мной ничто не держало, и он мог спокойно покинуть меня. И я не знаю, почему он возвращался. Но говорил, что любит меня. И я верила в это. Всегда.
Мы оба были словно грибы одной грибницы, которая разрасталась и крепла, делая нас все ближе и ближе. Но прошлой зимой ее, наверное, изрядно подморозило.
Он перестал приходить в сложные для меня моменты, а когда приходил, говорил, что сам переживает какие-то трудности. Я старалась понять, не быть эгоисткой. Но без него было жутко тоскливо, и ночи наполнялись слезами и истеричным шепотом, заглушаемым подушкой: «Приди, ну же, приди…»
Я не знаю, что сломалось. Или это внутри нас, или где-то порвались нити, связывающие. Было больно, почти физически. Иногда, когда я лежала с закрытыми глазами, я почти ощущала его рядом. Казалось, вот он. Протяни руку, и схватишь. В воздухе становилось так напряженно, будто рядом он. Но я открывала глаза. Пустота.
Пустота была вокруг без него, пустота же была и внутри. Иногда он все же появлялся. На какое-то мгновение. Сказать пару слов и вновь испариться.
В моей жизни еще не было такой больной весны. Настолько больной, что тело отказывалось служить мне: кости ломило зверски, мышцы ныли, и все нутро трясло какой-то безумной истерикой. Я хватала руками воздух, надеясь уловить хоть частицу его. Но… Рядом не было даже его тени. И сейчас нет.
Я смотрю в окно: весна прекрасна. Она – начало жизни. Все цветет, люди будто бы распрямляются после зимы, ходят в полный рост, не прибитые морозом. Только меня этой весной скрутило, сгорбило. Я развалина. И не в состоянии стоять, я падаю на пол, и скребу когтями паркет. «Вернись» - я шепчу, прижимаясь к коричневой половице мокрой щекой.
«Вернись».