Обида

               
               

      Иван Петрович Кузенков был человеком серьёзным и обстоятельным. В деревне его уважали. Восемь лет назад от него ушла жена и с тех пор он жил один.
      В тот день он задержался на работе допоздна. Восстанавливали комбайн.
        - Золотые руки у тебя, Кузенков, - сказал подъехавший председатель, услышав ровное дыхание отремонтированной машины.
      Иван Петрович шёл домой усталый, но довольный. Уже около дома повстречал молодую женщину с десятилетним ребёнком, спешащую по улице.
     - Людмила, куда это ты, на ночь глядя? – спросил он.
       Женщина остановилась и повернула к нему лицо, мокрое от слёз:
     - Сама не знаю, Петрович. В город поеду... Достал меня алкаш мой.
     - Так ведь не уедешь. Автобус уже не ходит. Оставайся у меня до утра, - предложил Иван Петрович.
       Поколебавшись немного, Людмила согласилась. Иван Петрович тут же сообразил на стол. Ели – разговаривали.
         - Хорошо у тебя, Петрович, - сказала уже успокоившаяся гостья. – Дом у тебя в порядке. Тебе и баба-то, наверное, не нужна?
     Иван Петрович улыбнулся:
        - Что ж я, по - твоему, евнух что ли? А если серьёзно, без женщины мужику нельзя. Не нормально это...
      Они ещё долго разговаривали...  Наутро, уловив настроение Людмилы, Иван Петрович предложил ей остаться ещё на несколько дней, пока дело не уладится. Всё решилось просто и буднично. Однажды ночью она пришла к нему сама.
         - Старый я для тебя, Людушка. Может, зря ты со  мной связалась? – говорил он, поглаживая волосы лежащей на его груди женщины.
         - Что-то я не заметила. Сколько тебе? Пятьдесят?
     - Сорок семь...
     - А мне тридцать... Почти ровесники.
      И стали они жить. Людмила наконец-то обрела то, чего так долго искала –спокойствие и уют. Ребёночка её Иван Петрович принял как своего. Играл с ним, уму-разуму учил... Несколько раз приходил бывший муж, но Иван Петрович его быстро отвадил. Силой его бог не обидел. К тому же он обладал редким для деревенского мужика качеством – почти не пил. Одну рюмочку за обедом и ужином и всё.
         - Две, - говорил он, - уже пьянка. Я норму знаю.
      В этом был он весь... Всё у него было по полочкам, всё неизменно. И если Людмилу, по началу, это радовало, то потом стало раздражать. Они прожили год, и она от него ушла. Если бы ей повстречался нормальный мужик, Иван Петрович бы это понял. Но она ушла к такому же пьянице, каким был её первый муж. Встретив её однажды вечером на пустынной улице, Иван Петрович не мог не спросить:
     - Почему, Люда? Что я тебе плохого сделал?
      Женщина отвернула в сторону лицо и, вздохнув, ответила:
         - Ты хороший, Иван... Очень хороший. Но... понимаешь...- она взглянула ему в глаза и выдохнула резко и с болью: - Да не могу тебе я этого объяснить! Прости!
      Она развернулась и ушла. Иван Петрович постоял ещё с минуту, переваривая её слова, затем вошёл в дом. Дома разделся, почти машинально налил в кастрюлю воды, собираясь приготовить еду, и вдруг остановился, поймав себя на мысли, что всё это не важно. Руки сами собой разжались, кастрюля упала, облив его водой. И тут его обуяла ярость. Он пнул ногой стул, перевернул стол, разбросал попавшиеся под руку вещи и только тогда успокоился. Сел на пол, обхватил голову руками и, покачиваясь из стороны в сторону, оставался в этом состоянии ещё долгое время, борясь с овладевшей его сердцем обидой на себя, на Людмилу, на весь свет...