Вместо стихов

Письмо к другу.

Грусть от Вашего письма, говорит о том, что, именно, печаль формирует стихи.
О том, что художнику для песен надо грусти - до такой степени надо,
что желать ему мучений - это почти хороший тон - значит добра желать.
Так считает обыватель. И ничего более уродливого, в эстетике человеческого сознания, мне не встречалось.
Коль боль - это топливо духа, а песни – защита,
Коль страдания сподвигают искать рифмы, мелодии и краски –
то желаем тебе, Художник - мук душевных,
 любовий неразделенных,и голодных спазмов желудка!
Да помогут тебе казематы и каторги наши!
Да благославит тебя глад и смрад!
Извлекай нам из глубин мрака душевного,
светлых песен и гордых полонезов!
Терзаний тебе! – Дерзай!
Самое светлое и бессмысленно чудное произведение, написано в застенках сырого подземного каземата - это, конечно, Дон Киход Ломанческий, милого Сааведра Мигеля Сервантеса.
Сидел в яме с изувеченной рукой - она же болит!Знаете, как плохо без руки в тюрьме, одному?
Как там холодно, больно, грустно. А он оттуда вечный свет зажег своим славным и сумасшедшим идальго - с тазиком для бритья
 вместо шлема на голове.
Луна, сверкнув как тазик медный
От стен небесных отделилась
Скатившись в сад…

Какая насмешка! - Рыцарь без дамы – дама - мечта, развеянная по ветру ветряными мельницами.
Читая его, видел через строки как сидит он на соломе, брошенной на камни, в рваной рубашке, с рукой, на перевязи, прижатой к груди …
И ужас, ледяной пещеры Франциска Ассизского, казался мне благодатью:

Он с тоской бичевал свою плоть,
Не касался рабынь и вина.
В собеседниках – только Господь,
А в любовницах – только луна…

Я был там, на горе у Франциска. Лег на его камни и слушал их гул.
А пещера тепло из меня тянула  как человечество - взамен ничего не давая.
Быть может - это есть свобода?
- Отдать свое тепло камням!
Стою, задумавшись у входа,
Прижавши желуди к губам.
Лежал я, в пещере, околевая на камнях Франциска, и думал о Сервантесе.
О том, что есть еще страшнее ложе! - Там, в алжирском подземелье, где он: бедный, голодный, небритый, гений человечества зажег свет!
- Сноп света высек - своим Дон Кихотом! - Этим ненужным миру благородством, добротой и любовью, которые не прививаются к Мировой Душе, как кипарисы и кедры, поменявшись местами.
Думал, о том, что Мировой Разум не может быть добр, потому что смерть, освобождая место для жизни – забирает жизнь!
И это так безбожно больно, что жалкий ум наш, хлипким усилием веры, пытается усовершенствовать безумными легендами о вечности, несовершенство и жестокость Мирового Разума.
А сам Космический Разум так слаб, что не сумел додуматься до гармонии без смерти.

Как ни прекрасна Жизнь, но Смерть - обессмысливает этот подарок!
Да.
Потому что Смерть, своей непроходимой тьмой, перечеркивает ослепительную вспышку Жизни!
Смерть - есть великий обман Мирового Разума, сообщающий нашим умам -
Вечное разочарование.
И мы пытаемся избыть его в утешительных легендах о райских кущах, которые нам самим смешны!
Как нелепы, не логичны, не реальны и безумны посулы небесных продлений бытия, мы все же слепо веруем в них, не в силах принять подарок Высшего Разума, во всей его жестокой данности и невыносимой правде.
И веруя в это нЕчто, в это нИчто, мы тоже лжем! - Изгаляясь, пытаемся иглами подтянуть кожу, скальпелем подрезать глаза, чтоб казаться… и хоть как-то обмануть, других и себя.
Ибо, чтобы принять несовершенство Первичного Замысла, друг мой, нужно иметь Сверх человеческое Мужество!
А, Религия – как не прикладывай ее к ранам, все-таки есть не что иное, как культурный призыв к мировому обману!
Она и есть - мировая порука лжи!
Абракадабра, которая расшифровывается тем,
что называется – всемирная ложь во спасение!

Я читал Сервантеса ночами в холодном финском домике моего детства и улавливал, бьющий в ночь источник света из-под алжирских решеток.
Я чувствовал, как ему там твердо и холодно, рубашка рванная, и перо скрипит по шершавому пергаменту.
Видел, как он склоняет остроносое лицо свое над мятым листом и клюет торопясь, гусиным перышком глиняное дно чернильницы, откуда рождается Дульсинея.
Дульсинея из чернильной капли, как Афродита из пены!

Потрясало насколько бесчувственно человечество (не в исторических пластах, но в каждодневном быте), потребляет только конечный результат!
- Греется от жара стихов, романов и музЫки, не думая о том, как мёрз художник, рождая эти строки, звуки и краски, чтоб услаждать ими мир.
Потому что мало кто знает как звали Брадиса, используя каждый день его таблицу,
или Вейерштрассе ...
Но, Художник, более отзывчив к мировой боли, он подхватывает ее, несет в свое творчество, осмысляя и ища утешения.
И когда обыватель говорит: Да! - художнику - нужны страданья!
Пожелаем ему их и создадим!
Мне кажется, что в этот момент сам обыватель лоснится, как горьковские трактирные мещане - зализанные на прямой пробор половые, с услужливым полотенцем наперевес.
Это самый депрессивный для меня рисунок бытия:
Трактиры, нечесаные, распущенные женщины и мужики с чесночной отрыжкой из гнилых ртов.
Все это цвелое и липкое - никогда не полюбит Дон Кихота и его свет.
Но … все равно - Не правда! - Что боль нужна как топливо Творцу!
Универсальный гений Леонардо доказал это!
Он тешил умы человечества –( в столетиях обгоняя его развитие) - обеспеченный, чисто одетый с золотой зубочисткой во рту!
И этот редкий, но изумительный пример благополучия гения, опровергает страдание, как благо для духа!
А низкие страсти, мой друг, коим и я подвержен, рождают взлеты чувств к высотам, где искрит чистота, белизна упавшего снега.
И нешто не топчет его, разве только розовые ступни босоногих ангелов.
И если я заплатил за этот свет - ценой мрака - значит, он стоит того.