Был бы слабым, но великим

В сторону кинь всё железо, ибо враг последний умер.
Шаг ко мне щекочет что-то, только знай, что я - твой фюрер.
Возьми со сторон пластмассу - дай для утешенья нищим.
Ты, на удивленье, голый, но с закрытым голенищем:
канат змеёй обвил столбы, что я могу назвать "ногами".
Ты б не грелся, если бы мог на год остаться с нами.
Тогда б кудрявый андрогин, не мешая колу с водкой,
в тишине совсем один привиделся б с печальной ноткой.
По поверхности бедра был бы бит собою плёткой,
для летящего ядра был бы спящим одногодкой.
Бабочки б летели под серебристым самолётом.
Чёрный авиапилот был бы лучшим здесь пилотом.
И сказал бы Эдвард Мунк, написав картину "Ревность":
"Это более, чем труп - тело грел, оно не грелось.
Зыс ис рили мо, зэн корпс... файр ис стронг, бат нау итс джаст уик!"
Но я в действительности - босс, а ты - мой посох, нокоть, шарфик,
вонь духов, кусочек от грилли, пламени костра, ограды,
не сумевший ровно год прожить в спине, иканьи смрада,
его пальцах, снах, глазах, телефоне, на гардине,
на его лице, штанах, в камере той холодильной...
Я разбил часы, в цветы кинуть их пришлось, ведь крики
мне мешали спать, а ты был бы слабым, но великим...