Первое письмо татьяне

Дорогая Татьяна!
РАЗ
С тех пор как я отъехал из ТЛТ, ты стала для меня действительно дорогим поводом к жизни. Конечно, другие поводы — творить, возлюбливать мир и обретать благополучие и свободу — были до тебя и остаются по сей день, но ты превознесла их на высоту, которой мне так не хватало.
Грубо будет сказать, что без женщины — какой-то абстрактной женщины — моя жизнь является неполной: женщина, не вызывающая восторга и трепета, подобна пошлому онанизму. А ты вместе с собой и именно собой — подарила мне почти забытое чувство — как говорили ранее — разлила негу и благостное волнение.
Именно благость волнения перевешивает чашу волнения целого, отодвигая суету, беспокойство и страх.
Ты признаешься мне в своем опасении — как бы не оказалось все это с моей стороны мимолетным и временным увлечением — и знала бы ты, верила, что тоже самое есть и во мне, однако сказано уже мной: благость, сущая от тебя здесь и сейчас, все затмевает.
Не столь давно я понял ценность доброго чувства, силой которого можно преодолеть всяческие страхи, успокоить себя и возрадовать. И я радуюсь тебе и намерен радоваться, не огорчая тебя и не печалясь самому.
И пусть будет томление, пусть оно будет, пока разделяют нас государственные границы, пусть оно только укрепляет наше намерение встречи и познания друг друга.

ДВА
И что мне давать обещания и не исполнять их
что мне говорить «верь» и лишать веры
когда сам хочу правды, тверди и ни единого искушения, кроме твоего.
и вот враги мои передо мной встали:
вот трезвость, позволяющая судить и выносить вердикты;
вот сила, сокрушающая всякую жалость и исполняющая властью над сущим;
старость, нависшая над разумом, подкрепляемым властью;
и во главе и над ними — смерть, поглощающая все прожитое и достигнутое,
сравнивающая все с прахом и пеплом.

Но что мне до них, когда превыше их любовь, останавливающая время,
низводя всякую силу и власть
и смерть посылая к лилиям — ибо она уж точно не опоздает.

И никаких оков на тебе не будет,
а те что есть и не дают двигаться — пусть спадут,
однако на сердце твое я ставлю замок
а ключ вечно ношу с собой,
и слепок с него никому не позволю сделать

ТРИ
Да, я законченный идеалист и романтик, с верою в то, что конец далеко не близок, не должен быть близок и к чертям вообще все эти концы. Незачем думать об этом, допускать стремление к этому — навязчивое или наоборот; пользы от этого — ровный вакуум, пустота — это в лучшем случае, а то и вовсе — дыра, которую долго латать или более того — ничем не заполнить. Вон рефлективную чушь о временности, долой сомнения, и пусть оно как в века средние, рыцарские, но с поправкой на постмодерн — будет лишь крепким и еще крепче — день ото дня и без окончания.

Однако, письмо заканчивать надо, хотя оно может быть не о трех, а о более частях; но сколько бы ни было частей в эпопее — и у нее есть последняя страница и титульный лист.
Тут уже так: у всего есть конец, однако не к каждому началу хочется возвращаться, не каждый роман просит перечитать его вновь и до самого конца, переживая наисветлейшие чувства. Тем более, что мы еще только поселили друг в друге надежду на превосходное начало и продолжение — со всею ответственностью и честью, на которые мы способны.

Post scriptum et apriori
Нельзя разрушить то, что еще не создано,
и глупо создавать то, что можно разрушить.