Арапчонок

        АРАПЧОНОК

(ПОЭМА «АРАПЧОНОК» - ПАРАФРАЗ,
    ПЕРЕЛОЖЕНИЕ НА СТИХИ               
РОМАНА (1 части) Ю.Н.ТЫНЯНОВА «ПУШКИН»)    
               
 ГЛАВА I. АЛЕКСАНДР
               
В Немецкой слободе, в особняках  роскошных ,
В Москве екатерининской поры,
Жил Меньшиков, Орлов, вельмож рать всевозможных
И баловней изменчивой судьбы.

Стояли по соседству с этими дворцами
Домишки деревянные в садах
С амбарами, клетушками и флигелями
Во двориках тенистых на задах.

У регистратора Скворцова проживала
Семья майора Пушкина. Была
Весна, кончался май. Жиличка здесь рожала,
Отцу семейства сына принесла.

Крестины состоялись, и куртаг* затеян, 
А чтобы не ударить в грязь лицом,
Майор был скареда и, денежки жалея,
В Охотный ряд он сам шел за вином.
                * Прием (нем.)

Служил гвардейцем, но уж год в отставке,
И на сюртук давно мундир сменил,
Лафита выбрав три  бутылки в лавке,
Гостей встречать домой он поспешил.

В краю Нижегородском, в Болдино, в деревне,
Боярской вотчине, он тыщу душ имел.
Знал: мельница там есть, питейный дом, харчевня,
Доходам рад был, но бывать там не хотел.

Он в совершенстве изъяснялся по-французски,
В Париже не был, но романсы знал.
Гнусавил он невольно, говоря по-русски,
И интерес к словесности питал.

Был Карамзин Сергею Львовичу любезен,
Среди поэтов сердцем отдыхал,
И Дмитриев Иван был тоже интересен,
И сам он эпиграммы сочинял.

У барышень успех имея постоянный,
(шел шепот восхищенный: бельэспри!)*
Женитьбою своей всех удивил престранной
Тому назад почти что года три.
* Остроумец (франц.)

Семьёй обзавестись рассчитывал едва ли,
Приволокнуться за Надин решил,
Её «прекрасною креолкой» называли!
Влюбился и руки её просил.

И в этом не был он оригиналом,
Жениться вправду уж пришла пора.
Жена - арапа внучка, Ганнибала,
Что другом был великого Петра!

Однажды тёща зятю правду рассказала:
С родителями в Липецке жила,
Своею родиною город тот считала,
Счастливой до замужества была.
               
Жених её, арап, морским был офицером,
Из стольной в город Липецк приезжал,
Казался Марьюшке он доблести примером,
Женился, но надежд не оправдал.

Покинул с дочерью, злодей, без пропитанья,
Женившись на прелестнице другой,
И в лютой бедности живя, терпя страданья,
 Растила дочку в жизни непростой.

По иску выспорила Кобрино для дочки-
Приданое невесте молодой.
Село Михайловское завещанья строчки
Сулили, как уйдет он в мир иной.

На время Марья Алексевна  поселилась
У зятя, видя в этом свой резон:
(ему троюродной сестрицей доводилась )
А как понять, богат иль беден он?
               
Имел он тыщу душ, а сахару нет в доме,
И в лавку задолжали уж давно.
Всё говорило ей о зяте-скопидоме,
Иль денежки спускал он в казино.

Надежде, дочери, совсем не доверяла,
Ленива, равнодушна, не огонь.
В ней не свои, черты арапа подмечала:
Лицом в отца и жёлтая ладонь.

Полдня по дому в неглиже ходила,
Но вдруг, как кто укусит, всё вверх дном:
Переставляла мебель и тарелки била,
Кусала ногти, сидя за столом.

Вот и теперь ещё не собрана. Встречали
Она сама и зять её гостей.
Младенец в люльке спал, а гости прибывали:
Сестрица зятя - Лиза, муж – Матвей.
               
Аннет - сестра вторая. Ей уже за тридцать,
Но женихов она ещё ждала.
Пока искала, выбирала Анна принца,
Бежали годы, молодость прошла.

Василий Львович, зятя брат, с женой, «Цырцеей»,
(Красавица - она, он – эфемер).
Волшебницу так называли в «Одиссее»,
Ту, что в поэме описал Гомер.

Пришёл граф Воронцов, что принял из купели
Мальца новорожденного. Без сна
Сидела нянька рядом, возле колыбели,
И тихо пела песенку она.

Был Дмитриев, поэт, и Карамзин, писатель,
И граф Монфор  из города Бордо,
Изгнанник Франции, в России - прихлебатель,
И здесь пока не свил своё гнездо.

Играли гости в буриме,* потом в альбоме 
Французик купидона рисовал.
Все было, как в салоне светском, на приёме,
И рад хозяин, что не оплошал.

* Игра – составление стиха на заданную рифму
               
В саду, под липою, к обеду стол накрыли,
Гостей пришедших угостить пора.
Обед прошел на славу, кушанья хвалили,
Готовил тёщин повар на «ура».

В Английском клубе не всегда так подавали,
А тут всё вкусно: каша, щи, блины.
Вина не пил кухарь и девки уважали,
Жаль, был оставлен тёщей до весны.

Сергею Львовичу хотелось, чтобы было
Всё как у всех, в женатой жизни сей,
Но никогда и ничего не выходило…
И ныне милых сердцу всех гостей
               
Вдруг разогнал Надежды Осиповны дядя,
Некстати появился в доме он.
На старого арапа с любопытством глядя,
Все вспомнили: младенец был крещён!

Быть может, гости повели б себя иначе,
Но спал малыш, и всеми был забыт.
Петра Абрамыча приезд всех озадачил,
Нежданным оказался сей визит.

Мальца  увидев, он ликующий, победный
Расчувствовавшись, возглас вдруг издал:
«Мил арапчонок! Ганнибал великолепный!»
Схватил ребенка и расцеловал.

 «Род Ганнибалов  почитаем несомненно,
Но в этом доме – Пушкиных семья.
И сын мой не арап! – Сказал отец смятенно,
Не Ганнибал, а Пушкин, как и я.
               
В честь деда моего сын назван, Александра,
И дерева фамильного творца!»
( Но с дня рожденья будто вещая Кассандра
судьбою правила поэта до конца).

«Как ты»? – арап вскричал и Пушкиным напомнил
Историю семейную одну
Сей генерал-майор, и сразу всё испортил,
Знать, до наливки водочки хлебнул.

Из ревности и в жутком умопомраченье
Жену зарезал в родах предок - дед…
Греха его, быть может, стала искупленьем
Поэта смерть чрез много, много лет.

Глава 2ВОСПИТАТЕЛИ
Родится сын и, как все дети, щебетаньем
Малыш тотчас наполнит отчий дом.
Увы! Сергея Львовича пустым мечтаньем
То было, призрачным, чудесным сном.

Курчав, но толстогуб, смугл. Волосы льняные
К шести годам уж начали темнеть.
Упрям сынок, ронял платочки носовые.
Ну, как такое матери стерпеть?

Была Надин неистощима в наказаньях
На выдумки. И носовой платок
На куртку сыну, «адъютанту», в осмеянье
Приколот аксельбантом – на урок.

И нелюбезен Сашка, и неповоротлив,
Дурён до неприличия – урод!
Был матерью замечен он грызущим ногти,
Во всём виновен африканский род.

С дурной покончить непременно чтоб привычкой,
Связала руки Сашке за спиной.
Морила голодом весь день! Его сестричка
Жалела брата детскою душой.

Друг детства, Оленька, единственный ценитель
Стихов, поэм и первых эпиграмм,
И критик пьесы Александра «Похититель»,
Свидетель нелюбви его к мадам,

К той воспитательнице, ябеде прегадкой,
Пандоре, зачинательнице ссор,
Безграмотной, премерзостнейшей гувернантке,
Был ей под стать завистник – гувернёр.

Арапа деда, дикаря и грубияна
Родители в нём стали узнавать.
Для светского дитяти поведенье странно,
И отвращенье чувствовала мать.

Неловок старшенький. Бьет вдребезги посуду.
Разбил стакан, не склеить, не собрать.
Пропала книжечка, лежащая под спудом,
Французских анекдотов. Где искать?

Наказан должен быть несноснейший мальчишка.
В молчанку целый год играла мать
И думала: привычками (нет, это – слишком!)
Сын на неё похож, ни дать, ни взять.

Дрожали губы, но сносил обиды молча,
Не плакал сын, прощенья не просил.
Бочком по дому, как сквозь строй враждебных полчищ,
Тихонько Александр проходил.

Любви родительской не находил ребенок,
Бежал к Арине, нянюшке своей,
Обиды все и униженья арапчонок,
Печаль свою без слов поведать ей.

Когда - то в доме Ганнибалов  проживала,
( Арина – девкой крепостной была ),
Там замуж вышла и детишек нарожала,
Хозяйка внуков нянчить забрала.

Однажды Марья Алексеевна решила
Дать вольную Арине и семье
Та отказалась и внучат её растила
И  в том свое считала бытие.
 
Как в молодости, вновь за четырьмя ходила,
Кормила, одевала их, любя.
Всех вместе, табором, детей гулять водила
Им силы отдавала, всю себя.
               
Но Александр Сергеич няньке всех дороже,
Она его жалела больше всех.
Был невиновен мальчик этот темнокожий,
Что вот таким родился, как на грех.

Питомцу ввечеру рассказывала сказки
И пела песни «русской старины».
Перекрестив, ждала, когда закроет глазки,
Чулки вязала, штопала штаны.

Мальчишке сердце добротою согревала,
Заботилась о нем и берегла.
Мать не любила Александра, не ласкала.
Арина ближе матери была.
               
Глава 3. ОТЕЦ

Семейный дом Сергею рисовался раем,
Но оказался рай совсем не тот:
Не дом, а флигель, та же клетка с попугаем,
И множество великое забот.
               
Не жаждал делать он по должности карьеру,
Заполнен день его был без того:
Охотный ряд, театр, Дворянский клуб, к примеру,
Приятнее нет в мире ничего.

Надин в театре всё любила, кроме сцены.
Он декламировать стихи любил.
Но, к сожалению, служитель Мельпомены
Смешон ей был и скуку наводил.

Нашел внимательного слушателя – сына,
Сергей прекрасный чтец был, не отнять.
Сын появлялся в кабинете, у камина,
Просил отца Мольера почитать.
               
Отцу вниманье Сашки было лестно,
Молчаньем только мальчик огорчал.
Героев пьес изображать умел прелестно,
Восторгов, жаль, сынок не выражал.

Скрывать свои Сергей старался развлеченья,
Не всё он в светском обществе блистал.
И с сослуживцами – юнцами без смущенья
Он в игры новомодные играл.

Семейству разраставшемуся удивлялся:
Жена опять была уж на сносях.
Над ним надзор был учрежден. Он возмущался,
Без милых шалостей совсем зачах.

Раз в месяц к матушке он ездил всей семьёю.
Она второй женой отцу была.
( Супругу первую домашнею тюрьмою
Он уморил. В цепях та умерла )

Почил давно и сам. Вдовица управляла
Поместьем и лакеями сама.
Ульяшка толстая постель ей согревала,
И полны были в доме закрома. 

Сергей - свистун и мот, сыночек ненадёжный,
Женитьбой на арапке испугал.
"Его карьер не открывался", всё возможно,
Из-за неё. Невесту отыскал!

Василия мамаша всё же почитала,
Как сына старшего в семье своей.
"Не служит счастье!" – неудачи извиняла,
Но мелкими считала сыновей.

Она хозяйкою всегда была отличной,
Транжирой - муж, и сыновья - в отца.
Теперь, устав от суеты столичной.
Тут, в Огородниках, ждала конца.
               
Семь лет минуло. Весть пришла, что долго ждали:
Скончался от болезней чёрный дед.
Михайловское им в наследство обещали,
И вот настал сей радостный момент.

Надин, наследница, уехала в усадьбу.
Там быть пообещав во след за ней,
Отец семейства только ждал – скорей удрать бы!
И счастлив был свободою своей.

В картишки в пух и прах сначала проигрался,
Но, к счастью, проигрыш вернул потом,
И вожделенною свободой упивался,
К Панкратьевне  попал в известный дом.
               
Там больно Грушенька ему пришлась по нраву,
Теперь он ездил к ней по вечерам.
Считал, как выигрыш, как пряную приправу,
Утеху ту к пустым, семейным щам.

Судьбы подарку был он рад невероятно
(рождён, знать, под счастливою звездой!)
И понял: создан он для жизни лишь приятной,
Но брату он завидовал порой.

Теперь, боясь (жена про проигрыш узнает)
И чтоб не возникал ненужный спор,
Считал, на повара вину не помешает
Свалить, сказав – грабитель он и вор.

Господских денег Николай не крал. Продукты
Был вынужден в лавчонке покупать.
Прогоркло масло, дичь с душком, доели фрукты,
Запасы должен повар восполнять.

И потому потратил больше, чем обычно,
На оговор хозяина смолчал.
В людской он песню пел протяжно, непривычно.
Штоф на столе пустой пред ним стоял.

На вой печальный, безысходный, монотонный
Похожа песня та была без слов.
Запомнил Саша неподвижный, обречённый
Взгляд Николая, тот прощальный штоф.

Два дня прошло, исчез кухарь оговорённый.
В полицию хозяин заявив,
Грабёж! Побег! – рассказывал всем оживлённо,
Себя перед женою обелив.

Глава 4. ПОМЕЩИЦА
 
Михайловское. Дом господский, тёсом шитый,
Похож на длинный больше был сарай,
Угрюмый, серый и, увы, соломой крытый.
Поместье родовое негодяй –               
         
Отец, век доживавший в старости постыдной,
Страстям на милость сдавшись, не сберёг,
Тем родичей заслугами перед отчизной
И славой Ганнибалов пренебрёг.

Богатым с детства Наденька отца считала.
Не видно в доме роскоши следов.
Два кресла, спал он в них. На столике стояла
Бутыль с лекарством, был он нездоров.

Тарелка тут же, трубка и вино во фляге,
Давно из моды вышедший платок,
Счета, чернила, письма, старые бумаги,
Большой, засохший, весь в пыли, цветок.

Отец был чужд Надежде, страшен ей до дрожи.
Его могилку посетив, она
Решила: навредить теперь он ей не сможет,
И твердо в том была убеждена.

Лишь в комнатах его держался запах
И застарелый запах табака.
Была любовница у старого арапа,
Толстиха* разорила старика.
 
*Толстая Устинья Ермолаевна,
брак с ней был признан судом
недействительным.

Штук двадцать деревень по описи считалось,
Три сотни душ и семь сот десятин.
Четыре, в пять–шесть изб, на деле оказалось,
Старух да стариков нашла Надин.

В сермягах, кланяясь, они её встречали,
С морковью черный вынесли пирог,
Да ручейки, по протоколу, всё журчали
В канавках вдоль откосов и дорог.

Помещица в свои владения вступила.
В постель ей девка подавала чай.
Сослав на птичий двор Палашку, упразднила
Гарем отцовский. Мужу нагоняй

Готовила Надежда Осиповна страшный
(одну оставил в стороне глухой!)
От невесёлых дум о жизни сей марьяжной
Наплакавшись, поехала домой.
       
Недоброе почуяв с самого начала
(муж петухом ходил, но прятал взгляд),
Ей стало ясно: денег проиграл немало,
Их не было совсем - он виноват.
               
В неверности Надин его подозревала
( записку от Панкратьевны нашла ).
Посуду молча била, ссору затевала,
(страшна во гневе жёнушка была).
 
Уехать на войну, чтоб избежать скандала,
Грозил. (С Наполеоном шла война)
Она бесилась, и обиду, злость срывала
На детях, девках крепостных сполна.

Ей – тридцать шесть, уж Олька выросла. Невеста!
Жизнь без любви, событий и страстей
Неслась … Она себе не находила места.
Остроты мужа надоели ей,

Уловки, непонятные исчезновенья,
И кок на голове  а-ля Дюрок,*
Безденежье и ложь, пустые заверенья:
Нарушил в карты не играть зарок.

* Причёска наполеоновского генерала
Дюрок Жерара – Кристофа
 
Не о таком Надежда в юности мечтала,
Но счастье оказалось только сном.
Арина вечерами ей судьбу гадала:
О настоящем, будущем, былом.

Балы Надежда Осиповна обожала.
Ей льстило восхищение мужчин.
Когда с гвардейцем высоченным танцевала,
Муж ревновал без видимых причин.
               
С детьми не повезло. Из всех любила Лельку,
Так сына, Лёвушку, звала она.
На Александра, Ольку лишь посмотрит мельком
И сразу раздражения полна.

Увидев в девичьей однажды Александра
(забыт мальчишкою её наказ!),
Схватив за шиворот его, тащила «мавра»,
И «Розог!» - дан был казачку приказ.

Арину по пути помещица толкнула.
Та, охнув, прислонилась к косяку.
«Тварь!» - няньке бросив, на неё и не взглянула.
Та побелела. Жалость к  барчуку

Сжимала сердце ей. Она его любила.
В людской Арина села на скамью.
Барчук молчал. Мать, стервенея, сына била,
Как будто мстя ему за жизнь свою.
               
Глава 5. Отъезд               
Сын подрастал, и интересы изменились.
Он к чтенью пристрастился. У отца
На полках, в кабинете, много лет пылились
Тома французских книг. Они мальца

Картинками сперва своими привлекали.
Он без разбора все перечитал,
А их герои тётку, мать напоминали,
В семь лет уже он это замечал.

Читал Вергилия, Плутарха и Мольера,
Отцовскую заветную тетрадь.
Дора, Пирона сказки, хитрого Вольтера,
Баркова и сатиру на сенат.

Любил гулять с Никитой – дядькой и Монфором
По улицам Немецкой слободы,
Любил Юсупов сад с узорчатым забором,
Дорожки, просеки, фонтаны и пруды.

Закона Божьего не разумел мальчишка
И катехизиса совсем не знал.
Уроков не учил прескверный шалунишка,
Поэму на занятиях писал.

Вопрос назрел: где сыну дать образованье?
В Москве есть благородный пансион…
Коллегиум  иезуитский их вниманье
Привлёк. Вопрос, казалось, был решён.

В Санкт-Петербурге, между тем, лицей открыли
(мысль первая оставлена была).
Прошенье, хлопоты… Сынка определили!
Поклажу всю Арина собрала.

Конец июля, жарко, солнце припекало.
Коней уж запрягали у крыльца.
Семейство Пушкиных и дворня провожала
Из дома малолетнего «птенца».

Ждала Надежда Осиповна, сидя чинно
(тянулось время медленно, назло).
С досадой легкою отец смотрел на сына,
Завидуя, что Сашке повезло.
               
Пытался дать, вздыхая, сыну наставленья,
Но знал, они ему не станут впрок.
Сам в Петербург хотел до умопомраченья,
Но ничего уж изменить не мог.

Стояла бледная Арина, ни кровинки,
Передник поднеся к глазам своим,
Шептала, пряча в нем сердитые слезинки:
«Дитё ещё! Отправили к чужим.»

Племянника вёз в Петербург Василий Львович,
Вручила Сашке тётка сто рублей.
Конверт с деньгами взял на сбереженье родич,
Да так и не вернул его, «злодей».

Великим гением (родители не знали),
Поэтом станет мальчик озорной.
Им тяготились и отъезда ожидали,
Был пасынком малец в семье родной.