Девочки. И немного любви

18/40.

Она спрашивает, сколько мне лет, удивляется цифре сорок, предлагает незамедлительно сбрить бороду, погадать ей по руке и поскорей начать целоваться.
Её радует тот факт, что брак, как гласят ее линии руки, ей выпадает один. Она более чем уверена, что брак этот всенепременно окажется по любви. А потому и смотреть на предсказателя начинает со значением.
Ей 18. И впереди её ждёт только счастье, потому что по-другому и быть не может. А если и может, то никак не с нею.


21/42.

Из двух возможных мнений ты выберешь четвёртое. Потому что третье – слишком очевидно и, значит – тривиально. Ты назовёшь каждую вещь своим именем. Но только тем, которое дашь ей сама.
С тобою чертовски интересно, но дьявольски сложно. И многие мужчины, повстречав тебя на пути, будут спасаться паническим бегством, теряя при этом остатки самомнения и потенции. Пусть их.
Но даже тот, кто найдёт в себе смелость остаться, никогда не сможет обладать тобой. Только быть рядом. И когда поймёт, что этого более чем достаточно - наверное, будет счастлив.
Девочка, взахлёб читавшая книжки про Гарри Поттера… Женщина, подарившая мне долгий поцелуй под осуждающе-завистливыми взглядами прохожих там, где Пушкин и Горький спорят меж собой о названии улицы…
Я рад, что смог не влюбиться в тебя.
И жаль, что я не успел этого сделать.


20/35.

...и, громко хлопнув дверью, выбежала из дома. Но дальше пошла медленно, очевидно надеясь, что - вот-вот! - окликнут, догонят и вернут. И всё ещё будет... Маленькая девочка с огромной верой в чудеса. Которые не могут не случаться. Не имеют права...


33/29.

- Сволочь!!! Не смей уходить и оставлять меня одну!!! Слышишь – не смей!!! – кричит она, бросаясь на меня со сжатыми кулачками. Внезапно её начинает колотить крупная дрожь, по телу волной пробегает судорога, и она сломаной куклой оседает на пол.
Я поднимаю ставшее почти невесомым безвольное тело и отношу в спальню.
- Скажи мне, я красивая? Скажи, ты меня ещё любишь? Скажи, я не умру? – лихорадочно шепчет она, вцепившись в мою руку, ища мой взгляд глазами, в которых плещется страх и где-то там, в глубине – сумасшедшая надежда услышать нужные ей слова и жажда выжить…
- Я люблю тебя, - отвечаю я, - Ложись.… Пожалуйста… Тебе надо лежать…
- Я умру, - всхлипывает она и заходится в беззвучном плаче…
А я открываю очередную принесённую из магазина бутылку…
Ей 33. Я снимаю её с иглы при помощи водки, феназепама и корвалола. Ломка длится уже пятый день. Впереди ещё десять. Но я пока об этом не знаю.
Я просто надеюсь, что она выживет.



19/41.

- Привет, Саш!
- Здравствуй, девочка. Мы знакомы?
- Ну… Почти... Н. много чего мне рассказывала…
- О как! И что же, если не секрет? Да присаживайся уж, коль подошла…
- Ну… Что ты классно целуешься… И вообще…
- Погоди-ка! Дай, догадаюсь: Н. отправилась покорять Лондон, а ты решила проверить, не врала ль тебе подружка, так?
- Нет! Ну, не совсем так…
- А как же?
- Ну, я подумала, что тебя заинтересует бартер…
- Слово-то какое знаешь... Ну и? В чём он, твой бартер, заключаться будет?
- Ты научишь меня любить, а я… Я буду прилежной юной ученицей…
- Экое прагматичное вы поколение… А, впрочем.… В это время года я тоже циник. Да и седина, как видишь, в бороду... Ну что, по кофейку за знакомство?


38/41.

Девочка Фа и в свои тридцать восемь ухитряется выглядеть на те двадцать пять, когда её поцелуи выбивали из моей головы всякую способность этой головой думать.
«Ну, здравствуй, мой самый лучший мужчина», - говорит она, искусно вплетая в свой голос все необходимые по такому случаю модуляции и, чуть прищурясь на рыжем осеннем солнце, смотрит на меня шалым кошачьим взглядом.
Эта невинная ложь заставляет меня улыбнуться и, в свою очередь, заверить её в том, что и я не встречал в этой жизни губ вкусней, чем у девочки Фа.
Голос на полпути предательски хрипнет, что вызывает у бесенят, притаившихся в её глазах, бурю восторга.
«А знаешь, сегодня я хочу спать с тобой», - внезапно говорит она, и на кончиках её губ начинает гулять улыбка Багиры.
«Мы с тобой - одной крови, Фа», - отвечаю я, принимая игру.…
И благородный дон отправляется посмотреть на ируканские ковры.


32/40.

- Я тебе не девочка по вызову! - кричит она в телефонную трубку - И если ты думаешь, что я по твоему звонку буду бросать всё и мчаться к тебе через весь город, ты сильно ошибаешься! Этого больше не будет! Никогда!!! Ты меня понял?!
- Понял...
- И это всё, что ты хочешь мне сказать?!
- Ты задала вопрос - я на него ответил.
- Да пошёл ты нах..., скотина бесчувственная!!!
……………………………………………………………………………………………………
- Привет. Я тогда наговорила тебе лишнего... смс-ок всяких наотправляла - ты на меня не сердишься?
- Да нет...
- Знаешь, я тебя хочу... Чего молчишь?
- Ты же, помнится, не девочка по вызову, и больше ни за что и никогда...
- Да пошёл ты нах..., скотина!!!


42/42.

Давным-давно, когда нам обоим было по 18, она, поссорившись со своим будущим мужем, прибежала ко мне плакать и курить... Она была потрясающе красива, внучка и правнучка ссыльных шляхтичей... Что Варшава! Париж - и тот бы гордился, если был бы удостоен чести стать её городом... Мы целовались всю ночь, а наутро я купил ей в каком-то киоске большую плюшевую собаку, в обнимку с которой она и исчезла из моей жизни...
Сегодня она возникла из ниоткуда, пряча опухшие от слёз, но всё такие же удивительные глаза...
Сделал ей ванну с пеной. Отпоил Кальвадосом. Уложил в постель.
"Пся крев!" - пробормотала она, засыпая, и перешла на беглый французский... Быть может, ей снился мэтр Александр, художник и знаток модернизма, с которым она познакомилась пару лет назад в Лувре. Должно быть, он снова умолял её остаться, и она снова отказалась... Жаль, я не знаю французского...
Спи, зарёванное польское чудо... Биться за жизнь ты будешь завтра... А сегодня - спи...


23/39.

"Ты – милый!" - сказала наутро Красная Шапочка, и Волк, впервые в своей жизни, растерялся. Потому что вдруг ощутил себя ровесником её бабушки.… И поспешил скрыться в чаще. Чтобы там, в уютном логове под старой корягой, справиться с этим странным, беспокоящим чувством.
Добравшись домой, он придирчиво (даже - несколько нервно) осмотрел когти, ощупал языком клыки, и, повертевшись туда-сюда, внимательно и всесторонне изучил хвост... Чувство не исчезало...
И Волк, досадливо тряхнув лобастой башкой, направился к плантации мухоморов, любовно взлелеянной одним знакомым сумасшедшим берсеркером...
"И печаль отступит и тоска пройдёт" - вспомнил он мудрую индейскую песню и решительно отправил в пасть парочку пятнистых красношапочных антидепрессантов. Подобное лечится подобным, подумал Серый, падая в блаженное забытье...
И последней на сегодня волчьей мыслью было невесть откуда взявшееся "а как же Иван-Царевич? Пропадёт ведь без меня, дурашка, как есть – пропадёт"...