Интервью журналу Персона

«Низя!»

Термин «искушение» устарел. Смысл слова уходит корнями к глаголам «откусить» или «откушать». Раз есть еда, есть и запретный плод, вредный для человека. По сути дела, история с Адамом и Евой – мудрая притча для детей: не ешь все подряд. То же самое относится и к сфере интимной, эротической жизни.

    От предвкушенья неземных плодов
    Адам и Ева стали отрешенней
    А над землей сияло и летело
    То яблоко
    Что в небо улетело
    И не изведав должного предела
    Вокруг земли стремительно неслось
    Их дети сладко спят и видят сны
    Надкусывая яблоко луны

Каким образом вкушение запретного плода прочно слилось с интимной жизнью Адама и Евы, никто не знает. Бог не запрещал им быть супругами. Заповедь «плодитесь и размножайтесь» исключает любой запрет на сближение.
Чем же таинственный искуситель соблазнил наших прародителей? Оказывается, речь идет о познании добра и зла. По всей видимости, плод был опасным наркотиком, открывающим человеку лабиринты его подсознания. Не ешь, козленочком станешь!
Раз есть запрет, есть и нарушение. Психотерапевт Лири всю жизнь призывал к психоделической революции, утверждая, что ЛСД безвреден для тела и полезен для самопознания. Сколько Адамов и Ев ХХ века выпало из окон небоскребов в полной уверенности, что полетят, статистика не велась. Но выражение «Улетаю!» прочно укоренилось в лексике 60-х. Искушение как улет. Улет любой ценой. Даже ценой собственной жизни. Это выбор поколения интеллектуалов и хиппарей Вудстока. Самый успешный президент США Клинтон покуривал марихуану. А история с Моникой стоила ему в конечном итоге президентского кресла. Кстати, он подарил Монике любимую книгу – «Листья травы» Уитмена. Не сказано только, какой травы. Марихуану Уитмен точно курил. Он нарушал все мыслимые и немыслимые запреты. Даже облака в небе казались ему сгустками собственного семени. Поэт оплодотворял вокруг все живое, не разбирая пола. Ведь настоящий мужчина – это тот, кто оплодотворяет все, что движется, и пьет все, что горит. «Губная гармоника Клинтон – Моника» продолжает свою ненавязчивую мелодию уже в XXI веке.
Если искушение – это призыв нарушить запрет, то я бы назвал это просто инициацией. Рано или поздно Ромео и Джульетта нарушают табу и становятся взрослыми. Даже ценой собственной жизни. Это драматургия. А в реальности:

    Государственная граница лежит внутри
    Ты нарушал ее ежедневно
    Когда ложился когда садился
    Она оттиснута в середине
    Между правым бедром и левым легким.
    Нельзя вдохнуть не нарушая границы
    Вдох – нарушение
    Нарушение – выдох

Лично меня никто никогда не искушал. Наоборот, все говорили только бессмертное полунинское: «Низя!» С запретами у меня все очень просто. В борьбе с самим собой всегда побеждаю я. Понимайте это, как хотите. Однажды дал в юности обет воздержания, начитавшись Толстого и Ганди. Продержался ровно десять дней. Это мой рекорд. На большее или на меньшее не способен.
Враг рода человеческого искушает Христа в пустыне, предлагая камни превратить в хлебы. Почему бы не продолжить цепочку? Камни – в хлебы, хлебы – в пирожные. Когда разъяренная толпа в Париже окружила королевский дворец, Мария-Антуанетта спросила, чего они хотят. А узнав, что у них нет хлеба, предложила отдать голодным пирожные, указав на столы с горами кондитерских изделий. Увы, ни Брежнев, ни Андропов, ни Горбачев, уходя, не сделали даже такого жеста.
Никто не искушал нас ни пирожными, ни хлебом. А жаль. Интересно, в какой степени Адам и Ева были голодны, когда вкушали запретный плод? Если речь идет о древе познания, то я бы не удержался.

    Червонный червь заката путь проточил в воздушном яблоке
    и яблоко упало.
    Тьма путей, прочерченных червем, все поглотила
    как яблоко Адам.
    То яблоко, вкусившее Адама,
    теперь внутри себя содержит древо,
    а дерево, вкусившее Адама, горчит плодами –
    их вкусил Адам.
    Но для червя одно – Адам и яблоко и древо.
    На их скрещенье червь восьмерки пишет.
    Червь, вывернувшись наизнанку чревом,
    в себя вмещает яблоко и древо

Голод познания гложет меня ежедневно и ежечасно. Павел Флоренский утверждал, что ему казалось, будто есть заповедь «о не познавании». Но такой заповеди нет, слава Богу! Нет заповеди «Не познавай». Есть изречение: «Познайте истину – истина сделает вас свободными».
Но истину, как известно, нельзя познать, как Адам познал Еву. Мужчина и женщина не познают друг друга. Именно поэтому их взаимовлечение бесконечно. Боратынский сказал:

    Не искушай меня без нужды
    Возвратом нежности твоей.
    Разочарованному чужды
    Все обольщенья прежних дней.

Не верю! Кто же устоит перед нежностью. Так сладко уступить искушению!
Я жил в «Стране запретов». Перечислю лишь некоторые «низя»: джаз, рок, узкие брюки, широкие брюки, темные очки, авторучки, шариковые ручки, длинные волосы, короткие волосы, песни Окуджавы, песни Высоцкого, песни Битлов, музыка Шенберга, музыка Шнитке, живопись Кандинского, Малевича, Филонова, Дали, театр Любимова, фильмы Феллини, книги Набокова, Генри Миллера... и так далее, и тому подобное. Слава Богу, я всегда поддавался искушению и все эти запреты нарушал.

    Носил он брюки узкие,
    Читал Хемингуэя.
    – Вкусы, брат, не русские,
    Ворчал отец, мрачнея.

Это стих Евтушенко про мое поколение. Сегодня перечень запретов другой. Сегодня разрешено все.
И это тоже своеобразное искушение. Если все разрешено, то я кое от чего воздержусь. В душе любой распутник – аскет. И любой аскет в душе распутник. «Широк, слишком широк человек. Я бы сузил», – восклицает герой Достоевского. Нас сужали лет сто. Ничего не получилось. Пружина распрямилась, и всех разбросало. Творец продовольственной программы рекламирует пиццу. Секретари обкомовстали батюшками. А строители коммунизма – передовиками капиталистического труда в особняках на Рублевке. Но эти искушения не для меня. На Рублевку меня калачом не заманишь, и ни в какую партию никогда не вступлю.
Искушения свободой страна не выдержала. Сначала ударилась в разгул по Достоевскому: «А не обнажиться ли нам, господа?» Потом потребовала цензуры. И то и другое в равной мере противно.

    Пролетарии всех стран, обнажайтесь!
    Гениталии всех стран, соединяйтесь!

Ну вот, кажется, поддался искушению и двустишие написал. Простите великодушно, каюсь. Низя!