F

                F.

               
                1.

           Безликая машина многосуставчатыми своими клешнями подцепила с конвейерной ленты безвольное, опустошенное человеческое тело; тяжелая, обритая голова  лишь только покачивалась, сообразно сложным движениям механического краба. Мелодично вызванивали бравурные марши колокольцы регенерации. 
…Мой сын… мой бедный мальчик… ты мертв, - шептал F. Доктор F., забытый выздоровевшим человечеством, старый психиатр. Упрятанный, точно улитка в свою раковину, в герметичную, залитую металлическим пластиком и украшенную искусственными цветами, клетку – корзину… Его взор устало следил за елозящим в углу глазом видеокамеры…
Программа инициации последовательно и методично выполняла алгоритм за алгоритмом, что записаны в электрических цепях ее полупроводникового мозга – шаг за шагом, приближаясь медлительной, но бесконечно уверенной в себе черепахой к конечному результату, ведомому ей одной.
(Но у меня нет сына, у меня была дочь!)
Гибкие, членистые шланги – манипуляторы перенесли нагого человека в помывочную камеру. Арену нечеловечески бешеной деятельности заволокло клубами спущенного из цистерн жидкого азота. Пленкой конденсата затянуло линзы наблюдательных видеокамер. Иней искусственной хвоей распушил железные ветви фантасмагорических агрегатов.
            Клумбы… клубы… кубы… (бывшие фантазии одного бывшего садовника)
            Раздался электрический звонок, и человека выплюнуло из камеры. Его головой была серая глыба льда. Челюсти машины вновь сомкнулись. Щелкнули переключатели, замигали алыми огоньками сигнальные лампочки на центральной панели. Монстра в пепле озона спеленали шипящие голубые змеи.
 Источилась минута, другая…
 И вот, в офицерской столовой сидит новоиспеченный молодой лейтенант. Поблескивают новые латунные пуговицы на мундире, сам же мундир отливает в мертвенном, искусственном свете потолочных ламп болотисто – серым, дешевым, новым обманом… Его новые зубы монотонно дробят гомогенную кремниевую кашу, новый рот усердно набивает голодный пластиковый желудок… Тонкие пальцы любовно гладят титановую проволочную скатерть. От скуластого лица веет отвагой и бесшабашностью духа, так присущей молодости и крепкому телу. Зияют юные, новые стальные глаза.
 …Доктор F. тяжело дышал – вновь напомнила о себе застарелая профессиональная болезнь – астматический приступ на малейшее присутствие в воздухе (искусственной, циклически заменяемой, дыхательной смеси) нейролептических компонентов: аминазина, галоперидола, трифтазина и прочих, и прочих…   
Мой мальчик… ты солдат…
Мысли дикими лошадьми давили пахотные угодия души – разнузданно и безудержно, подобно сбросившим внешние покрова покорности, природным стихиям.
Он потерял все, что теряют будущие рабы: профессию, семью, волю, наконец – человеческую гордость… В коей – то степени слушалось лишь старое тело, вплетенное в кокон бессилия. F. кричал, и это было столь же естественно, как плач народившегося младенца. Бился в клейкой паутине тишины, едва колеблемой в ответ на отчаявшуюся  беспомощность утробным урчанием десятков вентиляторов.
…Немые бронированные двери, немые рты моих соглядатаев за немыми зрачками видеокамер, немой призыв о помощи за толстыми немыми стенами других рабов… немой, не мой разум…


                2.

              Безликая машина многосуставчатыми своими клешнями захватила его безвольное, опустошенное тело; тяжелая, лохматая голова мерно вздрагивала, сообразно сложным движениям механического краба. Мелодично вызванивали бравурные марши колокольцы регенерации.         
              Программа инициации последовательно и методично выполняла алгоритм за алгоритмом, что записаны в электрических цепях ее полупроводникового мозга – шаг за шагом, приближаясь медлительной, но бесконечно уверенной в себе черепахой к конечному результату, что доступен только ей одной. Гибкие, членистые шланги – манипуляторы бережно перенесли нагого человека в помывочную камеру. Арену нечеловеческой деятельности заволокло клубами спущенного из цистерн жидкого азота. Пленкой конденсата затянуло линзы наблюдательных видеокамер. Иней искусственной хвоей распушил железные ветви фантасмагорических агрегатов.
             Клумбы… клубы… кубы… (бывшие фантазии одного бывшего садовника)
                Раздался электрический звонок, и человека выплюнуло из камеры. Его головой была серая глыба льда. Челюсти машины вновь сомкнулись.  Щелкнули переключатели, заиграли алыми переливами лампочки на центральной панели. Монстра спеленали шипящие голубые змеи в пепле озона.
               Истончилась минута, другая…
               В офицерской столовой сидит, закаленный в боях с тыловыми крысами, прожженный полковник. Поблескивают новые латунные пуговицы на мундире, сам же мундир отливает в мертвенном, искусственном свете потолочных ламп болотисто – серым, дешевым, новым обманом… Его новые зубы монотонно дробят гомогенную песочную кашу, новый рот усердно набивает голодный пластиковый желудок… Холеные пальцы любовно гладят титановую проволочную скатерть. От дородного лица веет спокойствием, характерным опыту и зрелым годам, полным отсутствием, червем подтачивающего рассудок, любого сомнения. Новые стальные глаза невидящим взором смотрят на молодого лейтенанта, поглощающего обед напротив него.
               Полковник надсадно закашлял. «Ух, чертова астма», - выругался он про себя: «Уже и курс лечения прошел в гарнизонном госпитале – не отпускает… крепка зараза!»


  З.Ы.


              Машинный бог, гений в своем бесчувственном совершенстве, экстатически вибрируя и испуская клубы нового, болотисто – серого – в мертвенном, искусственном рассвете – дыма, уверенно, с опережением квартального графика, выполнял  Государственный заказ. Штамповались новые победоносные дивизии Новейшей Республики. Благо, расходного материала казной предоставлено было достаточно: корзины – ячейки до предела забиты людьми… старыми, второсортными людьми – из которых выпекаются новые доблестные гвардейцы – вояки! Ровными шеренгами промаршируют они на смену потрепанным, в битвах за Луны Радости, караулам Чести и Долга…   
             Клумбы… клубы… кубы… (бывшие фантазии одного бывшего садовника)


 (2003 год)