Владимир Зарецкий

        Вместо пролога.

О, это было так давно
В ту пору чудных наслаждений,
Когда герой моих суждений
Марал гусиное перо.
Да выводил прилежно строки
Под тусклым пламенем свечи.
Не преодевшийся с дороги,
Так и писал он пол ночи.
Кому письмо его? О чём?
Пока значенья не имеет.
Ну что ж, на улице светлеет
И свежесть утра входит в дом.
Письмо привратнику даёт,
В порыве горести минутном,
Коробку бережно берёт,
Повсюду смотрит взглядом мутным
И вместе с ней садясь в двуколку,
И представляя в поле сечу,
Судьбине ветреной навстречу
Поехал путник втихомолку.

             I

Так кем он был и что писал?
Тебе читатель интересно?
Ну если да, тогда прелестно,
Выходит час уж мой настал.
Раз смог разжечь я интерес
К своей младой и пылкой лире,
Которой восхвалял повес,
Любовь и грусть в рутинном мире.
И так друзья, на этот раз
Я перейду, пожалуй, к делу
И синим выведу по белу
Свой незатейливый рассказ.
Уже порой давно забытой,
Рукой истёртой старины,
Дождями вешними размытой,
Из европейской стороны,
В сопровождении пажа,
С дипломом грамоты немецкой,
Владимир (наш герой) Зарецкой
В карете ехал не спеша.

             II

Глазами жадными впивался
В раздолье залитых полей,
С которым в младости свой,
Так неохотно расставался.
И в праздны думы погружен,
Сомкнув беспомощные веки,
Отдался постепенно он
Влиянью сонной, мягкой неги.
Ну вот уж почует наш друг,
Главою сникнув на колени,
В дорожной позабывши лени
Своих студенческих подруг.
Так, как в Европе по ту пору
Красавиц было нам не счесть
(Как и другому, впрочем, сору,
Что нам по младу мутит честь).
Пока Владимир едет дальше,
В пути теряя день за днём,
Немного расскажу о нём.
Без преукрас и лишней фальши.

             III

Я не могу сказать о том,
Что был он сбит и ладно скроен,
Хотя высок и смугл, и строен,
Но соглашусь, не Аполлон.
Умом не беден и  не туг,
В часы забойного веселья
Умел так выстроить досуг,
Что умирал с утра с похмелья.
Играли искорки мечтаний
На изумрудах юных глаз
И непокорно вился влас,
Вразрез цирюльника стараний.
Таким примерно был Зарецкий.
Поэт, повеса и прохвост,
Хоть знал французский и немецкий,
Душою нежен был и прост.
Ну, вроде всё о нём сказал,
А наш Владимир в эту пору,
Уже к родительскому дому
В карете весело примчал.

          IV

Вот по знакомому крыльцу,
Такому милому, родному,
Он поднялся, боря истому.
К дверному тянет длань кольцу.
Раздался стук и на пороге
Возник давнишний их слуга,
И гостя мерил взглядом строгим,
Старик по имени Лука.
Его узнавши наконец,
Нарушив час тем самым сонный,
Вскричал, как вепрь неугомонный:
“Приехал барин, наш отец”.
Зарецких дом мгновенно ожил
И тут же бросился к нему,
Что их так поздно потревожил,
России блудному сыну,
Который всех наук коснулся,
И избежав различных бед,
Входя в немецкий пёстрый свет,
Домой конец таки вернулся.

             V

И тут же крики, звонкий смех,
Вопросы, жалобы, признанья,
Упрёки, выкрики, стенанья.
Попробуй тут успеть на всех!
Да началась чреда беспечных,
Младых и светлых юных дней,
Посредь забав, гуляний вечных,
Карет, двуколок и саней.
Терялся Зарецкий с рассветом
И юным девам посвящал
За мадригалом мадригал,
Себя теряя в бреде этом.
Балов бесчисленных чреда
И в карты с ночи до рассвета.
Вот так сменили холода
Зелёно-синий облик лета.
И как-то вдруг в разгар веселья,
Под властью красного вина,
Ему увиделась она -
Его источник вдохновенья.

            VI

Теперь немного отвлекусь
От дел Зарецкого амурных.
И в зал, что в кружевах ажурных
Чуть-чуть позднее я вернусь.
В Европе шумной и порочной
Владимир многое познал
И сам не раз в тиши полночной
От дам признанья получал.
Но это было мимолётно
И сердца тлеющего пыл
Как разгорался, так и стыл
(Ну в общем жил он беззаботно).
Такая ж доля у меня
Ведь явно было это с каждым
(И врать мне незачем друзья).
Но мы пока вернёмся к важным
Событьям на ночном балу,
Где наш герой отдался власти
Своей большой и пылкой страсти,
В своём усиленном пылу.

             VII

И чей же власти дался он?
Наш незатейливый мечтатель.
Сейчас же верный мой читатель
Тебе поведаю о том.
Звалась, Ростовцева Елена,
В свои всего лишь двадцать пять,
Была прекрасна, как Алкмена,
И посему смогла прибрать
К рукам (и тоненьким и властным)
Аншефа, ставшего вдовцом,
(Одних годов с её отцом)
Хозяина хором прекрасных.
Ну старика понять не сложно,
Его же женушка была
Томна, красива невозможно
И до ужасного мила.
Чиста очами, цвета неба,
Осиной талией стройна,
Красива, чИста и умна,
И на волненья жизни слепа.

           VIII

Она Зарецкого сразила
Своей улыбкой белозубой,
Манерой свежей и не грубой
Пожар в мальчишке распалила.
А он от юной, робкой страсти
Главу терял день ото дня.
Когда она вела запястьем,
Его к руке своей маня,
Он словно птица на огонь,
Летел с улыбкой светлой к ней,
В круженье графов и князей,
Чтоб целовать её ладонь.
Но раз случилось, что не руку,
Герой Елене целовал
И развевая в сердце скуку,
Уста дыханьем согревал,
Да утопал в ярчайшей неге,
В порыве мягких, чистых чувств,
Упругий чувствовал он бюст.
Теряясь во времённом беге.

            IX

Огнём мечты Зарецкий полн,
Домой летит, как вихрь, стрелою.
С своей горячей головою
Уже успел проститься он.
В свой забегает кабинет,
Пленимый страстею бездонной,
Роняет шляпу на паркет.
Под властью музы благосклонной
Он в кресло падает ничком,
Перо в чернильницу макает,
Всю ночь очей он не смыкает,
Графинчик тянет с коньячком.
И строки полные надежды
Безостановочно ведёт,
Что  мыслей чисты и безбрежны,
Всю ночь большую напролёт.
Когда же тронули лучи
Лишь затлевающего солнца
Домов закрытые оконца,
Владимир всё же наш почил.

            X

Елену свидев чрез неделю,
Наш друг пошел к ней на поклон,
Но был холодно принят он.
Уж дело двигалось к апрелю.
Он был отвергнут, как изгой,
И моментально двинул прочь,
Закрыл лицо своё рукой,
Да растворился тихо. В ночь.
Теперь Владимир пропадал
В покрытых гарью кабаках,
Где еле стоя на ногах
Печаль и горесть заливал.
Так и терял Зарецкий пылкой
С вином все ночи до рассвета,
И пил бутылку за бутылкой,
Под завывания кларнета.
Он изменился, спал с лица,
В какой-то мимолётный миг
Стерял его беспечный лик
Черты лихого сорванца.

           XI

В одну из ветреных ночей,
Владимир сидя за столом,
Листал какой-то пыльный том
Под тусклым пламенем свечей.
Его прервал какой-то стук,
Зарецкий вышел с кабинета.
Тут сообщил один из слуг,
Что к ним подъехала карета.
Заходит в дом какой-то гость,
Плащом покрыта голова,
На сапогах блестит роса,
Сам опирается на трость.
Заходит в кабинет хозяйский,
Широкий плащ бросает с плеч,
Пред желтоватым блеском свеч
На хрупкий гардероб китайский.
И что за диво? Перед ним
Стоит Елена, словно ангел.
Владимир думал, что уж спятил,
Не верил он глазам своим.

          XII

Она молчала и не смела
Хоть слово вслух произнести,
Но всё же молвила: ”Прости”,
И постепенно осмелела.
Зарецкий голову теряет,
Влечёт её своей рукой
И так поспешно прижимает,
Нарушив девичий покой.
Мне кажется, что незачем
Писать, что было между ними,
Они же не были святыми.
Не удивлю я вас ничем.
Но всё закончилось печально
И муж Елены (генерал)
Нарочно может иль случайно
Всё про Зарецкого узнал.
И по весенней кутерьме,
Когда снега уже сходили,
Дуэль противники решили,
Что их устроило вполне.

            XIII

Теперь верну я вас к прологу,
Владимир ночь писал письмо,
О чём написано оно?
Сейчас раскрою понемногу.
Писал письмо своей любви,
Где признавался ей во всём
И клялся люто на крови,
Что будут лишь они вдвоём.
Он с пистолетами взял короб,
Его в двуколку положил
И в лес неспешно покатил.
Уже закончится всё скоро.
И вот сошлись уж дуэлянты,
Зарецкий в модном сюртуке,
У генерала аксельбанты,
 “Лепаж” у каждого в руке.
И грянул выстрел в голом поле,
Один из них на земь упал,
Да так бедняга и не встал,
И нет его на свете боле.

__________________________

        Эпилог

Зарецкий валится на землю,
Рукой схватясь за правый бок,
Сложился так ужасный рок
И пал наш друг, объятый смертью.
Глаза покрылись пеленой,
Лежит Владимир без  движенья,
Покинул он оплот земной
И кончились его мученья.
Мне жаль Зарецкого такого,
Покинул рано белый свет
Прохвост, повеса и поэт,
Не сделал людям он дурного.
И дал немаленькую цену,
Ведь жизнью юной заплатил
За златокудрую Елену
И навсегда в земле почил.
Писать уж не о чем мне впрочем,
Излил с лихвой потоки слов,
В пятнадцать простеньких  стихов,
Ну вот и всё, рассказ окончен.