Баллада о капитане

Я до войны людей не знал,
Ни с кем не сблизился с душою.
Из тысяч судеб не признал 
Я ни одной. Увы, не скрою, -

Глядел в глаза, но сквозь сердца,
Себя коря за одичалость.
Небесного винил творца.
Что в людях оплошал немалость.

Но вот войны девятый вал
Мир опрокинул, смял, разрушил.
Надел шинели стар и мал,
И обнажились разом души.

Из-под шинели-то видней
Кто человек, а кто портянка.
И крепче броневого танка.

Я в артиллерии служил,
Вернее будет – в артразведке.
Снаряды в «яблочко» ложил,
Друзья ценили глаз мой меткий.

И капитан меня любил.
 «Универсал, - шутил бывало. -
Ты, фрицев, Стёпа, так крошил,
Как повар в суп строгает сало.

Ты, друг мой, русич коренной      
И кашу из подковы сваришь.
Вот только к людям больно злой,
Бывает, глянешь, как ошпаришь».

Сто раз был прав мой капитан.
Я строг с людьми был понапрасну.
И в спорах будто на таран
Брал возразивших громогласно.
 
Но с командиром отдыхал,
Добрел бойцам на удивленье.
Остроты смелые бросал,
Подкидывая в печь поленья.

Я верил; дружба наша – бронь,
Что защитит в бою кровавом.
И смерти говорил: « Не тронь
Его перстом своим костлявым!»         

И обходила смерть не раз.
Он трижды ранен был, контужен.
А я твердил: «Живой мне нужен.

Мечтали: выстоим в войну,
И заживём с ним по соседству.
Серпом пригнём хлебов волну,
И сделаем счастливым детство.

 Был в мирной жизни педагог
 Мой бравый капитан Гарудский.
 Мужицкий мой он правил слог
 (Литературу вел и русский).

Однажды разговор зашёл:
«Семейный ты или бездетный?»
Я хмыкнул: «Весь в отца пошёл,
А он на пацанят не бедный.

Троих жена мне родила –
Один мужик и две девчонки.
И столько бы еще смогла,
Когда б не Гитлера подонки.

«Что ж повезло. А я – бобыль.
Детишек нет и нет невесты.
Похож я на степной ковыль,
Не знаю сам, где моё место.

А веришь, друг, мой аттестат
Мы на семью твою запишем», -
Он был идее очень рад.
Но возразил ему я: «Гриша,

Спасибо. Только не возьмём
Мы этих денег. Дружбу нашу
Не станем измерять рублём.
Прости, что против шерсти глажу».

Смолчал Григорий. Лишь кивнул –
Тебе видней, мол, мужичина.
Тактично разговор свернул.
Сговорчивости той причину

Узнал я года два назад.
Раз – перевод мне. И не малый.
Распорядился так комбат,
Которого давно не стало.

Я помню: зимний лес был хмур.
Казалось, небо угнетало
Все чувства. В голове сумбур
Смешал все мысли. Рассветало.

Бедой напитан воздух был,
Она на кожу оседала.
И не осталось даже сил
С лица смыть сон. Душа устала

Ждать боя. В соснах ветер выл.
И тяжесть дум одолевала.
Теряясь в тучах, снег кружил.
Рассвет молчал. Война дремала.

Но тишину снаряд взорвал.
И поле кляксами пятная,
Ложились бомбы. Час настал –
Смешались жизнь и смерть. Вонзая

В тела людей свинец, металл,
Хрип пулемет и мины рвались.
Огонь живое все сметал,
И мы к родной землице жались.

Вдруг рядом ухнулся снаряд.
И в глину мерзлую уткнулся
Мой капитан, мой друг комбат,
Как будто на бегу споткнулся.

Навзрыд рыдая: «Где болит?»
Склонилась медсестра над Гришей.
«Нигде, сестричка, я убит», -
Сказал комбат. И стало тише

Чем если б тут же мир умолк.
Мне душу рвало на две части.
И зубы стиснув, выл как волк:
Вспять время повернуть нет власти.

Я до войны людей не знал:
Был близорук и беден духом.
А с ней – нашел и потерял…
Земля тебе пусть будет пухом.

Бойцы стояли на ветру
И слез мужицких не стеснялись.
Комбат, ты всё ещё в строю,
Нам память и завет остались.