В сердце стучит - лишь предчувствие во Иоаннне...

*  *  *


 Сладкая жизнь разбомбила мне зубы под корень -
 то поцелуи, то с юга креплёные вина...
 Смолоду, помнится, ловок я был и проворен,
 но горячился. Засим и спалил половину
 черновиков и надёжных мостов через реки -
 через Евфрат, через Нетечь и Трубеж, к примеру...
 Благо, инстинкт восхождения во человеки
 не поскупился скрепить изнутри мою веру.

 Брал на прикус я озёрную мову в Украйне.
 Ангеле мой! Отчего всё летим через ночь мы?
 Странно мне дышится тут, где, - и здешний, и крайний, -
 я Перворусью зачем-то зову эти почвы.
 Брал я на зуб чернозём серединной России -
 куры с орлами, Тамбова пчелиные тумбы.
 С Пушкиным липецким липкую глину месили,
 всё-то шутил Александр: "Ты бы взялся за ум бы..."

 Так за бухгалтерский разум я и не схватился. -
 Ни синекуры блатной, ни свечного завода
 не приласкал. Лишь за гривенник гнутый долбился,
 вахту держа, не сдавая секретного кода.
 Ergo, в дому моём сильно расшатаны камни.
 Скрипы прогнивших стропил, оцинковки казённой
 спать не дают мне. И больно измяли бока мне
 бесы бессоннниц у стенки с фамильной иконой.

 Плохо мы, родичи, брашна стяжали земные:
 жадно, поспешно - глаза и язык испоганя.
 Сколько б ни чтил я умом откровенья иные,
 в сердце стучит - лишь предчувствие во Иоаннне...
 Гуще ничто твоё, Русь. Бездуховнее раса.
 Ранят сирень холода перекупщика-мая.
 Глажу овчарку чепрачно-стального окраса.
 В гости не жду никого. Лишь тепла ожидаю...