Близость войны

   
За всех ли дал Себя убить
Спаситель на кресте? Ответит
Ко «да», чадит тот, а не светит.
Надо ж, так сердце огрубить!
Надежду ложную разбить
Уж лучше. На Христа наветит
Тот, кто так неветхозаветит.
Как можно мерзость возлюбить?
Господь наш не за козлищ стада –
За агнцев дал Себя распять.
Что, протестант, прикрыл уста, да?
Ты сколько в день грешишь, раз пять?
Христос простит, Он Господь добрый…
Ты так уверен, прах удобрый?

Близость войны и неизбежность
Всеобщей бойни тяжко ждать.
В системе сбой или небрежность –
И всё. Какой смысл побеждать?
Политик Рима толп мятежность
Мог мудрой речью убеждать,
Но к плебсу проявляет нежность
Ему привыкший угождать.
Ещё чуть-чуть, ещё немного,
И жизнь прервётся на земле,
За то что рак, членистоного
Ползущий, свистнул на скале.
Война последнею здесь будет…
Бог человечество забудет.
 
Коты останутся и мыши,
И будет серым кот царём,
Тахтамышидов в Тахтамыше
Династия – с им не умрём!
Опять шуметь будет камыш и
Деревья гнуться. Чуткодрём!
Пусть как носки и как подмыши
Воняем мы и мелко срём,
Но ты – наш царь, тебя коль свергнем,
В уме что трудно поместить,
Пущей опасности подвергнем
Самих себя. За что нам мстить
Царю мышей – за двух-трёх серых?
Сцапал за дело Люцифер их!

Мышь обязана проворно
Пробегать мимо царя,
Потому что кот притворно
Может спать – погибнешь зря!
Мышь обязана не бегать
По царю, пока он спит.
Камышёвую тебе гать,
Тахтамыше, в общепит!
Мышь обязана не прыгать
По царю, пока еду
Он усваивает – срыгать
Может её же на беду!
Мышь обязана не крыскать,
Чтобы кот не начал рыскать!

Жестокосердие умерьте,
Ибо царь стада Тахтамыш,
Вам не желает, мыши, смерти,
Если ты преданная мышь.
Перед царём не лицемерьте,
Не говорите: «Сила мы ж!»,
В сердцах своих не восхимерьте
Свободы! Плоден, как камыш,
Станешь, народ мышиный, ибо
Мышатину наш сир не ест,
За что уже ему спасибо,
Но не наглей, мышь? Есть объезд
Вокруг кота, зачем играешь
С судьбой и шкурки честь мараешь?

Тахта есть атрибут царя,
А мышь есть подданная сира,
Перед котом убога, сира,
Лев наш царём назван не зря!
Воздай, короче говоря,
Коту, мышь, почести мессира –
Казна мышиного кассира
Полна ему благодаря!
Тахта царя есть атрибут,
А мышка – подданная царства.
Но чуток сон и быстр пробуд
Кота, страшны львиные рцарства!
Мышь, не взбегай на тахтатрон,
Ты причинишь себе урон!
 
Террор уже кому может внушить
Страх Божий? Только смертник умирает
Не потому, что сам он выбирает
Самый надёжный способ не грешить.
Теракт легко за дозу совершить.
Кто колет героин, с судьбой играет.
А если дозы нет, живьём сгорает
На медленном огне, что потушить
Лишь герыч может. Надобно решить:
Жить или же не жить? Живьём сдирает
Кожу вопрос, но доза вновь впирает…
Босс, говори, кого тут порешить,
Кому ножом нутро распотрошить?
Кайф кончился, больной опять хворает…
 
Оружие, которое уже
Взрывается само на арсеналах,
Я б уподобил несусветное лже
На информационных терминалах.
Вот вам пример: Мадонна в неглиже –
Есть в римского понтифика анналах!
Другой пример: о Карле миф Ноже
Стал былью – вот портрет двух инферналов.
«Егда глаголет лжу, от от своих
Глаголет», – возвестил в сердцах Спаситель,
«А егда исть глаголю – от Твоих,
Учителю!» – добавил искуситель.
«Album» – аннал верховного жреца.
Мадонна – ламца дрица ацаца!

Жуть от шуток двух мишуток,
Потому что не до шуток,
Но без мишек скучно жить,
Должен я вам доложить!
Папу нежно вопрошу так:
Разве это всё ложь уток?
Иль мишуткам поблажить
Уж нельзя, чтоб не тужить?
Егда облаком дышу так,
Грозный через анашу ток
Пробегает, чтоб дружить
С ним, Творцу надо служить!
Мишки два от двух Машуток
Дружбой будут дорожить!

– Разве воровство у организма
Собственного не разрешено?
Это ведь и так наше зерно!
– Нет, не ваше – вред от онанизма,
Враг, кто дрочит в эру коммунизма!
– Как не наше? В закромах дано
Нам природой-матерью оно…
– Мать не тронь, апологет цинизма!
– А ночная форма вулканизма,
Это что? Вот слабое звено
Ваших рассуждений – всё равно
Пропадёт добро…  – Антагонизма
Ищешь ты с природой, гедонизма
Проповедник, кончивший в говно!

К вам едет ревизор, смотреть, кто как
Заветы исполняет Иисуса
Христа, мыши. Сметана каплет с уса,
А лапой зарывает лев искак.
Сам мышек князь к вам в гости как-никак:
«Кто сей, что омрачает деисус, а?
Не он ли предложил желчноуксусо
Христа напОить, духа лжи макак?»
К вам, мышестадо, едет хитрый очень
Щурящийся на солнце синеочень,
Но для тебя он, мышка, бог живой.
Страшно попасть к такому прямо в лапы,
Так изломает мышь, что эскулапы
Уже не мчат пусть под сирены вой…

Демографического взрыва
Не будет до тех пор, запрет
Пока на гомосячий бред
Не восстановят. Без надрыва
В голосе и на ругань срыва
Принять закон о списке сред,
Где б педераст, сеющий вред,
Не смог бы пребывать. Нарыва
Нужен прорыв! Касту из них
Неприкасаемых составить,
Раз уж нельзя добром заставить
Греха отречься. Зла вонь их!
Нюхать её неужто должен
Всяк, кто влечением не солжен?
 
Протестантам не нравится очень
Сатана, не примкнувший к рядам
Мамонистов. Отсюда «не дам!»
Есть ногтём карандашная очинь…
Год в дурдоме писать синеочень
Мог тайком лишь. Ты-де ко вредам
Богословствуешь. Срам да к стыдам!
Синеочень теперь Семиочень!
И рогов у него тоже семь.
Сосчитает кто обе седьмицы?
Рог двурогий есть, а у седницы
Есть очко, придорожна осемь!
Семь очей у Денницы с очками,
Семь рогов… Три из них со сморчками!

«Дай денег! Денег дай! Иначе веры
Не будет в пастве!» – Вот молитва их.
Не нужно мне вокзала а двоих.
Умру я в одиночке, сексперверы.
Спасибо за два рога, скриподверы,
Имел я от природы пять своих,
А тут жены подарок от твоих,
Мамона, простаков… В ад, числозверы!
Спасибо и за глаз, тот что в зрачке:
Два глаза как у всех, один глаз лобный,
Очки – ещё два, добрый вид, не злобный
Я в них имею, глаз шестой – в очке,
Там где сучок – была разведка боем!
Седьмым я глазом всех вас неслабо ем!

Отобрана супруга у поэта
С детьми за что? За то что Бога ради
Я не оставил маму? – Не добра-де
К львёнку была мать, львица с силуэта.
Сурова, но добра, и ей за это
Любовь и верность, а к Христа тираде
Прислушавшийся так не о награде
Мечтает пусть, искатель конгруэта –
О лабиринте, конгруэнт где вечный,
О Минотавра только бюст увечный
Встречает он – не быкочеловека,
Который, может быть, и где-то рядом,
Но встретить я его тщету не зря дам
Исчадью обезумевшего века.

Педераста протест: на природу
Он в обиде, не тот, дескать, род
Дан ему. Что сказать мне народу,
Гендерный где в почёте урод?
Ты подобен сему сумасброду.
Осмотри-ка свой в зеркале рот,
Видишь зверя печать? За уроду
Рта в ответе подрывший дом крот.
Кто испытывал часто оргазмы,
Тот печать их несёт на лице,
И в прозекторской противогаз мы
Одеваем же при мертвеце
Эксгумированном? Так и с вами,
Каннибалы в стеклянном вигваме.
 
Последняя война будет. Они
Боятся с Сатаной при жизни спора,
Ишь, не привыкли получать отпора
Те, кто собрал богатство в оны дни!
Попробуй наркоману, объясни,
Что жить без наркоты можно. Топоро
Ответит, что колоться до упора
Намерен, разговор перемени!
Вот так и протестанты. Соскочить
С иглы ещё возможно, но богатство –
Супернаркотик. Кто ж дат так учить?
Протестантизм – сплошное ренегатство
Завета – слышь, погрязшие во зле:
Не собери богатства на земле!

Оставить наркомана если без
Наркотика, он выживет, быть может.
Но не богач. И кто ему поможет –
Склоняющий его в пороки бес?
А тут сам Сатана ниспал с небес,
Как молния. Я – шутит – из трюмо жид.
И ведь не богатится! Превозможет
Кто Диавола? – Прошёл красный ликбез!
Как устоять пред женской красотою,
Когда имеешь деньги на счету?
Зато без них я ничего не стою
В глазах той, кому Бог дал красоту.
Но с женщиною не достичь нирваны…
Лишь избранные есть из тех кто званы!

Нирвана, да простят мне не трюизм,
Это возвышенный апохуизм.
Нет денег? – Ну и *** с ними. Работы? –
И с ней ***! А какой неэгоизм
Нирвана культивирует! Заботы
Не чужды ближних тем, одни субботы
В неделе чьей. И к мухе альтруизм:
«Столкнулась со стеклом как неслабо ты –
Лети-ка прочь!» Неэпикуреизм
Нирвана, и мне Будды атеизм
Милее, чем достойный фенеботы
Их протестантский маммонодеизм.
Нирвана – это сохнущие боты
И отдых ног после в земле еботы.

Предупреждаю Симферополь:
Тебя ждёт Крымска участь. Вот,
Не переполнил бы некрополь
И ты в годину схода вод.
Даже стальной ржавеет строп, аль
Тебе не дорог твой живот?
Стара плотина, мой Кострополь,
К беде бесстрастен небосвод…
Покинул скифский свой акрополь
Не зря я, хоть словно развод
С женой мне был, Кровопокрополь,
Отъезд. Стыдлив твой глаз отвод.
За что я изгнан, Психотрополь,
За стихотворный перевод?

Вину твою, Барак Обама,
Методом можно доказать
Криптографическим. Вид Бама* –
Гаити. Уд, чтобы лобзать,
Судить коль по твоим губам, а?
Это ты хочешь мне сказать?
Не по твоим метод зубам, а
Тебя пришёл я наказать.
На Буше – разрушенье Бама**
Иранского. Так Бам связать!
От русского отличен БАМа
Твой очень сильно. Доснизать
Бисер поможет Алабама…
Привык Барак ялду лизать!

* И Я говорил им: что это за высота, куда ходите вы? поэтому именем Бама называется она и до сего дня. (Иезекииль: 20,29).

**Землетрясение в Баме (2003) унесло жизни 26 тысяч жителей города и серьёзно повредило 80 % сооружений.

Дружбу заменяет вам партнёрство.
Нет любви. Есть ****ство-сутенёрство.
Этика осмеяна. Зато
В моде моралиста резонёрство.
В этике закон открыл я. Кто
Оценил его? Один, и то
Без последствий. Выспренно планёрство.
На земле не ценно мне ничто.
Здесь бок о бок с новыми друзьями
Равный я меж первыми князьями.
Неба золотая высота –
Альбатросу, нужника грязь – яме,
Что зовётся дном земным. Куста
Конопля при ней нет неспроста.
 
Автор романа ненавидим
Всеми героями: «Зачем
Ты к нам явился, злой никчем?
Каков писака ты, мы видим!»
Попробуй что-то съядовидь им:
«Опять ты пыхнул свой легчем?
Лечить таких в дурдоме – чем?
Как ты, мы грёзно не сновидим!»
Как автор я, стало быть, плох,
В нём положительных героев
На пальцах счесть можно. Устроив
Скандал, и за переполох
В ответе я –  не отрекаюсь…
Что написал роман лишь, каюсь

Поэту ведомо и то,
Чего не ведает никто
Кроме Генштаба и Совбеза:
С лица земли-то есть за что
Армагеддон снести в борьбе за
Светлую новь! Вдруг по судьбе «за»? –
Единогласно… На все сто…
Школа есть красного ликбеза.
Своё болото всяк кулик
Хвалит: «Армаггедон велик
Как Вавилон! В нём есть все расы!
Монгололик и чернолик!»
Зря оскорбили ****ью с трассы
Утешителя пидорасы.

Беда, что в южной стороне –
Предупреждение: верните
Поэту отнятое! Мните:
В живых Вадима завтра не
Будет – без денег на струне
Повесится? Зря времените.
Лучше мой метод примените,
Читать как в солнечной стране.
Верните всё: семью, квартиру,
Архив… Да, возместить ущерб
Моральный старому сатиру,
Чья жизнь идёт уж на ущерб,
Пожалуйста, не позабудьте.
Только тогда спокойны будьте.

В моей беде виновны педерасты.
Им нужен был адепт ещё один:
«В наши ряды, поэт великий раз ты,
Вступай, а если нет, есть холод льдин!»
Так я и не склонился, ногтерасты,
Хотя уже дожил до тех седин,
Которых так боятся перекрасты:
Был бур, стал бел льдов стужи господин.
Гомосексуалисты получили
Задание склонить любой ценой
Меня в порок, да так и не случили
С полом иным. Что делать с Сатаной,
Если пошёл он вслед за Иисусом?
Пусть ковыряет враг в своём носу сам!

Я вроде и надеюсь: вдруг вернут
Мне мусора, что отнято преступно,
И не надеюсь. Значит, неотступна
От вас беда. Когда ножом пырнут,
Смерть наступает в несколько минут.
И городу есть нож, чей неиступно
Блестит клинок. Иль из себя исступно
Кричать: «Люди! Вас камни изомнут!»
Вас в жертву принесут, ибо не вышли
Тогда на демонстрацию все вы:
«Свободу литератору!» Где вы шли
С этим логаном? Миром правят львы,
Безжалостны они… Я – исключенье.
Кто выживет – вкусит одно мученье…
 
Дети будут убиты. Беда
Будет адская. Всё потому что
Отвечать за злодейство всегда
Некому, ибо надо кому ж то?
Зло признать? – Ни за что! Никогда!
Убеждённость была почему ж та,
Что пойдёт сын в отца как всегда,
Скажет кто о Вадиме: «Не муж то»?
Будут женщины и старики
В жертву принесены, если ныне
Не вернут мне моё. Я вины не
Понесу мнению вопреки:
Караим в катастрофе виновен.
Нет – начальник, который сановен!

Безнаказанность милиции, закона
Над которой нет, тягчайший есть недуг
Всего общества. И римский акведук
Тоже есть анахронизм, но весок он, а
Не милиция. От веков испокона
Сильный прав, а слабый нет. Здесь – прочность дуг,
Там – байдужий до беды твой дундук,
Чьё звериное лицо – антиикона.
Безнаказанность милиции давно
Стала притчей во языцех. Всё им можно.
А без взятки обратиться невозможно
К представителю «закона». Всё равно
Прав окажется не бедный, а богатый.
Правду-матку выдал чёрт рогатый.

Вами пожертвуют, и скоро,
Ибо чем раньше, тем верней,
Что не Москву накажет Кора,
Рта Персефоны что страшней?
Армагеддон! Не без укора
К тебе взываю, нет родней
Улиц твоих, но непокоро
Е возгордись – идёт счёт дней!
А доказать, что мусорами
Я обворован, мне легко:
Взглянул – и всё, картина в раме!
Истина ведь недалеко:
Что микрофон при мне едва ли
Также они подозревали.

Поэта истязали извращенцы
За то что он не влился в их ряды.
Три Троицы Лица – не всепрощенцы,
Ибо открылись Божие суды.
Казнить вас надо, сгущёнкоспущенцы,
А не превозносить на все лады.
А город – что? Погибнут с псами щенцы
Не от камней, так от большой воды…
Вы же не люди, вы – невозвращенцы
В образ людской, на лицах чьих следы
Оргий ночных, морали опрощенцы,
Не отвратите вы большой беды
Из трусости, с преступностью сращенцы.
Холод за холод и за льды вам льды!
 
Убедит отдать похищенное их
Или нет моя поэзия? – Сомненья
Есть, что тех, кто обокрал меня, гоненья
Как меня постигнут. При чинах своих
Все останутся! Свидетелей двоих
Умертвители! Так будут объясненья,
Компенсация ущерба, извиненья
И детей теперь вернут ли мне моих?
Отказался быть шестёркой мусорскою –
На счастливых стукачей смотри с тоскою
И завидуй им, раз ты такой святой.
И семья у них, и дети есть, вот только
Неужели же ты лучше их настолько,
Что не ищешь даже радости простой?

Симферополь застроили так,
Что название «город великий»,
Гордый как Вавилон, многоликий,
Он заслуживает в век атак,
Помнит с Ленинаканом Спитак
Каковых. Разве вопль богокликий
Позабыть можно? Или Земли Кий
Оградит тебя? Есть неспростак!
Раскормили тебя для того,
Принести чтобы в жертву небедно.
Испытать злую радость победно
Не ищу я, но от своего
Отступать не намерен: верните,
Что отняли и не времените!

Покинули тебя, Армагеддон,
Все те, кого призвал Дух в Откровенье
Святого Иоанна, в мгновенье
Разрушен будешь. Бездна – Авадон,
Симфера – со спущёнкою гандон.
Так обречён ты на исчезновенье.
Тебя подхватит ветра дуновенье…
Вокруг тебя чумной будет кордон.
А если нет, пусть города отцы
Очистят для меня мою квартиру
От мусора. Иначе, удальцы,
С лица земли готовы будьте к стиру.
Неужто же я требую того,
Что незаконно, злое существо?
 
Как вы отбираете жильё
И бомжей плодите с нищетою,
Ведомо мне. Злобой ещё тою
Нищих устрашает мусорьё.
Я заставлю вас отдать моё,
Отнятое вами с высчетою
С вас ущерба! Занят не тщетою
Я, рифмуя детище своё!
А не отдадите – город весь
Пусть за беспредел ваш отвечает,
Раз в охранке он души не чает.
Сам вон на гвозде себя повесь,
В суицид меня склонявший мусор!
Нравится в своём доме кому сор?

Педерастов лишь оберегает
От невзгод житейских аппарат
Устрашенья всех, кто им не рад –
Правящему классу помогает.
Горе тем, кто геев вслух ругает,
А не восхваляет! Бюрократ
Тоже пидор, тот, что гей-парад
Разрешил им – взятки вымогает.
Кто обогатился в наши дни? –
Тот, кто наплевал на всё святое.
А кто нищ в их время золотое? –
Верующие в Христа одни.
Не велел Господь им богатиться…
Нищим зато многое простится

Городу, в котором был распят
На столпе вместо креста Денница:
Труханёт тебя, когда все спят…
И у беспредела есть граница.
На каком столпе? Том, что для пят –
Жало. Подожгла море синица…
Гордо целибатом сумаспят
Вам ответил – знает психбольница.
План же был такой: коль без жены
И без денег гения оставить,
То легко его будет заставить
Сделать то, что гении должны
Все делать – не манекен же полый
Гений! В акт склоняли однополый…

Свидетелей спросите Иеговы,
Что значит быть распятым на столпе?
Ну что, кони, заржали игого вы?
Халдейский волхв в дурацкой околпе
Силён не только целибат, и говы
Тягчайшие терпеть – не пусь в чулпе! –
И боль – вокруг ледовища снеговы,
А у тебя нарыв в зубной пульпе…
Нет денег на таблетку, ни леченье
И не у кого даже попросить,
Кроме как у того, кто развлеченье
С собой предложит – время разгласить
И эту тайну! Нет уж! К тёще бывшей
Пошёл я, как зовут меня забывшей.

Город, где зверства втихаря
Творятся, разве Бог не видит?
Солдат ребёнка не обидит.
Меня оклеветали зря.
Я детям двум благодаря
Заму прожил: курнув дым, спи, дед…
В того, кто грешен, Дух не внидет!
Не мял, короче говоря,
Я Нюрку, но оклеветало
Меня, опять же, мусорьё.
Ну что, светлее в мире стало?
«Да!» – Отвечает мне ворьё,
Видящее меня сквозь решку:
«Монах посажен за безгрешку!»

«Переступив через запрет,
В привычку взяли вы преступность,
Охранники режима! Вред
От вас!» – Звенела пестоступность.
Что конопля наркотик – бред,
Но просто вам нужна отступность
В денежной форме. Я – полпред
Травы. Очей пред злом нетупность
Она воспитывает в тех,
Кто слишком мирен, чтобы драться.
Курят её не для утех,
А чтобы с мыслями собраться.
Охранка класса богачей!
Ослепни от моих лучей!

От милиции полиции отличие
Лишь в названии, а служит она тем,
У кого на счету деньги есть в наличие,
А других в общенье с нею нету тем.
Если ты, нахал, имеешь неприличие
К ним без взятки обратиться, чтоб затем
Опозорить честь мундира, чьё величие
Устрашает взор количеством блестем,
То тебя они лишат к существованию
Средств легальных, а начнёшь искать
Нелегальные - к арестованию
Будь готов, преступник! «Не пускать,
Но тащить!» – таков дивиз полиции,
Сытые все морды, краснолицие!

Если литератора лишить
Всех жизненных благ, то он повесится,
И блестема новая навесится
На мундир, который пора шить.
Человек не может не грешить.
А повеса-то привык повесится!
Ничего, без денег с ветки свесится,
Если всё ему не разрешить.
Всё непозволительно мне. Я
Запрещённый автор для издателей,
С высоты холодных наблюдателей –
Не висит на древе плоть моя?
А умру – орлы слетятся стаями,
Предают же тело неспроста яме!

Где поэта дети, кто в Содом
Их позволил вывезти отсюда
Без отца согласия? Злой дом!
Пёсьего в бумагах подпись уда…
До сих пор мне верится с трудом
В истины возможность расповсюда.
Вот, на казнь с крестом поэт ведом,
Путь пройдя оттуда и досюда.
Почему же, видя беспредел
Органов карательных, смолчали
Те, кто главным из всех жизни дел
Прав избрал защиту? Получали
Мзду вы за молчание от тех,
Кто содомских ой ли враг утех?

Я и теперь без средств к существованью.
Всё просто – нет работы. Ропот где
Правозащитников? Поэт в нужде!
Но пёсьему мил больше завыванье
Мангицкий, Ходорковский, по названью
Судить коль, «Пусси Райт» – «гнойник в ****е» –
Подписываются за них везде!
А я приговорён к неназыванью
По имени. Да как же лютованью
Природных сил не дать воли – воде,
К примеру! Я по утренней звезде
Шёл ночью, чтоб призвать спящих к вставанью…
Так почему вы склонны к забыванью
Насчёт меня, в каком я взят вреде?

В поэзии без слов не обойтись,
Но слово, если выпала удача,
Так может изменить мир, что задача
Становится конкретной: всё сойтись
Должно и цель стрелой своей найтись.
На Форосе генсека, скажем, дача
Должна была – вот телепередача
Про путч ГКЧП! – кстати прийтись.
И всё ради чего? – А чтоб пройтись
По Горби мог – красивая подача! –
Тот, кто футбол терпеть не может. Дача
Ждёт Горби показаний, разойтись
А то не хочет вече, разойтись
Грозит! – Сложил Вадим, опять чудача.

Во вселенной невесело. Вольный, свободный
Правит дух, Духу истины антагонист.
Даже спящий с женою, и тот онанист,
И в тоске мастурбатор кулакопрободный.
И Онан спал с женой, но когда дул горнист,
Вынимал он для зла свой штырёк безободный –
Изливал жизни сок, коим полон рог бодный,
Мимо лона. Такой был Онан гедонист.
Во вселенной так мрачно, что нет ни просвета.
Человечество слышать не хочет совета:
Чтобы повеселеть и свободными стать,
Познать истину надобно, ибо подложна
Лжесвобода, как та, что женомужеложна,
Так и что однопола – сказал ночной Тать.

Велополис создайте, условия все
Есть в равнинном Крыму для велопутешествий,
Понастройте гостиниц для двух сумасшествий –
Жениха и невесты. День на колесе –
Ночь в отеле! Вот море же во всей красе!
От туристов отбоя не будет – нашествий
Ждите их! Но начальство, должно быть, пришествий
Ждёт инопланетян. О велополосе
На дорогах и то не метаешь – видали
Лишь в Европе такие мы! – крутишь педали
И к обочине жмёшься, вдруг сзади шутник,
Что проносится мимо, почти задевая
Велоруль? Украина, чи ты ще живая?
Что с земли не поднимешь сама золотник?
 
После всего этого отдать
Вы диплом владельцу не хотите ли,
Писем моих также похитители,
Или вы успели их продать?
И квартиру надо передать
Мне, её владельцу. Поглотители
Дромадеров! Ангелы есть мстители,
Таковых удел – неблагодать.
Город весь за вас будет страдать,
Перекрасты и ногтей растители,
Ибо вы – беды не отвратители.
Полно вам архивом обладать
Ангела, который голодать
Предпочёл греху, его блюстители!

Вот, вы остались без поэта
И слава ваша будет в том,
Что предложили вы мне это,
С явным насилием притом.
Грустная вышла ариетта,
Слушать с кривым от муки ртом
Её вы будете. Дуэта
Красу в ней сыщите потом.
Вместо того, чтобы гордиться:
«Жил в нашем городе Вадим»,
Вы его будете стыдиться –
Здесь без суда поэт судим
Кликою местных извращенцев,
К жизни людской невозвращенцев…

Я остался один во вселенной…
Яркой точкою в небытие
Зрю её, до звезды умаленной…
Знаешь, точки чьё имя? – Твое,
Светоносец, Денница! Нетленной,
Как кристалл – чуждо забытие
Чего-либо ему! – точкой пленной
В безвременье во имя сие
Вижу Я её так удаленной…
При разбойном она соловье,
Соловьихе он шлёт восхваленной
Эпохальное соло свое!
Ну не курице же воскриленной,
Источившей терпенье Мое!

Про кроликов и зайчиков рассказ.
Кролик, он тоже в общем-то из заек,
Но приручил зайчишку злой прозаик,
И вышел кролик, мясо на заказ.
Слово клиента повару приказ.
А вот одна из грозных тех мозаик…
Какой же испустил бы дед Мазай ик,
Увидев это! Что Бог есть, доказ.
Слово клиента зайке не указ –
А догони их, в прыти состязаек!
И лишь орёл лапокогтевонзаик
Ловит зайчишек, видно напоказ,
Чтоб кролики боялись, и весь сказ.
Стебался Харакирикю Банзаик.
 
В прошлое вернуться, поменять
Чтобы всё в нём, можно, но не нужно.
Совершая выбор не принужно,
Я тогда не мог ещё понять,
Что меня не станут обвинять.
Змея обвини пойди, а ну ж на!
Ну и как? Брал мира грех он, уж, но
Только с виду: на себя пенять
Большей частью, люди, вам придётся,
Ибо змей так мало нагрешил,
А книга учёта дел ведётся,
Что к поклёпу мусор, тот что шил
Дилюгу, был вынужден прибегнуть…
В рог бараний мне вас по судьбе гнуть!
 
Жизнь, она запретов ведь сложней,
И из них есть много исключений.
Обществу кто более ценней:
Искривитель половых влечений
Или истребитель их? Важней
Что – буква закона, извлечений
Полная мух мёртвых, много дней
Там лежащих, Дух ли обличений,
Приглашённый-призванный? А он
Разрешает в случае особом
Пренебречь законом. Миллион
Геев на парад вышло? Особам,
Пол свой извратившим, сообщу:
Я вам всем жестоко отомщу.

Заповедь «не убей» – основная
Норма, но исключенья, что в ней,
Мог бы перечислять много дней
Без принятия пищи и сна я,
Да и то бы не кончил. Иная
Логика исключений, важней
В праве нет её, в жизни – нужней,
Только ваша Фемида дрянная
Чтить лишь букву закона, не зная
Исключений, как будто честней
Нет суда, между ем как вредней
Нету практики, но жизнь земная,
Говорю как знаток её дна я,
Ведь любого закона сложней.
 
Теперь пойди и прокричи
Им в уши сказанное выше,
В мантиях судей огорчи
С их римским правом, Восток свыше!
А судьи – кто? Да кирпичи
От вавилонской башни – мыши
Погрызли их, ибо в печи
Не были глины соломыши!
Открыт мной этики закон,
Но что-то вече правоведов,
Не обсуждает, снедь молве дав,
Его, видать, глубок так он.
Открытие вы осудили.
Автора сроком наградили.

Кому же надобны они,
В судейском деле перемены?
Зато какие лиц надменны
У судей в оные их дни!
Парадоксальность оцени
Закона, судные безмены
А то недвижны! В супермены
Не мечу я, но хоть взгляни
На дела суть, учитель права,
Закон и слева же, и справа,
Открытие, можно сказать,
Сделано в этике! И что же?
Кому-то нужно в подытожи
Оно, коль проще наказать?

Ещё никто и никогда
Не открывал в праве закона.
Разве звериная икона
Лик Светоносца, господа?
Что же молчите вы тогда?
Как, разве нету перекона,
Что дан от веков испокона
Закон, открытий мной, так, да?
Но игнорирует надменно
Меня садок этих судей,
Поэтому всё неизменно,
Судят по-прежнему людей
По букве всех без исключенья…
Не сотворил я здесь теченья!

Закон столь прост и столь красив*,
Что даже школьник понимает,
Каков в нём дух, но не внимает
Конклав судейский, так спесив,
Открытию. Очки сносив,
Автор обломок вынимает
Дужки – не денег занимает,
Купить чтоб новые, дед сив –
Вставляет проволочку и
Носит опять очки дрянные,
Не может он в лета свои
Купить их, хари вы свиные!
Сделал открытие поэт…
В каждом из вас пескоструэт!

*Вот формулировка этого закона:

Все юридические законы имеют исключения.
Исключением из данного юридического закона является он сам,
Поскольку он не имеет исключений.