люблю и помню книга стихов памяти Владимира Высоцк

СВЕТЛАНА ЕРМОЛАЕВА-ВЕЧНАЯ





Мой Высоцкий
1980-2012 годы




Люблю и помню








Будет воскресенье

Над твоей могилой не рыдала,
Я скорбела в городе другом.
Мрак взошел – я птицею упала
И о землю черную – крылом.

Все во мне от горя помутилось,
Несмотря – что я тебе чужая.
Может, Господь
Даровал мне милость:
Моей боли нет конца и края.

Я с собой в могилу унесу
Не о том пустое сожаленье,
Не пришлось с тобой бродить в лесу,
А надежду: будет воскресенье!

Мы с тобой воскреснем и вовеки
Будут рядом наши имена.
Если так скорбеть о человеке,
Две души воскреснут как одна.

К ЧИТАТЕЛЮ
Владимир Высоцкий – в моей душе, уме и творчестве с весны 1980 года, именно тогда я увидела его во сне, и он сказал мне: «Жаль, что мы никогда не встретимся”. Я не поняла, почему, но стала вдруг думать о нем. До этого была маленькая заигранная пластинка «Кони привередливые» и другие песни. Был спектакль театра на Таганке в 1976 году во Дворце им. Ленина (ныне Республики) – «Добрый человек из Сезуана», где играл Высоцкий. Он тогда прошел между рядами в черной водолазке, в черных брюках, играл на гитаре и пел. Вдруг посмотрел прямо на меня и подмигнул. Я сидела в крайнем кресле и была молода и привлекательна. Спектакль продолжался, я ловила каждое его слово, очень хотелось увидел его поближе, набравшись смелости, познакомиться… Но с чем бы я пришла к нему? С жалкими страничками своих стихов? С объяснением в любви? Но любовь, по-видимому, только зарождалась. Театр уехал, и встреча не состоялась. Но образ его – во всем черном – остался в памяти.
И вот май, 1980 год, и сон, и неотвязные мысли о совершенно незнакомом мне человеке, но уже лет пять как существующем в моем подсознании, почти без моего ведома. А, может, душа моя потянулась к родственной душе, ведь я была очень одинока те годы. Так или иначе, я стала мечтать о встрече. А 25 июля 1980 года – страшная весть о трагической кончине Владимира Высоцкого. Я не могла плакать, мне приходилось скрывать свое отчаянье, свою боль, свою скорбь от окружающих. У меня была семья, работа. Но полились потоком стихи-посвящения, стихи ему, о нем, о моей любви к нему, грозя захлестнуть: «С того света нет поездов…»
И вот почти тридцать лет Владимир Высоцкий является для меня глашатаем правды, гениальным поэтом, гражданского мужества человеком. Человеком, достойным подражания. Столько же лет я не перестаю писать стихи о нем, ему, как бы воскрешая его образ в памяти снова и снова.
Таким странным образом В.В. вошел в мою личную биографию и творческую жизнь. В 1990 году, в 10-ую годовщину со дня его кончины я издала на свои средства (под псевдонимом Мощева) небольшую книжечку стихов, полностью посвященную В.В., которая так и называлась «Мой Высоцкий» (Алматы). Книга разошлась по всему Союзу, со всех городов и весей приходили письма с благодарностью за то, что мне удалось выразить чувства тысяч и тысяч людей, которые также почитали, любили, восхищались, понимали нашего великого соотечественника. В 1994 году вышла книга «Венок Высоцкому» (г. Ангарск, Сибирь) с 350-ю стихами-посвящениями поэтов-профессионалов и просто почитателей творчества Высоцкого. В книге – четыре моих стихотворения. В 1997 году я издала (под псевдонимом Гордеева) небольшой сборничек стихов «Черный ангел» (Алматы) в кол-ве 500 экз. В нем тоже есть стихи-посвящения, эпиграфы из его стихов к моим, как бы продолжающим его темы или только интонацию. Композитор Норлан Сеитов написал музыку к стихотворению: «Юбилейное» (к 25 января 1998 г.), а также к «Монологу Жеглова».
И сегодня, уже в 2008 году я продолжаю любить и помнить Владимира Высоцкого и общаться с ним – теперь уже на космическом уровне. Он продолжает сниться мне как живой. Все сны рассказывать не буду, но одним из снов мне хочется поделиться с тобой, читатель: мы стоим с В.В. в комнате, а потом вылетаем вместе через открытое окно и парим рядом в ясном небе над зелеными просторами, и я знаю, что это: РОССИЯ.

Вместо предисловия
“Не поставят мне памятник в сквере…”
1.
25 июля восьмидесятого года
Умер единственный в мире
В о л о д я.
Рано, так рано! –
Рыдай иль молчи –
Пламя погасло у тонкой свечи.

Жил он на голом,
Натянутом нерве!
Умер Володя –
Последний из первых.

Может, пройдет лет десяток –
И в сквере
Памятник будет ему, его вере
В жизнь справедливую,
Как он мечтал.
Умер Володя – устал…
                х А памятник стоит на Тверском бульваре.
2.
Нет безысходного горя.
Солнце сияет в саду,
Птицы поют на просторе…
Я, спотыкаясь, бреду.

Нет безысходного горя.
Падают листья, шурша…
“Нет”, - говорят.
Я не спорю.
Знаю, что в горе
 душа.

25 июля 1980 года

К мертвому – странная тяга…

К мертвому - странная тяга.
Скорбь почитаю за благо.
Мы ведь совсем незнакомы.
В горле – рыдания комом.

Может, все просто совпало.
Я в это лето устала,
А ранняя ваша кончина
Душу в печаль заточила.

Скажут, с ума я сошла –
Мертвого друга нашла.
Будет ответ мой такой:
- Нету живых под рукой!

Я по тебе тоскую бесконечно…

Я по тебе тоскую бесконечно.
Наверно, так назначено судьбой:
Тебе уйти, а мне терзаться вечно
И рваться вслед –
За мертвым, за тобой.

Нет слез уже.
Так выплачу я душу, -
Мои глаза, как выжжены,  сухи.
Прости, прости!
Я  твой покой нарушу –
Послав тебе, ушедшему, стихи.

 28 июля 1980 года (день похорон)
С того света нет поездов…

С того света нет поездов,
Самолетов нет с того света.
Путь туда лежал
Между двух рядов,
Между двух рядов
Золотых цветов,
В пике лета.

Уж не петь ему
Песен самому.
Они рвутся к нам
С наших “магов”.
Стон гитарных струн,
И коней табун,
И обрыв крутой
У оврага.

С того света нет поездов,
Самолетов нет с того света.
Мысли путь бредов,
Было много слов.
Его дух средь них –
Смутной тенью…
А среди цветов
Он лежал – суров
И совсем тверез.
Как собрат его –
С.Есенин.
Может, души их
Из совсем чужих
Станут близкими и родными.
Родились они
От одной земли –
Ах, Россия-мать – свято имя!

Жгли стихами нас –
А они могли,
И глазами жгли голубыми…

Дожил до сорока двух лет
                “С меня при цифре 37
                в момент слетает хмель.
                Вот и сейчас –
                Как холодом подуло…”

Дожил до сорока двух лет,
Пройдя отметки разновозрастные.
Ты с самого начала был Поэт.
Да на стихи твои приклеили ярлык –
“блатные”.

Твои собратья, перья наточив,
По части строкогонства
Были доки –
Писали с петухами и в ночи…
Все выжимали соки в жиденькие строки.

А ты писал, как нити из души
Вытягивал – разматывал клубок.
И так спешил –
Зачем ты так спешил?
Как будто смерть блуждала
Между строк.

Твои собратья будут долго жить
И состояния сколачивать упорно.
Бог с ними!
Мы же отыскать спешим
Твоих стихов
Рассыпанные зерна.

Потому что любил
          “В синем небе, колокольнями проколотом,
            медный колокол, медный колокол –
             То ль возрадовался, то ли осерчал…”

1.Преклоняюсь – без тени смущенья –
Перед силою самосожженья.
Не пустые слова: преклоненья достоин,
Кто бестрепетно был
И один в поле воин.
Там, где гнулась толпа,
Он один подымался,
И гитара без устали билась в руках.
Хриплый голос его
От усилия рвался –
Пел за совесть он, не за страх.
Тот душой неспокоен,
Чьи тропы круты.
Словно в колокол,
Каждою песней он бил…
Он Россию хотел уберечь от беды,
Потому что страдал,
Потому что любил!
Да, бесстрашно он смог
Постоять на краю,
В пропасть глянул –
И дух захватило!
…Не напрасно он душу живую свою
Все же тратил на то,
Что с души воротило.

2.Ах, Владимир, как  жаль, Владимир,
В мир иной вы ушли впопыхах.
Голос совести сразу как вымер,
И ни в песнях его, ни в стихах.
Без задержки отправился рейс,
На тот свет он летит без посадки.
Не берут  там доплату за лишний вес,
И билеты туда продаются без взятки.

Похороны

Белый гроб качался и плыл
По цветам, по цветам, по цветам…
Ты меня никогда не любил,
Но полюбишь –
Мы встретимся  т а м.

Ты меня никогда не любил
И не знал,
Что на свете я есть.
Ты так щедро другой подарил
Свою душу, как лучшую песнь.

О, поверь, я за то не в обиде.
Под одним со мной небом дыша,
Ты не слышал меня и не видел,
Да и я жила, не ропща.

Но, однажды, явившись во сне,
Ты сказал:
– Мне так искренне жаль,
что с тобою не встретиться мне.
И меня полонила печаль.

И по мертвому другу тоска
В моем сердце теперь не пройдет. 
И тебя эта с болью строка,
Может быть, на том свете найдет.

Боготворю твой голос, твои песни…

Боготворю твой голос, твои песни
И все слова твои – боготворю.
Пусть мир для нас
Не оказался тесен,
Я нашу встречу в мыслях сотворю.

Я сотворю и взгляд твой,
Полный боли,
И облик твой – такой простой.
Я защищу тебя своей любовью
От зависти и подлости людской.

И буду повторять я бесконечно,
Пока жива: – Боготворю тебя!
Жизнь проживу, которая не вечна,
Не о себе, а о тебе скорбя.


Это бред какой-то?…  Или сон?…

Это бред какой-то?…
Или сон?…
Ты не умер!
Ты живешь на свете!
Так за кем же рвется этот…
Стон?
Руки опускаются,
Как плети.
И глаза незрячие –
Сухи.
Рот – тоской обметанный
Как будто…
Вслед за стоном тут как тут …
Стихи –
Даже в эту скорбную минуту.


Душа не верит

Душа не верит в невозможность встречи,
Всё  кажется:  ты всходишь на порог,
Скупой улыбкой освещаешь вечер
И в нем меня –
Под гнетом скорбных строк.

Глаза в глаза –
И нет моим глазам пощады.
Как под гипнозом, я к тебе иду.
Не ты, а смерть притягивает жадно.
Но все равно я взгляд не отведу.


А любимый мой ушел в мир иной…

А любимый мой ушел в мир иной.
Только тень его бредет вслед за мной…
Только тень – и ни глаз, и ни губ.
Как жесток этот мир и как груб!

Живы милые – и жизнь нам, как дар.
Умирают – и память-пожар
Так свирепствует!
Стелется дым
Над несбывшимся счастьем моим…

Я ПО ТЕБЕ ТОСКУЮ БЕСКОНЕЧНО
Я по тебе тоскую бесконечно.
Наверно, так назначено судьбой:
Тебе уйти, а мне терзаться вечно и рваться вслед –
За мертвым, за тобой.

Нет слез уже,
Так выплачу я душу!
Мои глаза, как выжжены, сухи.
Прости, прости,
Я твой покой нарушу –
Пишу тебе, ушедшему, стихи.

Зачем эти тонкие свечи?

Зачем эти тонкие свечи
Стоят в изголовье твоем?
Володя, еще ведь не вечер,
Еще поживем и споем!

Ну, встань же,
Открой свои очи!
Отбрось маску смерти с лица!
Гитара так истово хочет
Клеймить подлеца и лжеца.

Гитара так истово хочет
В руках твоих правде служить,
Которую душат и топчут,
И в горло втыкают ножи.

Ну, встань же, глашатай и гений,
И в руки гитару возьми!
Запой, чтоб исчезли, как тени,               
Бесовские орды с земли!

От имени  В.В.
1.
К черту, доктор, камфору и морфий!
Должен я с достоинством уйти.
В этот раз серьезно, без уморы!
Кода! Финиш! И конец пути.

Эй, Харон, ну, где там речка Лета? –
Я кричу. В ответ мне – пустота.
Что-то я не вижу того света,
Но и этот застит темнота.

Кто стоит за дверью белой этой?
Лживой скорбью тронуты уста.
Я вернусь, пожалуй, с того света,
Если будет музыка не та!

Не из тех я, кто копил обиды,
Не из тех я, кто лежачих бил.
Слишком много понимал и видел
И фатального исхода не любил.

2.
Стояла стена – стоуста молва,
И мне не давала дороги.
Едва я ступал, сатанела она…
Но я не просил подмоги.

И в хвост и в гриву без продыху, сна
И грызла она и кусала!
И только песня спасала меня,
Ценою потерь спасала!

Терял свою душу в борьбе с молвой,
Но пел и дышал всей грудью!
Пусть я поплатился за то головой…
Теперь мне лишь Боги – судьи.

3.
Не справляйте поминки по мне!
Я любил в одиночестве гулком
До полночи бродить при луне
По пустынным, глухим переулкам.

Не справляйте поминки по мне!
В полутемной квартире вполголоса спойте…
И пусть плещутся тени по белой стене,
Пусть гитара рыдает протяжно и горько!

Не справляйте поминки по мне!
Тошнотворны хвалебные речи.
Так и хочется взвыть, будто пес при луне –
А потом потушить поминальные свечи…
Кони
1.
“Чуть помедленнее, кони!…”

Кони нашей судьбы…
Пара резвых гнедых
Или старая кляча –
И глуха, и незряча.
Вы замедлили бег,
И – упал человек.
Может, встанет он сам,
Может, встанет!
Ну, а может, ему
Уж не встать самому,
И друзья его тело поднимут.
Мертвым легче всего –
Им не жаль ничего,
Они скорби и сраму не имут.

Кони нашей судьбы…
Вороных и гнедых
Постепенно к себе приручаем,
Веря в то, что не раз
Они выручат нас,
Когда даже друзья не выручают.

Кони нашей судьбы,
В час тоски, в час беды,
В самый горестный  час
Проклинаем мы вас.
Но мгновенья прошли –
В пене вы и в пыли,
И печально на нас
Косит бархатный глаз.
Ах, как совестно нам
После к вашим губам
Протянуть теплый хлеб на ладони!
Вы простите меня, мои кони…
2.
                “Сгину я, меня пушинкой
                ураган сметет с ладони…”

Понесли по снегу кони!…
Тормозил – и в кровь ладони.
Закричал: – Остановитесь!
Ну, зачем так быстро мчитесь?
Но безжалостны, как время –
О! Неистовое племя! –
Грудью воздух разрывая,
Все несли, несли по краю…

– Чуть помедленнее, черти!
Не готов еще я к смерти!
Я еще не допел, не успел,
Что-то голос мой вдруг ослабел…

Ну, хоть миг повремените!
Не допел я – вы поймите!
Вы враги мне, не друзья.
Ну и пусть – дожить нельзя…

Вы допеть мне разрешите,
А потом порвите нити!
О, проклятье!
Погибаю-ю-ю…
Но я вас не проклинаю.

Унесли…
Я по санному следу
За тобою,  Владимир, поеду.
Коль успею, то я допою
Недопетую песню твою…

3.
                “Жду – ударит свинец
             из двухстволки...”
Твои кони тебя не сумели спасти.
Все тащили по краю, по краю.
По скользящему краю земного пути…
И неведомо: к аду иль к раю.

Твои волки тебя не сумели сберечь.
Не сожрали проклятую свору
Твоих недругов с ружьями –
С плеч –
И курки взведены до упора.

Не спасли тебя, не сберегли,
Кони, волки и люди, конечно,
Ты ушел прямо в душу земли…
Моя скорбь о тебе бесконечна…

Изрезал ты
               “Поэты ходят пятками по лезвию ножа
                и режут в кровь свои босые души…”

Изрезал душеньку свою,
Изрезал ты –
Хлестала кровь струей,
Текла рекой.
Как по стеклу,
Водил железом ты –
Своею
Собственной
Строкой…

И сам палач,
И сам - на плахе ты.
Так жил ты,
Время торопя.
Так шел,
Отбросив страхи, ты.
Шел  - напролом
И не жалел
Себя…

Изрезал душеньку свою.
Изрезал ты…

Ты не любил
               “Я не люблю фатального исхода,
                от жизни никогда не устаю…”

Ты не любил фатального исхода.
Но что я слышу? Я не верю, нет!
Мне говорят, в жару была природа,
Когда с тобой прощался белый свет.

Но как же так?
А где же наша встреча?
Я не успела домечтать о ней.
Я вне себя…
И в ночь скатился вечер…
И вне себя я буду много дней.


За что мне  -  такая мука?…

За что мне – такая мука?
Быть может, я очень грешна?
Черней не бывает разлука.
Нежней не бывает – нежна.
Была бы с тобою, милый!
Но ты, не зайдя, ушел.
Я так бы тебя любила,
Как не любили еще!

Но нету туда дороги,
Куда ты ушел, Орфей!
Мне некуда деться, о Боги,
С бесплодной любовью своей.


25 июля 1981 года
                «Растащили меня, но я                счастлив, что львиную долю…”

Вы прошлым летом
В мир ушли иной.
С тех пор ваш дух живет
На черном рынке.
Вы  стали модным, но какой ценой
Вы оплатили хрип свой
На пластинке?

Повсюду вы с гитарою в руках.
И диски  полки все заполонили.
На сумках ваш портрет и на зонтах.
И, говорят, его на джинсы налепили.

Вас нет.
Есть те, живучие, как вши,
Что объедаются на подлом своем пире,
На вашем имени наживши барыши.
Они-то счастливы,
Что вы в загробном мире.

Песенка нечисти
“Ой, перестали совсем ублажать
нашу нечистую силу”…
Загони его, загони!
Что-то слишком он стал знаменит.
Что-то слишком он стал популярен.
Тем он власти по духу полярен.

Затрави его, затрави!
Чтобы он захлебнулся в крови.
Что-то слишком ему зажилось.
Его песни –
Торчком в горле кость.

Усыпи его, усыпи!
Может быть, приковав  на цепи?
Да заснет вольнодумец навеки!
Бог простит,
Ведь мы все человеки.


В.В.

Под крестиком православным
Я в ладанке имя ношу.
В.В. – грядущая слава.
Себе – ничего не прошу.

Я близким своим завещаю:
– Умру – не снимайте креста.
Свой путь на земле завершая,
Предстану пред очи Христа.

Я много страдала при жизни.
Даруй же мне радость теперь!
Где странствует Он,
Укажи мне!
Моя «Аллилуйя!» – тебе.

Пусть тело опустится в Лету,
Оставь мою душу живой!
Вот имя –
В ладанке этой.
…Владимир, единственный,
Мой!

На Ваганьковском кладбище   
                13 декабря 1983 года

1.
На Ваганьково метели метут,
А к Высоцкому толпы идут
И кладут живые цветы
У его последней черты.

Кто-то спросит:
– А памятник где
Всенародной утрате-беде?
Есть такие громады окрест…
Здесь хотя бы поставили крест.

О, как больно ему на кресте!
Как горька у народа утрата!
А гвоздики –
Как кровь на Христе,
Вновь и вновь на Голгофе распятом.

2.
Холодных рук твоих мне не согреть,
Сомкнутых век не разомкнуть слезой.
Мне суждено в горниле мук гореть
И за тобой – опасною стезей…

Никто, никто на целом белом свете
С тобой, живым, не встанет наравне.
Мне наяву тебя уже не встретить,
Но, к счастью, ты являешься во сне.

И происходит то, что быть могло –
Мы говорим и взглядом, и словами –
Когда б тебя в могилу ни свело
Твоей души неистовое пламя.


3.
Пусть на твою  могилу упадут
Мои стихи, пронизанные болью, -
Последний твой, неласковый приют,
Последний миг прощания с любовью.

Колени преклоню и лбом холодным
Коснусь цветов, пылающих в жару.
И здесь – в земле –
Не  будешь ты свободным
От чувств моих, пока  и  я  умру.

4.
Я ныне – твоя – и присно.
Все строки мои – к тебе.
Твоя нескончаемо тризна
Вершится в моей судьбе.

На каждую песню твою
Моя – из рыданий – готова.
Ужели напрасно молю:
– Давай перемолвимся словом?

Ужели? Так, знать, суждено
Шептать до скончания века
Мне имя – из тысяч одно –      
Любимого мной человека…

25 июля 1983 года

           “А запеть-то хочется, лишь бы не мешали,
         хоть бы раз про главное, хоть бы раз – и то!
          И кричал со всхрипом я – люди не дышали,
           И никто не морщился, право же, никто…”

Три года прошло, а ты
Живее живущих на свете.
Твой голос - лекарство  от глухоты,
Для тех, кто нуждается в этом.
Других бы сдувал он,
Как нечисть с ног –
Немало их,
Взгляды бросают косые
Туда, где почила –
На долгий ли срок? –
Отважная совесть России.
Но больше таких скорбящих
Вокруг,
Что будто взывают:
- Владимир, ты нужен!
Опять заколдованный кем-то круг
Вокруг наших душ так сужен.
Вокруг наших слов –
До немоты! –
Тот круг заколдованный сужен.

Владимир, восстань!
В мир плесни чистоты!
Ты мне, и другим ты неистово нужен!

25 января 1984 года
            “Те, кто жив, затаились на том берегу…”

“- Что могу я один? Ничего не могу…”
Но ты мог!
Ты такое высказывал вслух!
Чашу с правдою ты
Расплескал на бегу –
В нас вселился бунтарский дух.

Издавна бунтари на народ выносили
Все, что души и совесть их жгло.
В песнях, в сказках ли…
Помнит Россия,
Как они воевали со Злом.

Сколько их, бунтарей-одиночек,
Преждевременно в землю легло.
За высокое мужество мыслей и строчек
Смерть над ними так рано вздымала крыло.

И петля или пуля усмиряли их кровь,
Ненасытную жажду любви и добра.
Им теперь все равно, что людская любовь
Полыхает над ними, как пламя костра.

Люди в скорби стоят – а метели метут, –
У могилы еще одного бунтаря.
Год четвертый идет, а к тебе все идут,
Словно к собственным душам тропинки торя.

25 июля 1984 года
                “Я вышел в дверь!
                С тех пор в себе я сомневаюсь…”

Четыре года,
Как четыре стона,
У ног твоих бездыханно легли.
Четыре года
Дух твой вне закона
Живет.
Его пока менты не замели.

Не променял душевную тревогу
Ты на смиренный,
Благостный покой.
И правде лишь –
Единственному богу,
Служил
Из нерва сделанной строкой.

Четыре года,
А людские души
Все пребывают в скорби
И неверье,
Что ты ушел,
Приличья не нарушив,
На этот раз –
Смиренно –
Через двери…

Быть!
     “Отдайте Гамлета славянам!”   (Ю.Кузнецов)
      И нам отдали:  Гамлет – Высоцкий
 
Гамлет – брат мой!
Молвлю,  как сестра,
Что вопрос извечный
“Быть – не быть”
Не  решить нам с помощью добра
На подмостках сцены и судьбы.

“Быть!” – и бой за правду до конца.
“Быть!” – и я с ядом выпито вино.
“Быть!” – и грудь под пулю подлеца.
Нам судьбой другого не дано.

“Быть!”  -  без страха
Встретить смертный час.
“Быть!” – у бездны мрачной на краю.
Пусть народ свечу зажжет за нас –
Может, Господь встретит нас в раю.

По чьей вине?
                “Смешно, не правда ли, смешно?
                Ну, вот.
                И вам смешно и даже мне –
                Конь на скаку и птица влет…
                По чьей вине, по чьей вине,
                По чьей вине?…”

Конь на скаку и птица влет,
А человек – в расцвете лет…
И если даже плавить лед,
Он не увидит белый свет.

И нам совсем уж не смешно.
Не докурил и не допил вино
И женщину одну не долюбил,
А про него уже – “жил-был…”

По чьей вине?
Да нам ли знать?
Есть на виновных Высший суд.
И будь у них богатств казна,
Навряд ли их  они спасут.

Конь - на скаку
И птица – влет.
А человек –
В расцвете лет…

25 января 1985 года
               “Пусть впереди большие перемены,
                я это никогда не полюблю”.

А мы все играем, играем.
С рожденья нам розданы роли.
Увы, не прельщаемся раем.
И ад не пугает нас боле.

Красивы публичные речи,
Нет пятен стыда на лице.
Высоцкий нам пел,
Что “не вечер”…
И вот он - в терновом венце.

Не вечер, ночища глухая
Опутала тьмою умы.
И совесть босая, нагая
Рыдает у новой тюрьмы.

Грядут перемены большие –
И снова: - Ура! Одобрям!?
Не чуждые речи – чужие
С трибун зазвучат там и сям.

Сплетутся и новые сети,
Придет и рыбак – в свой черед.
Народ мой доверчив, как дети,
На паперть с сумой побредет.

Церковь Воскресения. Ваганьковское.
         “Может, кто-то когда-то поставит свечу
          мне за голый мой нерв, на котором кричу,
           за веселый манер, на котором шучу…”

Купила в храме я рублевую свечу.
Я с детства здесь ни разу не была.
Торжественно и тихо, как в лесу –
Когда его поземка замела.

Спросила я кого-то, что сказать,
Как помянуть усопшего по-божьи.
С моим вопросом встретившись, глаза
Помедлили с ответом настороженно.

Потом, губами пожевав, сказал старик:
– Нет общих слов. У каждого – свои.
Услышит Бог и шепот твой, и крик,
Ты только душу щедро отвори.

Я душу отворила и шепчу:
– Пусть будет пухом вам земля!
При этом 
Я жгу рублевую свечу
За голый нерв народного поэта.

25 января 1986 года
 Гитара Высоцкого
“А гитара опять не хочет молчать,
поет ночами лунными…”

Ему б сегодня было сорок восемь…
Январь зачем-то притворился мартом
И жесткий снег с деревьев черных сбросил.
И ожила гитара где-то рядом:
Звенит, поет, рыдает безутешно…

Почудились шаги издалека
И рук прикосновение поспешное -
Истосковавшийся по струнам музыкант?
Да, это он!
И не было разлуки.
Как страшный сон – чехол и черный гвоздь.
А явь сейчас – единственные руки!
Их жар не раз ей испытать пришлось.

Он, не спеша, поднялся на помост.
Гитару левой обнял он за гриф,
А правой – тронул струны…
Будто мост
возвел меж ею и собой. Несуетлив.
Ну, в точь такой, когда в последний раз
Он  пел,   он   улыбался,
Он дышал!..
Он знать не знал,
Что в этот самый час
Уж шаг к бессмертью сделала душа.

25 июля 1990 года
“И счастлив я висеть на острие,
зарезанный за то, что был опасен!..”
Ты стал отныне не опасен.
Звучит уютно хриплый голос
В кабине “мазовской” на трассе.
В момент – от гибели на волос.

Предстал ты голым, как король,
Чуть-чуть прикрыт
Листком  ли, фигой?…
О, русский Гамлет, эту  ль роль
Ты заслужил своим подвигом?

Враги – в друзьях,
Друзья – в молчанье,
Толпой – биографы-кликуши…
Владим Семеныч, как печально,
Когда и мертвым гадят в души.

25 января 1991 года
Попурри на темы песен Владимира Высоцкого

На дворе – вовсю зима,
Век кончается двадцатый.
Кто с умом, кто без ума –
Лезут дружно в депутаты.
Без ума или с умом –
Во Кремлевские палаты.
Будто в церковь с топором,
Прут с мандатом депутаты.
Их мандат – и щит и меч,
Пропуск к благам, к дефициту.
Нам бы – голову сберечь
Да дырявое корыто.

Эх, Володя, злая доля
Увела тебя во тьму.
Наша доля – злая воля,
Подавившая страну.
Без ума или с умом –
В болтовне проводят день.
А Союз – наш общий дом,
Грабят все  -  кому не лень,
Как хозяева, в Кремле
И в Палате Грановитой.
Вновь Законы о Земле
Нам варганят с рожей сытой.
А в колхозе – все шаром,
Зол мужик – в одном носке.
И,  как встарь, плывет паром
По загаженной реке.
Хрущ прославлен кукурузой,
эЛ.И.Брежнев – целиной.
Заливается Карузой
Наш Генсек очередной.
Рвется он из сухожилий:
Всех нас по миру пустить.
Честных воры обложили –
Не спастись и не спасти.

Эх, Володя, по-за-рез
Нужен ты – бунтарь-мессия!
Нам мерещится, что бес
Губит вольную Россию.

Здравствуй-здравствуй,
Век двадцатый –
До милиции родной!
До свиданья, депутаты
И ваш съезд очередной!
Доболтаетесь – дебаты
Оборвет народный глас.
С газ-водою автоматы
Пустят в дело против вас.

Эх, ребята, вновь не так –
За- пре- ти- ли  зелье!
Вся страна наша – бардак,
Пей не пей с похмелья…
Во! – в России мужики –
Все им чей-то хотца!
То писать – трояк с строки,
То за власть бороться.
Рынок, рынок
К нам грядет,
И – ату! – пророки!
Без портков уже народ,
Без крамолы – строки…

Эх, Володя, кони вскачь –
Ими я не правлю.
По тебе -  мой горький плач
И тебя я славлю!

Из сборника «Черный ангел», 1997 год
1.
Ода водке
            Или куришь натощак,
            Или пьешь с похмелья!...
…Запиваем, бывает, по-черному,
а иначе и выжить-то как?
Даже наши больные ученые
От давления хлещут коньяк.

А про водочку нету и прений.
После баньки, с устатку иль так
Много-много уже поколений
Принимают ее натощак.

Что шампанское любят пииты,
Всех Пегасов споили давно,
Даже древние знали шииты,
Может, видели наше кино.

А сейчас налегли на ликеры,
Шоколадной оберткой шурша…
Даже истина топится в споре,
Если резать ее без ножа.
Мужики вымирают в России,
Если пиво не пьют при леще.
Жил один и того поносили
За пристрастие к водке ваще. (слово В.В.)

Да при рынке таком окаянном
Без хмельного нельзя куража.
Водку хлещем не стопкой, стаканом,
Что бы вырваться из виража.

Непосильная ноша поэту –
Выживать в окаянные дни,
В грязь лицом не ударить при этом,
Твердо веря, что сгинут они.
И при черной печали по-черному,
Как, возможно, бывало и с ним,
Не ликеру под вафли мученые,
Водке должное мы воздадим.

2.
Кони – в такт
Где-то кони пляшут в такт –
Нехотя и плавно…

Кони – в такт,
А в пропасть как?
Нехотя и плавно…
Э-э-эх, Володя, все не так,
А сейчас – подавно.
Вдоль дороги – воронье,
Их число бессчетно!
Ну, а, в общем - все вранье,
Что кресты, что четки.
В церкви точно, как в кино,
Сатане преславно.
Нету святости давно,
А сейчас подавно.
Притворяться ни к чему,
Бога в душах нету –
Нет пристанища ему.
И кого к ответу?
Выйдешь из дому – и хам
Прет навстречу с матом.
Глянешь в прошлое, а там
Лишь одни утраты.
В кабаке, где с горя пить,
Веселится быдло.
Э-э-эх, да что там говорить!
Все давно обрыдло.

Я на гору впопыхах!...
Мне: - Да не пыхтите!
«Новым» срублена ольха,
пальма там … с Таити.

Продолжая В.В.

Я говорю своим биографам,
Что обожаю пить с утра.
Потом сижу, слежу за облаком
И вспоминаю, что вчера.

Вчера бухали мы по-черному,
Уж ты нас, Господи, прости!
Простые мы и неученые,
Не знаем, как себя вести.

Нажремся прямо, как начальники,
Куды министрам там до нас!..
Те молча пьют, они “молчальники”.
И в одиночку пьют зараз.

А мы простые, мы куражимся
И в глотки льем с утра вино.
Зальем, покажется, отважимся
Сходить на “вы” или в порнкино.

И на словах мы изгаляемся
Над всем правительством зараз.
Сидим себе, опохмеляемся…
Чем не министры мы сейчас?

Министр болтает с утра до ночи,
Мы не завидуем ему!..
Стоят заводы, а мы онучи
Оденем – и на Колыму.
Вот так!
Монолог Жеглова (песня)

… Идет по-крупному игра,
И я готов на встречу,
На схватку с бандою пора.
Еще, Жеглов, не вечер!

Еще не вечер и не ночь,
И в жизни фарт – для смелых!
Азарт пьянит,
как спирт, точь-в-точь,
Когда иду на дело.

Иду на “ручников”-воров,
Их непотребных девок.
Я не бессмертен,
В жилах – кровь,
И сердце бьется слева.

И “волк”-убийца будет мой,
В своей, в чужой ли шкуре.
Он не один такой крутой,
Ребята круче в МУРе.

Вот брезжит утро, даль светла.
Идет к концу облава.
К победе вера привела,
Что наше дело – право.

25 января 1998 года Юбилейное (песня)
1.Все рвется Высоцкого голос
С экранов, со сцен, из квартир!
От смерти прожил он на волос,
Спасая по-своему мир.
Припев:
Володя, Володя, Володя,
Остались мы, други твои,
И вслед за тобою уходим
Из этой страны нелюбви.
2.И рвутся гитарные струны
В руках одиноких людей,
А души их ночью безлунной,
Как стая больных лебедей…
Припев.
3.Пусть рвутся, пусть рвутся, пусть рвутся
И голос,  и струны сердец.
О, Господи! Мир в твоих руцех.
Спаси, сохрани нас, Творец!
Припев.

О скитальце одном
            Но и утром все не так,
           Нет того веселья…
Бреду по редакциям, как по этапу –
Где плюнут, где сунут
Под ребра кулак.
Неужто за это им платят зарплату –
Чтоб рвали, как церберы?
Или не так?

Как нищий с сумою за подаяньем,
Так я со стихами своими бреду.
Возможно, предсмертным
Своим покаяньем
Я истинный путь на земле обрету?
Как бич или нищий, скитаясь под небом,
Я помню всегда о скитальце одном:
Чужим он сочувствовал болям и бедам,
Свои – заливал самым горьким вином.

25 января 1988 года
              Но в привычные рамки я всажен –
              На спор вбили…
Вершил он великое дело
Преградам всем вопреки.
Россия не оскудела,
Коль есть  м у ж и к и.
Запретами стиснуты глотки.
Бахвалясь отвагой своей,
Трусишки вопили за водкой
Среди таковых же друзей.
Сказать во весь голос
Посмел он,
Пусть ждали сума иль тюрьма,
Что слово насилует дело,
И горе в стране без ума.
Свобода, отпетая властью,
На ладан дышала едва.
Душа разрывалась на части,
Как колокол, били слова!
Ах, мило, ах, смело, ах, жутко –
Вознесся поэт над толпой.
Но с властью бороться – не шутка,
Упрятали в гроб… на покой.
Покойный, он стал неопасен,
Посыпались «ахи» вослед…
Он весь – до ногтей – приукрашен,
А дух его «всажен» в багет.

К России
              Мне судьба – до последней черты,
               до креста...
Распнут – и объявят мессией,
сожгут – и объявят поэтом.
А в нашей любезной России
“осанну” исторгнут при этом.

Гноят и мытарят в неволе
глашатаев правды единой.
В России – им лучшая доля:
безвинному – явка с повинной.
Строптивому – благ укрощенья:
кнутом или плеткой литой.
А в нашей России – прощенья
грехам за последней чертой.
Любезная сердцу Россия,
зачем этот крест на пути?
О Господи – я не мессия,
мятущийся дух укрепи!

О Господи – высшая сила,
Спаси меня и сохрани!
Всем сердцем люблю я Россию,
особенно в черные дни.

Звезда Высоцкого

Мы все живем “До завтра” –
Прислуга и король,
А также космонавты.
Мы все играем роль.

Пусть кто-то не проснулся –
Все сыграно уже.
И мир не ужаснулся,
Не всхлипнул о душе.

О ней, непокаянной,
Лишь близкие вздохнут.
Звездою безымянной
Душа рванет из пут.

Мы живы все  до “завтра”,
А значит – до утра,
Подсчитывать утраты
Нам всем давно пора…


После прочтения книги В.Перевозчикова «Правда последнего часа»

Высоцкий – с того света

Кричу: - Наркота! – я,
И вот уже животно – я.

Нет, не кони меня так и тащут все вниз,
А наркота, свинья, разрушает мне жизнь.

Весь Союз наркоту поставляет
И меня от “ломки” избавляет.
И сексоты, ****и и воришки
Продают последние штанишки.
Ради меня!
Чтобы в гроб
Скорее лег я!

Даже лучший доктор Толик,
Алкоголик и крамольник,
Так меня спасает,
Что в пространстве зависаю.
Будто висельник…

А Любимов Юр Петрович
Тоже купит мне укольчик,
Чтоб играл я Гамлета:
Быть – не быть решал.
А где Я?  Я сам на сам
Думал и страдал.

Все устали, сели – встали!
Выпьем, други, водочки.
От меня вы так устали,
Что заткнули глоточку.

Я не умер, я живой!
Подгляжу за вами я.
Пьете вы за “упокой”,
А судьба – с глазами.

Толик, лучший друг и враг,
Умер в неизвестности.
Для меня б он взял Рейхстаг,
Что там Склифа местности!

Ты, Оксаночка, усни
Сном беспечным! –
Мне минуты, тебе – дни,
У меня в запасе – Вечность.

Ну, а Влади – вот херня:
Сердце захотела!
Слава Богу, что родня
Бдела возле тела.
Если б сердце забрала,
Не общался б с вами.
Ох, как злость меня взяла
И впилась когтями!

Я скажу вам однозначно:
Женщинам не верьте
И подальше сердце прячьте.
Чтоб их взяли черти!

Труп мой плыл в машине, что ж –
С близкими, с друзьями.
Я, наверно, был хорош –
В той глубокой яме.
(На Ваганьковском)

Видел лица тут и там,
Но не все скорбящи.
Видел рожи – по углам:
Весело глядящи.

Вот он я – лежу в гробу,
Жив – живее многих!
Верю в душу и в судьбу,
В дальнюю дорогу.

Я когда-нибудь вернусь,
Встречусь я с друзьями,
Буду шпарить наизусть
Целыми листами.

А Миша Шемякин,
Ты жив или нет?
Когда побухаем в Париже?
Давно нам с тобою не страшен тот свет,
Там свету немножко пожиже…

Театр, театр. И Гамлета роль…
И зависть к успеху – актеров…
Ну, вот мое сердце –
Завистник, изволь
его прострелить без суфлеров!

Ну, вот мое сердце! Завистник, спеши!
Меня ведь приветствуют толпы!
Я знаю, ты точишь и точишь ножи,
И может, увы, не без толку.

И капля за каплей…
Ведь зависть, как яд,
Меня отравляет наркотой.
Стада предо мною,
Я вышел из стад,
Но подзадержался в животных.
Кричу: - Наркоты! – я,
И вот уже животно – я.

Сели-встали, все устали,
И ору все ором я,
Чтоб вы какали глистами,
Исхожу измором я!…

Я в Столбах лежал и что ж?
Был на психа я похож? –
Мучили, подлюги, процедурами!
Мне от их унылых рож
Все кидало в раж и в дрожь,
Шел общаться с дурами.
То есть, дуры не совсем,
А при всем, при том, при сем,
Все у дур в порядочке.
Их мозги, как грядочки.

…

Шел всегда я до конца
И стоял над бездною.
Не терял притом лица –
Пьяный или трезвый.
Сели-встали, все устали –
О т   ме-е-е-ня!
Никому не нужен я-я-я!
Помираю – вот он я!
Никому не нужен я!
Помираю – вот он я!
Личность я, а не свинья!
Прах друзьям –
С  на - ррр -  ко – то - ю!…


25 ЯНВАРЯ 2003 ГОДА,
К 65-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО

                «ЧТО Ж ТАМ АНГЕЛЫ ПОЮТ ТАКИМИ ЗЛЫМИ ГОЛОСАМИ?»

Ангел пел, но как голос был зол!
Я тоннелем в тот свет продирался.
Прекрати ты, прохвост, я еще не ушел,
Что-то слишком уж ты расстарался!
Я пока что живой, все допью, докурю
Я еще долюблю, я еще не сломался!
На Каретном Большом еще пошухерю,
Я ведь бывший дворовый, и я не зазнался!

…Я уже раскумарился в лучших мирах!
Так за что я страдал, как Фома, ля, неверный?
Зазнобило, как вспомнил, во пух и во прах
Все трепали мои обнаженные нервы!..
Что же, ангел, прости, может, ты бы не пел,
У тебя был приказ, подчиненный ты тоже…
Я любил свою жизнь, умирать не хотел.
Не Лаэрт ли убил меня, Господи-Боже?..

В.В. – по-прежнему любимому

Ты снишься мне, уставший и больной,
Ты снишься мне в хмельном дурмане.
Я от тебя – за призрачной стеной,
Спешишь ко мне
В огне своих желаний.

Ты снишься мне и летом, и зимой,
В день ангела и в день кончины.
То говоришь, то будто бы немой…
И мы с тобой давно неразлучимы.

Зачем во сне слиянье душ и губ?
Идем с тобою,
За руки держась,
Под звук архангеловых труб
Стоим мы, в поцелуй соединясь.

Зачем тревожишь в сонной тишине
гитары звуком,
нежным и печальным?
Зачем, зачем являешься ко мне
Любовником неистовым и тайным?

15.12.2005 Г.

М о и  похороны
Умудренный кровосос стал у изголовья
и вдохновенно произнес
речь про полнокровье.
И почетный караул
для приличия всплакнул...

Я устала бится о глухие стены
равнодушья ближних,
дальних неприятье.
Ну, допустим – баста! –
вскрыла себе вены
и расторгла с жизнью
слабые объятья.

Ну, допустим, ахнут –
набегут проститься,
кто-то с перепоя и слезу прольет.
Капнет она водкой
на мои ресницы,
обожжет, как пламя –
дух мой оживет.

Торопясь покинет каменное тело,
воспарит над всеми –
легок и незрим.
И ему отныне нет до тела дела,
он, как посторонний,
повисит над ним.

И увидит сверху он не лица – рыла,
и услышит фразы, едкие как дым...
О мой Бог, зачем я
вены себе вскрыла?
знала ведь, и мертвой неугодна им.

Всех усопших прежде, хорошо иль молча,
провожали люди в их последний путь.
А теперь вот лица,
будто рыла, корчат...
Так что дух мой хватит оторопь и жуть.

      

         НАЧАЛО ХХ1 ВЕКА

Двадцатый век прошел.
Тебя распяли в 33 несильно,
А в 42 распятье завершили.
Что ж в нынешнем вершится веке?
Как Римская когда-то, пала
Российская империя,
И превратилась из великой
В жалкую подстилку
Для иностранных инвестиций,
Для поп-бессмыслицы,
Для масс-культуры,
Сексуальных вариаций…
И в этом веке тупости, порока
Искусство лживо, недееспособно,
Копейки стоит честь,
А совесть – в дефиците.
Прости, Володя!
Тебе нет места здесь:
Средь зомби пустоглазых,
Среди богатых, нищих духом,
Но с толстым кошельком и брюхом…
Средь сирых, клянчащих подачку
У сытых немцев,
Что войну когда-то проиграли.
Глаза сухи, и больше я не плачу.

Ххх
Володя! Ты был вихрем,
Что врывался в души,
Их очищал от скверны, приобщал
К тем мыслям,
Что тебя терзали, лишая сна,
И призывал умы
Обитель сна и зла разрушить.
Сыграл ты роль не Гамлета, о, нет!
Ты роль рапиры вдруг сыграл:
Убил свой век.
Зачем?

Юбилейное, 70 лет, от имени ВВ

Штабеля моих книг, штабеля!
Не сожрет их ни ржа, ни всеядная тля!
Удосужился даже попасть в жэзээл,
Хотя не привлекался и не сидел.

На поминках моих колготится Андрей,
Вроде, он из моих закадычных друзей.
Он запазуху часто стихи мои клал,
И пристроить в журнальчик, ей-ей, обещал.

И по-дружески хлопал меня по плечу,
Что не то я кричу, не туда руль кручу.
«И зачем тебе этот говенный Союз,
Ты на сцене козырный (ухмылочка!) туз!»

Штабеля моих книг, штабеля!
Я почти что Толстой, я почти что Золя!
Снисходил до меня даже мэтр Евтух:
«Твоя рифма хромает и так режет слух!»

Я-то знаю, он фигу в кармане держал,
Я его бы послал, если был бы нахал.
Заграницу свалил от завидок Евтух,
Там, ох, светоч ты наш, он потух и протух.

И глаза их мертвы, безобразен оскал…
Может, Боженька их за меня наказал?
Им никчемность влачить до скончания дней.
Я ж прощаю, Евтух!
Я ж прощаю, Андрей!

Штабеля моих книг, штабеля!
Где ж вы раньше-то были, ценители, бля?
Когда я рядом с вами изгоем страдал,
Почему мне при жизни никто не воздал?

За тот голый мой нерв, на котором кричал?
Видно, черти вокруг меня правили бал…
На том свете не свет, холодина и тьма.
На растопку сгодятся мне  в а ш и  тома.

У живого, меня, ни строки и ни строф
Не издал тов.Петров,
Также Сидоров тов.
Жаль, при жизни я вас по-мужски не послал!
После смерти ни строчки ведь я не писал.

_______________

Чтил я Фауста и Дориана Грея заодно,
Но! Душа при мне, я пью бессмертия вино!
Ну, а «друзья», как видно, расстарались
И с потрохами дьяволу продались.

ПРОСТО  МОИ СТИХИ

Устаю от людей, от пустой болтовни,
Лучше с Космосом буду общаться!
Жизни тонкая нить, за собой не тяни,
Суждено ведь тебе оборваться.

Я люблю тебя, жизнь, понимая, ты – нить
И в любой можешь миг оборваться.
Лишь бы только стихам суждено моим быть,
Ну, а я Агасфером не жажду скитаться.
14.10.07

Однажды вечером

Мне показалось, что прибыл Воланд.
Авто блестит, черным-черно.
Но перламутром украшен ворот
Крылатки черной – ворон крыло.

Вот он летит походкой странной,
В оскале жутком растянут рот.
И встреча наша такой желанной
Мне в этот вечер вдруг предстает.

- Мессир, склоняюсь я перед вами,
Просить не буду, свое отдам.
Душа наполнена мечтами:
Предложит Воланд
Их исполненье сам.

Из старой тетради

Ничтожество, себя идейным возомнив,
Застыл, как сфинкс, в молитвенном экстазе:
В душе от словоблудия нарыв,
Коросты в ней от пошлости и грязи.

Ххх

Я Емелей сижу на печи.
А, вернее, душа моя дурнем,
Хоть лечи  ее – хоть не лечи.
Обленилась, паскуда и курва.

Обнаглела: - Стихи не пиши,
Пей до дна со своим ненаглядным.
Бог те дал, Он тебя и лишит
Дара Божьего, так те и надо.

Что ж ты мелешь? МОЯ ты душа!
Почему подалась во врагини?
Почему с твоего куража
Я растаю, как иней в пустыне?
18.08.04

Синяя птица

Клекот беркута, синяя птица –
вот что слышится мне,
вот что снится!
Я однажды увидела синюю птицу,
Загадала желанье.
Ну, что бы ни сбыться!
Не сбылось.
Разуверилась в синей я птице.
Я не буду душою к приметам стремиться.
Может, синяя птица была не моя.
Но слеза – на реснице… ее не тая…
Вспоминаю тот день,
Тот сквозной небосклон…
И ту синюю птицу…
А может, был сон?
8.10.07.