Одиночество. По А. И. КУприну

Одиночество
(по А.И.Куприну)
(второе издание)

1

Медовый месяц продолжая,
Стремясь увидеть светлый мир,
Они, по рекам проплывая,
Влюблённые «смакуют пир».

Любовь всё чувствуя острее,
Они в толпе чужих людей,
Кругом всё кажется милее,
И нет прекрасней этих дней.

На небе не было ни тучки,
Нещадно солнце так пекло,
Им было несравненно лучше,
На верхню(ю) палубу влекло.

А красота кругом какая,
Всё радует туриста глаз,
И судно отмель огибая,
Плывёт вперёд, везёт всех нас.

Реки поверхность в мелкой зыби
Кипела, хоть и ветра нет;
И чёрный дым стелился в небе,
Оставляя яркий след.

Младые упивались счастьем:
Любовью, молодостью — всем,
И, не предчувствуя ненастья,
Они расслабились совсем.

А пароход, шипя поршнями,
По водной глади шёл вперёд,
Шагая «круглыми ногами»,
И не сбавляя даже ход.

А волны, берег достигая,
Теряли все остатки сил,
Ивняк колебля, пригибая;
И новый всплеск о берег бил.

Неслись и чайки им навстречу,
Солнцем, крыльями сверкая,
И всё казалось бесконечным,
Людей видом ублажая.

Веру Львовну не утомляло
Созерцать чудесный мир,
Очарованье восхищало,
Был рядом с ней её кумир.

Казалось чудным всё и милым,
«Наш пароход, наш капитан»;
Кругом всё было так красивым;
Плывущих барок караван.

И волн барашки от движенья,
Моторов парохода стук,
Внедряли в мысли для рожденья
Мелодий чудных хода звук.

И пристань вот очередная —
На барке — маленький лишь дом,
И судно, ход свой замедляя,
Закрыло корпусом сей гном.

А капитан в свой рупор медный
Слова команды отдавал,
И вот канат несоразмерный,
На пристань, развиваясь, пал.

И началась разгрузка судна,
Натужась тяжестью мешков,
По дрожащим сходням трудно
Нести все грузы голышом.

Базар, конечно, здесь же, рядом,
В нём всё что нужно ты найдёшь;
Торговец каждый был бы «радый»,
Когда ты что-то продаёшь.

Азарт царит на всём базаре,
Всё даже трудно описать,
Когда в торговом том угаре
Тебе хоть что-то нужно взять.

И бабы в сарафанах красных,
И косы длинны(е) у девчат,
И вид у них у всех прекрасный,
И разом все они галдят.

Всегда торгуют чем попало:
И мясо, рыба, молоко…
Не кажется, что здесь и мало,
Здесь — изобилие всего.

Но и жара уже спадала,
И солнце завершало круг,
Прохдадой веять уже стало,
Красиво всё же всё вокруг.

Пурпурно(е) пламя от заката,
Всё небо заслонило златом,
Пожаром будто бы пылало,
Как златоплавленное стало.

И там, где закатилось солнце,
Осталась красна(я) полоса,
Как будто свет померк в оконце,
«Заката солнца голоса».

Восток объят луной всходящей,
За линией волны холмов,
Шар огненный катил скользящий,
Восток был к этому готов.

Зажглись огни на пароходе,
Вода и небо уж светлей,
Она как бы затихла вроде,
И волны стали чуть нежней.

И диск луны теперь блестящий,
Луна извергла свой отсвет,
Как столб огня слегка дрожащий,
Отбрасывал на воду свет.

Сгустился воздух, свежо стало,
Заметил муж, жена дрожит:
— Я вижу, что тебя пробрало,
Наш путь в каюту счас лежит.

— Нет, нет, мне хорошо здесь, милый,
Пейзаж уж стал теперь унылый,
Томит меня кака(я)-то жуть,
В холодной мгле лежит наш путь.

Леса прибрежны(е) удручают,
Брега пустынны и молчат,
Всё страх какой-то навевает,
И искры из трубы летят.

Прильнуть поближе к Валентину,
Прижаться хочется к нему,
Чтоб не страшась смотреть в пучину,
Удобнее смотреть во тьму.

Укрыл жену, «усёк» желанье,
Одной полой его пальто,
Как во взаимном обаянье
Слились они уж заодно.

2

На мель наткнуться из боязни,
Вдруг пароход замедлил ход,
Не знаю, был тогда уж лот,
Чтоб избежать подобной казни.

Движенье дальше парохода
Зависит от глубин реки,
Но чтоб найти им путь для хода,
Судно как будто «берегли».

А «берегли»— глубин замером,
Матросы, сидя на носу,
На всю ночную красоту
Кричали вот таким манером.

В тех звуках — и унынье, скука,
Что были в тёмных берегах,
С дневным пейзажем, как разлука;
А муж держал её в руках.

И под пальто тепло ей было,
Тесней «прижалася» к нему,
Всё глубже счастье ощутила,
Доверье выказав всему.

Но вот на правом берегу
Мелькнула на холме беседка,
Освещена, в её кругу
Мелькали люди, словно в клетке.

— Смотри, вот прелесть-то какая!
Пожить бы нам с тобою здесь,
Она совсем, как кружевная,
Сочла бы я для нас за честь.

— Князей Ширковых то именье,
Людей богатых и простых,
И я здесь жил, как по веленью,
Учитель — состоял у них.

Молчал он, более ни слова,
Но вдруг раздался лёгкий смех,
Она была давно готова
Узнать в подробностях о всех.

Он сам считал, что ей приятно,
Узнать, как вхож был в этот дом,
И будет очень ей занятно,
Узнать подробности о том.

Взыграла с силой его гордость,
Хотел себя представить он,
Хотя и репетитор — должность,
Князей вниманья не лишён.

— Английским лордам подражая,
Ширковы жили широко,
Себя подать, не унижая,
Владеть уменьем, нелегко.

Со мной общались, как с своими,
Я был, как близкий человек,
Семейство удивляло всех,
Обласкан как бы был я ими.

Прогулки, игры и спектакли,
Бежала весело пора,
Деньки такие уж иссякли,
Об этом помню я всегда.

Спокойно выслушав всё это,
Один лишь гложет сантимент,
Ей больно думать, что в нём где- то,
Счастливый жил ещё момент.

Моменты жизни его прежней
Могли бы лучше ещё быть,
Чем жизнь теперешняя с ней же,
Чем с ней теперь ему так жить.

Уже беседка скрылась с «виду»,
Но Вера Львовна всё молчит,
А муж, не поняв всю обиду,
Рассказ свой далее всё «чистит».

— В любовь играли все, конечно,
На даче без того не жить,
Играли все, любовь ведь вечна,
Иначе не могло и быть.

Услышал голос он спокойный:
— А ты ухаживал за кем?
И я, отказывать зачем?
Тебя признают недостойным

Вращаться в обществе культурном,
Расценят поведенье дурным;
Раман имел я с Кэт, княжной,
Безнравственный и чуть смешной.

Ей лет шестнадцать, но не полных,
Развязна де;вица, дерзка,
Пыталась мной досуг заполнить,
Мне льстит она, так чуть слегка:

— Не нравится никто из здешних,
Тут влюблены уж все в меня,
Но из мужчин Вы только лестный,
Какого предпочла бы я.

Наверно с Вами можно много,
Вы не дурны собой, умны,
Женою Вашей же, увы,
Быть не могу, ведь жизнь же строга.

Мне с Вами было бы приятно
Здесь лето вместе провести,
И много радости внести…
Дала понять я очень внятно?

Стараясь говорить небрежно:
— Приятно ль было с нею Вам?
Охрип вдруг голос её нежный:
— Таскаться с нею по садам?

Что причинил ей боль признаньем,
Давно уж понял Валентин,
Но мысль, такой он не один,
Вошло в хвастливое сознанье.

— В любовь играли мы всё лето,
Потом расстались мы уж с ней,
Имел спасибо я за это,
Что не отверг её затей.

Что не скучала, а блистала,
Надежд не потеряла б всех,
Когда замужнею бы стала,
Со мной ей встретиться не грех.

Мне гадкое воспоминанье,
Веруся, этот мой весь сказ,
Он прежней жизни покаянье, —
Закончил Валя свой рассказ.

3

Но Вера не дала ответа,
Он жалость чувствовал лишь к ней,
Зачем он рассказал об этом?
Теперь от тайны нет дверей.

И чтоб загладить неприятность,
Он падарил ей поцелуй,
Её молчанье внесло ясность:
Он в душу ей залез за буй.

Вскипело странное в ней чувство,
То ревность к прошлому его,
Её пронзило так искусно,
Ей тошно стало от всего.

Мужски(е) интрижки до женитьбы
Известны были ей давно,
Что для мужчин они невинны,
Для женщины — не всё равно.

И что мириться надо с этим,
Ведь неизбежно это зло,
Бывает, мы же не заметим,
Такое с каждым быть могло.

Но Вере Львовне всё ж обидно,
За мужнину развратну роль,
В его романе явно видно,
Нанёс рассказом только боль.

Что и у ней с ним до женитьбы,
Не гладко складывалось всё,
И Вера вспомнила своё,
А с ним — все игры так невинны.

Ей душу всю уж поразило
То чувство страшное людей,
В душе уж неприязнь сквозила,
Теперь чужим казался ей.

Нарушиться ведь может близость,
Он сделался совсем далёк,
Зачем извлёк он эту низость,
Зачем он стал такой жесток?

Наполнил душу просто грязью,
Её он мне перетоптал,
Как у;знаю, что испытал,
В любовны(е) игры он, увязнув.

Имел ли чувство сожаленья,
Что он не встретил Кэт потом,
А может даже быть волненье,
Надежду может видел в том?

Как мне узнать, проникнуть в душу,
В ту саму(ю) глубь его души,
Но может правду всю он глушит,
А чувства прежни(е) —  хороши?

Всё отдала б я за возможность
Подслушать мысли его все,
Но, к сожаленью, невозможно,
Что в нём на сердце, знать бы мне.

И это страстное влеченье
С любимым слиться мыслью ей,
Подобно мощному теченью,
Влекло прижаться всё сильней.

Подумал, хочет приласкаться,
Не понял он её порыв,
В душе как будто зрел нарыв,
Который может разрастаться.

Он думал, что она озябла,
Усами щекотал щеку,
Она же — от всего ослабла,
И просто «ринулась» в тоску.

Тотчас же двинулись в каюту,
И вот пред ними уже трап:
— Тебе ль и вправду нет уюта,
Глухою мыслью ль мозг объят?

— Нет, не сердита я, мой милый,
Но как бы ни были близки,
Понять мне не хватило силы,
Ты эту истину пойми.

— Твои сужденья очень странны,
Как философия твоя,
Одна ты мне теперь желанна,
Отныне жизнь тобой полна.

Заснул в каюте очень быстро,
Довольный сам собою, сном,
Дыханья не было и слышно;
Что делать в случае таком?

4

А Вере душно счас в каюте,
И спать, конечно, не могла,
Она лишь только прилегла,
Но предпочла побыть на юте.

— Случилось что, куда ты, Вера?
— На палубе я посижу; —
Пленил её рассказ не в меру:
— Мне душно, там я поброжу.

Ей было жутко и тоскливо,
Признанье с ужасом познав,
Ей в голову нетерпеливо
Оно вползло, словно удав.

Меж ними уж росла преграда,
Хотя и были столь близки:
— Его признанье — мне награда, —
И Вера тёрла всё виски.

— А что я знала о нём прежде,
О муже близком и родном,
Я вся всегда была в надежде,
Ведь с ним у нас и общий дом.

Он наделён мускулатурой,
Силён, я знаю и красив,
И увлечён литературой,
Любим, со мною он учтив.

В речах его всегда, обычно,
Мелькают ласковы(е) слова,
И как целует он привычно,
Кружится даже голова.

Я знаю несколько привычек,
Не знаю больше ничего,
Но ведь от сердца нет отмычек,
Чего же ждать мне от него?

Его от бывших увлечений
Какой, не знаю, вьётся след,
На ниве этих приключений,
Он сколько одержал побед.

Как разобраться во всём этом,
В изгибах мысли мне чужой,
Кто б наградил меня советом,
В такой всей жизни не простой.

Его сомнения не грызли,
Ему, похоже, нипочём,
Меня ж терзают страшны(е) мысли,
А я-то виновата в чём?

Тоска глубокая пронзила,
В головку прочно въелась к ней,
Ей одиночество сквозило,
За пару здесь счастливых дней.

5

Проснулся муженёк столь рано,
И был, конечно, удивлён,
В каюте нет жены, что странно,
Нашёл её на юте он.

Всё охватил своим объятьем,
Прохладный ветерок с утра,
Чиста, спокойная река
Текла вперёд своим понятьем.

Она, как зеркало, что в раме,
Среди оживших берегов,
Зелёных пышных всех лугов,
Рождая прелесть панораме.

Решётку обхватив руками,
Она объяла тот же пост,
Лицо умыто всё слезами,
Казался ниже её рост.

Запнулся он с последним словом,
Стихи, начав читать, обняв,
Он не был к этому готовым,
Но чувства все её поняв.

— Да что с тобою, дорогая?
Придумала уже ответ,
Всю ночь на палубе, рыдая,
В душе опять зажёгся свет.

И вдруг разумные решенья
Пришли на ум: ведь надо жить,
Бывают в жизни невезенья,
И без отрады надо «плыть».

Моментам разным подчиняться,
Наверно, лгать хоть иногда,
Частенько надо уклоняться
От правды жизни и тогда.

— Да ничего, Володя милый,
Бессонница взяла вдруг в плен,
Всё пустяки, а ты — любимый,
Что было раньше, то есть тлен.

Апрель2012