Набожная Елена. По В. Бушу
(по Вильгельму Бушу)
(второе издание)
1
Леночка едет в деревню
Все удовольствия порока
Цветут обильно в городах,
Как будто ветер ненароком
Так вьётся в набожных тонах.
Безнравственная наша пресса
Не извещает всех людей,
О всех скандальных тех процессах,
О нашей с Вами жизни всей.
Балы, концерты, песни льются;
Комедий гений — Оффенбах,
Сердца от радости все бьются,
У всех девиц, словно в боях.
Девицы эти с нетерпеньем,
С волне;нием, не меньшим тем,
Хотят гулять с огромным рвеньем,
Себя там показать чтоб всем.
Они с едой кончают спешно,
Справляют срочно свой наряд,
Фланируют чуть-чуть потешно,
Идут так друг за другом в ряд.
А как же шествуют вальяжно,
И знатные персоны здесь,
А как же кланяются важно,
И городской бомонд здесь весь;
И дамы просто с райским блеском,
И всё здесь выглядит помпезно.
Еврей с кривыми здесь ногами,
И у него — горбатый нос,
Всегда он с мятыми штанами,
Он в это место как бы врос.
Он гнётся пред богатым людом,
В них просто нет уже души,
(Он выглядит, как лизоблюдом),
А бедным подают гроши.
Молчу я здесь о ресторанах,
Гуляки где всю ночь кутят,
В кругах, где даже либеральных,
Священного отца хулят.
Молчу я также о концертах,
Где в восхищенье знатоки,
С душой сияющей, и жертву
В бинокль ловят от тоски.
Где нежно так сидят, обнявшись,
Послушать и прекрасный хор,
К грудям чудесным так прижавшись,
Дарить той даме нежный взор.
Приятно очень всё смотреть,
И Аполлон может вспотеть.
И о театрах не скрываю,
Как поздно вечером домой,
Идут оттуда, покидая,
Держась за руки — на покой.
Рожать детей ведь можно много,
Грехам подвержены не все,
Подхода нужно здесь иного,
Детей чтоб не бросать в беде.
В деревне жили дядя с тётей,
Заботой движимы одной,
Елену в гости для заботы,
Работой ей создать покой.
И быт хвалили деревенский,
Здоровый дух здесь не забыт,
Им в доме нужен облик женский,
Полезен деревенский труд.
Окружена будешь вниманьем,
Тут дядя, тётя, вся родня,
Тут здравый смысл и пониманье,
Прибудь же, милое дитя.
Тут торжествует добродетель,
Растут хорошие здесь дети.
Приехала к ним Лена в гости,
Размять свои ей чтобы кости.
2
Ночная рубашка дяди
Но для начала дядя с тётей,
Как оба, полные заботой,
Вести беседу стали с Леной,
Конечно, не у рта и с пеной,
А просто мило и культурно,
Чтоб не вела себя бы дурно.
И начал дядя так серьёзно:
— Елена, будь ты осторожна,
Как человек и христианин,
Как даже добрый прихожанин,
Один даю тебе совет,
Чтоб не позорила ты свет:
Не совершай поступков злых,
Жестоких, гнусных иль других.
Бывает, Лена, что сначала,
И чувство радости взыграло,
Потом идут беда и горе,
Нагрянут к людям тоже вскоре.
И, вспоминая дни былого,
Известно нам всем очень много,
Детей плохого поведенья,
Которым нет теперь прощенья.
Вот Макс и Мориц, для примера,
Вели себя совсем без меры,
Учиться не желали в школе,
Им не хватало силы воли.
Всем жить они мешали людям,
И по; всем праздникам и будням;
Проказы довели до смерти,
Уж мне-то, Леночка, поверьте.
Теперь же, Лена, просто поздно,
Конечно, если это можно,
На сон молись-ка ты грядущий,
Чтоб снился сон великодушный.
Пошла к себе Елена спать,
А по пути стоит кровать,
Лежит на дядиной кровати
Наряд ночной — рубашка дяди.
Весёлый нрав был у Елены,
Родителей остались гены.
Иголку с ниткой в миг схватила,
И с радостью она зашила,
В рубашке дядиной ночной,
(Он в ней ложился на покой),
Проёмы рукавов и шеи,
Её такая вся затея.
И быстро юркнула в кровать,
Укрылась сразу, чтобы спать.
Когда почувствовал усталость,
Нюхнул он табачку и малость,
И спать пошёл наш дядя тоже,
Чтоб был и сон вполне пригожим.
Намного раньше, в те года
Обычай был таков всегда.
Неспешно подошёл к кровати,
Дневную снял рубашку, кстати,
Её сменить чтоб на ночную,
Всегда и чистую, другую.
Но что такое, не поймёт,
Рубашка просто не идёт:
Застряли руки, голова,
Они не лезут никуда.
— Ах, чёрт возьми, уж очень странно, —
Руками машет он спонтанно,
Не в шутку наш рассержен дядя,
Не мог понять куда, не глядя.
Крутился он туда, сюда,
Пытался рвать он рукава,
Сердился дядя всё сильнее,
Махал руками всё смелее.
Но тут случилась вдруг беда:
Погасла в комнате свеча;
Удар — о столик у кровати,
(А это уж совсем некстати),
Вот столик с грохотом свалился,
И на полу он очутился.
От действий этих очень сложных,
(Как мера просто неотложна(я),
Дышать уж тяжело он стал),
И он рубашку разорвал.
Вбежала тётя со свечой,
Вернулось к дяди уж сознанье;
Вскричала: «Миленький ты мой,
О полное грехов созданье!
Так что случилось? Я с тобой,
Спокойно спи, мой дорогой»!
На ум взяла себе Елена:
— Избавлюсь от такого «плена»,
Хотела я того добиться,
Но больше всё не повторится.
3
Кузен Франц
Летит так быстро наше время,
И подрастает уже Лена,
Умна становится, стройна,
И длинных платьях уж она.
Однажды утром за столом,
За чашкой кофе, восседая,
Елену тётя поучала:
— А знает ли она о том?
Что Франц, кузен приехал в дом.
Скажу тебе ещё я честно,
(Об этом всем давно известно),
Что Франц культурен, нашей веры,
Его, прекрасные манеры,
Причёсан он всегда опрятно,
Всегда одет он аккуратно.
Но, будь же, ты не безразлична,
Веди себя во всём прилично,
И не кривляйся за столом,
И не сиди с открытым ртом,
И не глазей по сторонам,
Иначе плохо будет нам.
Конечно, ты и не зевай
И слишком много не болтай;
Но я прошу тебя же очень,
Избавь ты нас от декольте,
Твой вид и так довольно «сочен»,
Носить ведь рано же тебе;
Не раздражай ты им меня,
Мужчин всё время им маня.
В замочну(ю) «скважину» глядя,
Смекнула Лена про себя:
— Зарылся он под одеяло,
Как бы холодно не стало.
И спит ещё, устал с дороги,
Его торчат одни лишь ноги;
Зевает сладко и спокойно,
И не спешит он никуда,
Он не торопится, удобно,
Он туалет вершит с утра.
И всё он делает пристойно,
И с чувством, толком и достойно;
Покрылся пылью он с дороги,
И не в порядке даже ноги;
Себя всего «объять» в порядок;
И, вообще, на вид он сладок.
Но чтоб понравится Елене,
В конце забот о гигиене,
Уже пришёл кузен в себя,
Всё время в зеркало глядя;
Он после отдыха, как раньше,
Себя в порядок вводит дальше.
Кузен наш Франц готов совсем,
И, чтоб понравится здесь всем,
Своим любуется нарядом,
Стоял у зеркала он рядом.
Потом курить он начал трубку,
Потом покинул свою «рубку».
Но любопытство подвело,
Прилипла, будто всю свело;
Отринув резко от двери,
Как раз Франц двери отворил,
Задела лейку, что с водой,
И от внезапного наклона,
Лишившись наблюденья трона,
Скатилась в миг вниз головой.
И вот — такое совпаденье,
Сплошное утром невезенье,
Как раз служанка шла по делу,
Почистить сапоги хотела.
Скатилась Лена ей под ноги,
Облитые водою обе,
Они катились дальше вместе;
Но, а внизу, на этом месте
Уже стояли дядя с тётей,
В своей, конечно же, заботе:
В руках уже поднос у тёти,
Кофейник на подносе с кофе.
И обе наши те девицы,
Как будто были две сестрицы,
Скатились к тёте, ей под ноги,
Что оказалась на дороге.
Упала тётя, вскинув руки,
И обе испытали муки,
Но, кипяток попал на дядю;
А Франц всё видел, сверху глядя.
4
Лягушка
Кузен наш Франц — способный малый,
Себя являл в большом и малом,
До всех он дел всегда охоч,
Всё делал хорошо и в точь.
Однажды стих он сочинил,
Его Елене подарил,
Елена очень была рада,
Тот стих её была отрада;
Хвалила Франца всё за то
И восхищалась заодно.
А стих любовный это был,
Любви он содержал порыв:
«По лесу я гулял случайно,
Явилась птичка предо мной,
Она свистела отчаянно,
Чем разум поразила мой;
И новое пронзило чувство,
Любовь поёт она искусно»;
Её так восхитил концерт,
И сладок был он, как десерт;
«Подумал я тогда о том,
Свистеть могу я о другом».
Франц нужен был почти всегда,
То тут, то там, то иногда,
Иль нужно гвоздь забить когда,
Иль в кухне, в комнате — беда,
Спешил Франц с молотком тогда,
Исправить это навсегда.
В подвал как нужно ли кому,
Где было страшно и темно,
Всегда Франц помогал тому,
Чтоб быть ему не одному.
В саду ли, или в огороде,
Радеть наш Франц готов всегда,
Ведь всё равно ему же, вроде,
Не дай бог, чтоб стряслась беда.
Длиннее сделать надо ль штангу,
Всегда поддерживал стремянку,
Чтоб стебли вить могла фасоль;
Наладить для полива шлангу,
Без влаги не чинить ей «боль»;
Помочь всегда старался всем,
Пленил он Лену даже тем;
Один раз он нечаянно,
Поцеловал отчаянно.
Короче, где, кому помочь,
Кузен наш Франц всегда не прочь.
Однако склонен он всегда,
К забавам, шуткам иногда,
Ему чтоб не было; так скучно,
Быть вместе с Леной неразлучно.
— Смотри! Смотри! — Вдруг из травы
Прыжками скочит вдруг лягушка,
И не теряя головы,
Сказал: «Попалась мне, квакушка»!
Вложил лягушку, шутки ради,
В коробку с табаком у дяди.
Вот после завтрака вдвоём,
Сидя; за ку;хонным столом,
Открыл коробку дядя Нолте,
И, конечно же, извольте,
И, как обычно, поутру
Нюхнул поню;шку табаку.
Как только он открыл коробку,
Как та лягушка, словно пробка,
Попала дяде прямо в нос,
Ох, что тут сразу началось.
От дяди — в кофе недопитый,
И точно, как зверёк избитый,
Металась вся, не зная «броду»,
Отдав почтенье бутерброду,
Где и застряла на мгновенье,
Как выжидая, с нетерпеньем.
Затем — на тётю вдруг прыжок,
И тётя — сразу — в обморо;к;
Не растерялся тут наш дядя,
И он, на тётю только глядя,
Сорвался дядя быстро с места,
Что колокольчик чуть не «треснул».
Позвал он Ханночку на помощь,
Унять зелёный этот «овощ».
Но Ханна вся — на высоте,
И не оставив их в беде,
Боязнь не ведая к зверюшке,
Щипцами хвать за ту лягушку,
Её швырнула в миг во двор,
На деревенский тот простор.
Но, привести же тётю в чувство,
И не нужно; большо(е) искусство,
Облил холодною водой,
Чтоб стала бы она живой;
Пришла в себя тут тётя вскоре,
Пережив такое горе.
Конечно, эту всю картину
Кузен смотрел с своей кузиной,
Наблюдали за потехой,
Заливаясь всё от смеха.
Но Франц однажды со служанкой
Себя повёл, как с содержанкой,
Повёл себя с ней непристойно,
Инстинкт мужской уже достойно
«Взъерошил» всю его натуру,
Что близок стал наш Франц к Амуру.
Прижался к Ханне сзаде он,
Был сильно Франц наш возбуждён;
Но мы простим его сейчас,
Бывало всё у всех не раз.
Мужчина, как обычно, грешен,
А в юности он как бы взбешен,
Пример тому ещё Елена,
Не может вырваться из плена,
На Франца смотрит горячо,
Отдав, что можно было — всё.
Догадлив был же дядя Нолте
И злобу затаил не зря,
Так это Франц, кузен, извольте,
Придумал шутку ту, «любя».
В конце концов, был дядя рад,
Что наш кузен, как «ценный клад»,
Уже домой собрался вскоре,
Избавит от такого горя.
5
Любовное письмо
Но дядя Нолте беспокоен,
Та шутка не даёт покоя,
Елена наша, к сожаленью,
Письмо уж пишет с вдохновеньем,
Хотя и дяде, как назло,
Ему же ведь не повезло.
— Любимый Франц, ты знаешь верно,
Я вся твоя, что достоверно!
Как счастливо, то было время,
Как радостно, на сердце было,
Когда в кустах, всё сбросив бремя,
Одни мы были, сердце ныло.
Скажу спасибо я тебе,
Как хорошо же было мне;
О, бог! Вот знала б тётя только,
Как мне бы было очень горько.
Наш дядя глуп и, слава богу,
Шныряет тётя всё вокруг,
И оба веруют так в бога,
Что в этом весь у них досуг.
Я жду тебя и напиши,
Тоску мою ты осуши.
Целую 10000 раз. Елена.
Уже закончено письмо,
И сургучом закреплено;
Но дядя Нолте — не простак,
Забыть не может всё никак;
Теперь за Леной он следил,
И глаз с неё он не сводил.
Когда письмо она писала,
Подкрался сзади он тихонько,
Вниманья и не обращала,
А дядя прочитал лишь только.
Объяла дядю просто ярость,
И крикнул дядя громко: «Стой!
Так значит это бы;ла шалость,
И это случай не простой».
Елену — головой в сургуч,
И нос — в клею, ведь он тягуч.
6
Неспокойная ночь
В их спальне тихо и темно,
И дядя с тётей спят давно,
Но только Леночке неймётся,
И шутка новая уж вьётся.
Вот леску Леночка нашла
И в спальню тихо так вошла,
Цепляет в миг она крючком
За одеяло между швом,
У ног, у самых дяди,
Его кровати, сзади.
В замочну(ю) скважину чрез дверь,
Протянут шнур уже теперь,
В кровать сама она легла,
Конец шнура в руке держа.
Рывок! Так просто шутки ради,
Упало одеяло дяди,
Проснулся дядя в страшном страхе,
В своей ночной уже рубахе;
Не понял и в постель зарылся,
И снова полностью укрылся.
Опять рывок! Теперь и тётя
Проснулась вся в своей заботе,
Уже и холодно ей стало,
Ведь одеяло уплывало.
Набросилась она на мужа,
Ему грозила кулаком:
— Ты шутки брось! Тебе что нужно?
С тобой поговорим потом!
И оба злые и ворча,
Спиной легли они друг к другу,
Укрыли вновь они себя,
Уснуть пытались от испуга.
Ещё рывок! Всё — на полу;
Вскочили и в кровати спорят,
Они в холодном все поту,
Они друг друга уж позорят.
Ключей схватила тётя связку,
«Объяло» зло уж под завязку,
На дядю связкой замахнулась,
Совсем с ума чуть не свихнулась.
Вскочил и дядя тож с кровати,
Ступил ногой на одеяло,
О, боже! Так совсем некстати,
В нём остриё крючка торчало.
Вонзил крючок себе случайно,
Кричал от боли отчаянно;
Вошла Елена в полный раж,
Ах, какой же был пассаж!
Она тянула за верёвку,
И с одеялом ногу дяди,
Тянула же она, не глядя,
Тянула до самой защёлки.
Прыжками, на одной ноге,
Её он дёрнул всю к себе;
Потом он ранку завязал,
Ни за что он пострадал.
И снова тихо стало в спальне,
Вновь мир пришёл в опочивальню.
Они уже и повздыхали
От такой большой печали,
Судили дело меж собой,
Что делать с Леночкой такой.
Но утром стало им всё ясно,
Решили всё единогласно;
А дядя был сердит и зол,
И грубо он сказал Елене:
— Елена, — это же позор,
Твоё занятие — от лени.
«Ах, ах» — Елена отвечала:
— Хотела этого сначала,
Но Вы не будете сердиться,
Ведь больше всё не повторится.
— Всё, поздно, — тут добавил дядя,
На Елену тупо глядя:
— Свои ты вещи собери,
От нас быстрее уходи.
7
Временное исполнение обязанностей
Всегда было; благоразумно,
Так было принято и — умно,
Для одинокой девы в теле,
Мужчину подобрать при деле;
И, если можно, замуж выдать,
Её чтоб чувства не обидеть.
Всегда, как требует обычай,
Им, чтобы жить всегда вдвоём,
Блюдя, конечно, все приличья,
Взять шефство над своим жильём;
Сопровождать жену везде,
Не оставлять одну нигде.
Во многих ведь делах известных,
Трактующих всю жизнь чудесной,
Девицы просто не внимают,
В хозяйстве не соображают.
Конечно, лучше сделать так,
Чтоб ограничить всю в правах,
Пока же дома остаётся,
Подумать, чем она займётся.
Так вот попала Лена в дом,
Весь день она хозяйка в нём,
Живут две канарейки в клетке,
И прыгают весь день на ветке.
Два милых жёлтеньких птенца,
Таких красивых малыша;
Целый день носились в клетке,
Охотно с рук кормились детки.
Котёнок Минци в доме жил,
Один он был, всегда тужил;
Однажды друг к нему явился,
Дуэт кошачий получился.
Кот Мунцель наглый был и дерзкий,
Своей природой очень зверский,
Когда бывали все вдвоём,
Переворачивали дом.
Как сговорившись, они вскоре,
Не ведая, что это — горе,
Как два убийцы, палача,
Стремительно и сгоряча,
Красивых птичек хвать за шеи,
Тянули, сколько те сумели;
Потом головки откусили
И всласть, при этом, закусили.
Затем, запрыгнули на стол,
Кофейный где стоял прибор,
И Минци лапкой очень нежной
Конфеты трогал так небрежно.
А Мунцель, мордой очень толстой
Проделал всё он очень просто,
И быстро так сообразил,
В горшок, где сливки, погрузил.
Елена ж — в комнате другой,
Своей прелестною рукой,
Письмо писала, отдыхая,
Ничто и не; подозревая.
Свечу в одной руке держа,
В другой — несла письмо в конверте,
Увидев всё, и вся дрожа,
С ума сойти — уж мне поверьте!
Два негодяя в той столовой
Справляли пир, как в роли новой;
Всегда спокоен был котёнок,
И вёл себя он, как ребёнок.
Но Минци счас бежал поспешно,
А Мунцель убежать не мог,
В горшок засунув морду спешно,
Чтоб вылизать он сливки мог;
Он с силой морду «внёс» туда,
Не мог он вытащить тогда.
Он танцевал как бы вслепую,
На морде чашку — уж пустую;
Свалился на пол он с горшком,
Горшок разбился и потом:
От страха Мунцель наш взбесился,
И вихрем на буфет он взвился;
А на буфете что стояло,
На пол то с грохотом упало.
Тарелки, чашки и бутылки,
Кувшины, рюмки, ложки, вилки,
Всё, что попалось на пути,
Теперь попробуйте войти.
А кот наш всё не унимался,
Со страхом он не расставался;
Камин горел, шум издавая,
Кот, ничего не понимая,
Запрыгнул сверху на камин,
(Ведь сам себе он господин),
Где ваза ценная стояла,
И ваза на пол та упала.
А дальше, он совсем взбесился,
В прыжке за люстру зацепился,
Повис на ней он, как паук,
И треск раздался сильный вдруг:
Разбилась люстра дорогая,
Была красивая такая.
Хотел сбежать наш Мунцель, кот,
Но не нашёл он нужный ход;
Дверь быстро Леночка закрыла,
И дверью хвостик прищемила,
Так, что хвост только торчал,
Себе беду он, верно, ждал.
Коту отмстить она решила,
Ему, такому дебоширу:
Пакет бумажный закрепила,
За хвост и сургучом залила,
Зажгла пакет она потом,
Ах, что же сделалось с котом?
Открыла дверь она во двор,
И с криком кот бежал, как вор,
Огонь уж сзади подбирался,
И хвост кота огнём занялся.
8
Свадьба
Когда же в нашей жизни кто-то,
Имеет, иль достиг чего-то,
То утром, если всё холо;дно,
Желанья встать, и нет охотно.
Лежать в постели остаётся,
И мысль одна лишь только вьётся:
Ему лежать чуть, чуть по-больше,
Рассвет тянулся чтобы дольше.
И мыслит он и так, и сяк,
Что лучше было бы и так,
Чтоб этого не бы;ло вовсе,
Чтоб успокоились бы все;
Вернуть бы это всё назад,
Зачем ему весь этот ад.
От мыслей всех таких сполна,
Болела сильно голова,
Тогда тащился он с постели,
В свой туалет аж еле, еле.
Порядочность всегда ценна,
Аккуратность тож важна,
Уже менять ему нельзя,
Зачем же думать о том зря;
Но от рожденья люд — такой,
Несовершенен и плохой.
И Лена локоны собрав,
Хвалу искусству дань воздав,
Причёску нову(ю) сотворила,
Удачно так, что всех затмила.
А раньше, кто она была?
Всегда была она одна,
И часто в зеркало смотрясь,
Сказала на себя, дивясь:
— Всё людям делала я плохо,
Во мне давно уж всё «просохло»;
Я — фирма «Шмёк и компания»!
Не обращай на всё вниманья;
Я — Шмёк, уже давно готова,
И буду рада от того я.
Ближайшею как раз весной
Елена стала уж другой,
И Шмёк мадам она зовётся,
И хорошо теперь живётся.
9
Свадебное путешествие
В честь свадьбы это путешествие,
А в жизни — просто происшествие;
И Гейдельберг такой старинный,
Всегда он смотрится картинно.
Им лучше места не найти,
В вояже этом по пути,
И замок на горе стоит,
И от того прекрасный вид.
К нему прогулка так вдвоём,
Под солнцем, да в весенний день,
Чудесна(я) память на потом,
Чтоб побороть людскую лень.
— Взгляни-ка Жорж, ты мой любимый,
Развалины как нелюдимы,
В ответ промолвил тут же Жорж:
—Смотри, я на кого похож,
Весь потный я теперь уже,
Ведь не могу я на жаре.
Руины, правда, интересней,
Прогулка была бы чудесней,
Чтоб бочку с пивом видеть рядом,
Ещё приятнее для взгляда.
Тако(е) у Жоржа впечатленье,
Изрёк: «Всему моё почтенье»!
И сели с радостью в пролётку,
Чтоб промочить скорее глотку.
Подались с ходу в ресторан,
Чтоб утолить и жажду, голод,
Пора раскрыть уж свой карман,
Вполне законный это довод.
Спаржа, котлеты, ветчина,
Едой насытились сполна:
— Эй, кельнер, мне вина во льду,
Скорее, а то я ведь жду!
Тот кельнер же был так проворен,
Подал прекрасное вино,
Наш Жорж уже был так доволен,
Что радость принесло оно.
Вино и сладко, и искрится,
Оно прозрачно, пузырится,
И пьётся так оно легко,
Зовётся так, «Вдова Клико».
Жорж жадно пил и наслаждался,
Хвалил его он много раз;
Елена ж — рюмку напоказ,
А Жорж — тот весь питью отдался.
Елене нашей стало скучно,
Листала много раз журнал,
А Жорж бутылку неотлучно
Всю, до конца он «опознал».
И он, изобразив улыбку,
Ещё одну «принял» бутылку.
Но надоело ждать Елене,
Уж девять на её часах,
Но видя мужа наслажденье,
Огонь в его больших глазах,
Прервать уж не могла застолье,
А он, не торопясь, всё боле
Курил и пил ещё вино,
Хвалил «Вдову, мадам Клико».
Покончив заодно вторую,
Он заказал ещё другую;
А кельнер был стараться рад,
Несёт и третью он подряд.
Вскочила тут она со стула
И грубо кельнеру «ввернула»,
Чтоб убирался быстро прочь,
Уже ведь наступает ночь.
Но кельнер был услужлив очень,
Он прихватил свечу с собой,
Он в номер путь им, между прочим,
Светил, ведя их на покой.
И еле тёплого супруга,
К кровати дотащила друга;
Успел гасить он лишь свечу
И сразу плюхнулся в кровать…
А о любви, я умолчу,
Не обязательно всем знать.
10
Похвальная деятельность
Порою жизнь бывает злая,
И женщины, забот не зная,
Считают, что живут надёжно,
С защитой, сколько это можно;
Труда не зная, так привольно,
Хотя другим живётся «больно».
Всё в жизни зная очень мало,
И к совести взывая вяло,
Они считают, что не поздно,
Надеясь на надежды ложно,
Иметь и набожность и нрав,
Но сил и шансов не собрав.
Иначе думает Елена,
Её похвальны все дела!
Она из дома, как из плена,
На волю рвётся не одна;
Гуляет часто и с желаньем,
Пройдя не малы расстоянья.
И Ян наш со смиренным взглядом,
Отстав чуть- чуть, шагает рядом,
И книгу держит он в руках,
Идёт и помощь ей в делах.
Ян стал её — телохранитель,
До выпивки — большой любитель,
Следит за нею он всё время,
С неё снимая тяжко бремя.
Чтоб зло не причинил никто,
Не допуская никого;
Ей часто «дарит» порученья,
Даёт советы, наставленья.
— Ах, Шанг! — Так молвила однажды:
— Твои карманы полны часто,
Возможно даже день ты каждый
Украдкой тащишь всё злосчастно?
И так ловко и умело
Извлекла бутылку смело;
— Смотри же! Вот карман, конечно,
Подумай, Шанг, о жизни вечной!
Запали в душу те слова,
Тащить не будет никогда!
И не одними лишь словами,
Была та помощь и делами:
Она вязала свитера,
Шарфы дарила и пледы;,
Была ведь нищая вчера,
Людей спасает от беды.
Ей было всё невмоготу,
Смотреть на бедных, нищету;
Она вино им отдавала,
Чтоб сгладить как-то их нужду.
О, как толпа была ей рада,
Ведь для людей така(я) отрада,
Глотком «потешиться» вина,
Теплом согреться бы сполна.
Уменьшить чтоб её страданья,
В вине приписано купанье,
Проделав это всё с охотой,
Явила о себе заботу.
11
Духовный наставник
Известно всем уже давно,
Как много радости дано,
В законный всем вступившим брак,
При этом выданный им акт:
Они отныне — муж, жена,
И неразлучны навсегда.
И знать о том уже приятно,
А это всем и так понятно,
Друг друга больше всё любя,
Счастливы будут и — дитя.
Порой бывает и другое,
Совсем явление плохое:
Бездетной остаётся пара,
Идёт меж ними злая свара.
Елене в том не повезло,
Преследует всё время зло,
Её пленила вся печаль,
И нам Елену просто жаль.
А возле церкви Петра Святого,
В своём затворничестве строгом,
Жил божий, тихий человек,
Был болен, доживал своё век;
Пришла Елена за советом,
Помочь ли может ей он в этом.
— О, дочь моя, — изрёк монах:
— Скажу тебе я не за страх,
Твоей проблемой озабочен,
И за тебя мне больно очень;
Как тяжело тебе теперь,
Я знаю это, мне поверь.
Нужны здесь лишь духовны(е) силы,
Не доводи ты до могилы;
Отсюда мой совет тебе,
Испробуй силы ты в борьбе,
Иди ты в гору по дороге,
Где не ступали даже ноги.
Там как раз с древнейших пор,
Известный средь высоких гор,
Есть памятник покорности,
Качалка плодородности;
Паломников благословенных,
Людей несчастных, но блаженных.
И кто направится туда,
Тот верный путь избрал тогда:
Качает колыбель рукою,
Свою судьбу «прочтёт» другою.
Свершилось чудо вот такое,
Когда желание большое:
У юной, набожной девицы
Ребёнок смог вдруг появиться.
Не зная много в этом деле,
Что боги от неё хотели,
С великой радостью она
Качать кроватку начала.
Уже качала понемногу,
Уже познала это счастье,
Наверно, угодила богу,
И стала мамой в одночасье.
Но прибыл пилигрим один,
И наглым был тот господин,
Он начал колыбель качать,
Не зная как, с чего начать;
И через несколько недель
Сломал он эту колыбель.
Но ты, любимая моя!
Всего тебе желаю я;
Вот слышу я звонок к обедне,
Я Вам желаю утешенья.
12
Паломничество
Высо;ко, в благодатном месте,
Стоят трактир, часовня вместе,
И манят видом этим всех,
Паломников, идущих вверх.
И люди плотною толпой
К заветной цели «плыли» той,
В свои решающие дни,
Ведь страстно верили они.
Всё ближе люди были к цели,
Неслись молитвы, люди пели,
Сердца переполняли чувства,
Неслось и пение искусно.
А перед этою толпой,
Но с лёгким сердцем и душой,
Шагают люди стального братства,
И людям есть, где сил набраться,
Не раз в такой поход ходили,
Всегда его благотворили.
Здесь гильдия юных дев,
И к богу голоса воздев,
Поют с гармонией в губах,
С душою доброю в грудях;
И хор их так звучит прекрасно,
То брат Иохен служит страстно.
Под солнцем, зноем тем палящим,
С душой печально так щемящей,
Идёт Елена, но она,
Случилось так, что не одна.
Но вот что это — иль везенье,
Простое либо совпаденье:
А с ней кузен наш, Франц премилый,
Он вместе с бывшей своей милой,
Как все другие пилигримы,
Шагают вместе, как гонимы.
Сияющий от солнца светом,
Он направлялся за советом;
Теперь известен он в округе,
«Святой» он Франц и для подруги.
Спасибо господу за всё!
За помощь, доброту его,
За то, что мы взошли наверх,
Где всем отпущен будет грех.
И с клятвами, и с восхищеньем,
И с рвеньем всем, и со стремленьем,
Зашли все радостно в трактир,
В иной попали будто мир.
С охотой пили там вино,
Которое ещё давно,
В уединённом монастыре,
В далёкой горной стороне,
Брат Якоб так готовил часто,
Понравилось оно несчастным,
Что восхищались им они
До глубины своей души.
И после этого дневного зноя,
Как для всеобщего покоя,
Пришла вечерняя прохлада,
Она была для всех отрада.
В золотистом, лунном свете,
Веселья, радости полна,
Покидая горы эти,
Опять же Лена не одна;
Идёт Елена в путь обратный,
И с нею Франц наш путник знатный,
Блажен, луною озарённый,
Теперь он верой освящённый.
Кузен наш Франц, он благородный,
Интимно тащится домой,
В уютный дом свой на покой.
А благодетельные девы,
Чьи божественные напевы
Неслись громко по дороге,
Уже прошли где многи(е) ноги;
Молиться шли уже позднее,
Когда чуть было холоднее.
Но по дороге на моленье
Случилось с ними приключенье:
Заметно стало людям вдруг,
Что дрожки мчатся во весь дух.
В них наглый кучер сам сидит,
Нахальный он имел и вид,
Не снял он шляпу перед ними,
А ехал он как раз за ними,
Пытался обогнать их ход,
Чтоб уступили бы проход.
Но злобу только вызвал он,
Полез он явно на рожон:
Возненавидела толпа,
Досталось кучеру сполна:
От флага шест Иохен сунул
Так прямо в спицы колеса,
Раздался треск, и ветер дунул,
Разверглись будто небеса.
И злобой, яростью полна,
С козел стащила вся толпа,
Клюками били и зонтами,
А иные и ногами.
А от серьёзных травм на деле,
Штаны — защитою на теле;
Коня распря;гли — на бок бричку,
Чтоб не имел наглец привычку,
Не чтить народ весь богомольный,
Ему не делать слишком больно.
А сами продолжали путь,
Сумели радость всю вдохнуть:
Молитва пелась и всё свято
Под нечалом Иохима, брата.
Но это кучер не простил,
Властям о всём он доложил;
И суд свой вынес приговор,
Покрыть всё должен это хор.
А Иохима осудили,
На три недели посадили.
Ах! Как смотрится печально
Радость их первоначальная.
13
Близнецы
Откуда же берутся дети,
Не было б аистов на свете?
Не поскупился аист белый,
Отлично справился он с делом:
В последню(ю) ночь Шмёк стал отцом
Аж двух прекрасных близнецов.
Все рады были близнецам,
И даже Франц, кузен наш сам,
Окинув пару нежным взглядом,
Изрёк он голосом отрадным:
— Удача не бывает часто,
Воистину — двойное счастье;
Какие славные ребята,
Что за чудесные два брата.
В округе разнеслась уж весть,
Отцу же — вся хвала и честь;
— От всей души Вас поздравляю,
И счастья всей семье желаю.
Шмёк на обед пришёл домой,
Дом стал ему вдвойне родной,
Весёлым, бодрым, стал он важным,
И с аппетитом столь отважным.
Обед его — салат и рыба,
Но вдруг от рыбы — кость, как глыба,
Застряла в горле у него,
И сильный кашель тряс его.
Он синий весь, пытался кашлем
Её извлечь, в горле; застрявшу(ю),
Он сильно тужился при этом,
Салат с ушей несло, как ветром.
Дышать ему уж всё труднее,
Он становился всё слабее,
Упал на пол со стулом вместе,
И смерть настигла в миг на месте.
Слуга стоял тут, за спиной,
И видел весь неравный бой;
Спасать не бросился наш Ян,
Имел в привычках он изъян.
Бутылку бросился спасать,
Схватил её и ну — сосать,
И фразу с ужасом изрёк:
— Какой у жизни малый срок.
14
Неверный друг
Елену охватил недуг:
— О, Франц, единственный мой друг!
— Да, да, — ответил он, вздыхая,
Судьба твоя уже такая!
Я был и есть, и буду им,
С тобой останусь я таким.
А сам — по лестнице и вниз:
— Вот для Кати; такой сюрприз;
Имел он склонности такие,
Ему нужны ещё другие.
Кати же гостю очень рада,
Всегда Франц был её отрада;
Они целуются так страстно,
И вместе было им так классно.
А Ян был к ней неравнодушен,
Подкрался, разговор подслушав,
Ревнив он был и ей наполнен,
Удар бутылкой он исполнил.
И сделал всё так быстро с силой,
Довёл он Франца до могилы;
Он голову разбил ему:
— Не дам Кати я никому!
На шум примчалась тут Елена,
Как будто вырвалась из плена;
С разбитой Франц наш головой
Ушёл из жизни на покой.
15
Раскаянье
Но до сих пор её все гадости,
Несла которы(е) Лена людям,
Ей приносили только радости,
Но мы об этом не забудем.
Но ряд постигших всё несчастий:
Потеря мужа, друга, счастья,
Одна оставшись с близнецами,
Она раскаялась пред нами.
У Лены есть и шкаф с одеждой,
Хранила где все вещи прежде:
Фальшивы косы и весь грим,
Нет места в доме больше им;
Долой весь хлам, что для кокетства,
Что было раньше — это детство.
Несло всё это людям зло,
И часто делалось назло;
Всё в лету кануло теперь,
Елена злу закрыла дверь.
И стала набожной Елена,
Объяла всю теперь проблема,
Читать молитвы, скромной быть,
Одежду чёрную носить.
16
Искушение и конец
Обычай древний есть такой,
Несчастен кто, терял покой,
Тот часто тянется к спиртному,
Забыться, мыслить по-другому.
Теперь Елена часто очень,
С охотой даже, между прочим,
Своё большое «топит» горе,
В бутылке крепкого ликёра.
Хотя понятно, но Елена
Не может вырваться из плена,
Влияет пагубно спиртное,
Настрой и всё совсем другое:
Ты забываешь все несчастья,
Они сковали тебя властью.
Елена в комнате одна,
Бутылка — на столе вина,
Фонарь, в нём керосин горит,
Сама — коленями стоит
Пред домашним алтарём
И молитву шепчет в нём.
Вот и сейчас идёт борьба:
Не пить ликёр чтоб никогда,
Но выпить хочется ужасно,
Потом становится прекрасно.
Обзор бутылки — весь с надеждой,
То, отвернувшись к алтарю,
В отчаянье: «Счас выпью всю»!
Но, нет, всё будет, как и прежде:
Я отхлебну немного только,
Не бы;ло чтобы мне так горько.
И от бутылки отвернувшись,
Сама ж стоит пред алтарём,
Молилась робко, насладившись,
Таким божественным «огнём».
Молилась, думая о том,
Бутылка — прочь чтоб со столом,
Но обернувшись в полутьме,
Стоит бутылка на столе.
Она стоит всё на коленях,
Но ждёт бутылка с нетерпеньем,
Читать ей скучно в полутьме,
А бутылка — на столе.
Не помогало долго чтиво,
Бутылки близость — это диво,
Её взяла, прижав к груди,
И все решенья — позади.
И так стояла, целовала
Её любимого «ребёнка»,
В него влюблённая девчонка.
Себе несёшь ты, Лена, горе,
Своей судьбе плохую долю.
С собой не справилась Елена,
Она в плену хмельного тлела,
Прильнула к горлышку бутылки,
Опустошила до слезинки.
И тут явился образ ей,
Умершей тётушки своей,
Ушла из жизни вовсе юной,
В одежде, ночью в свете лунном.
Раздался голос с болью в сердце:
— Закрой ты от беды все дверцы!
В головке всё было; прекрасно!
Случилось, всё же, так ужасно:
Елена, падая, задела стол,
И полетело всё на пол.
Упала лампа на неё,
Занялось платье от того,
Разлился всюду керосин,
Пожар начался в миг один.
Сгорело всё, Елена прежде,
Она лежала без надежды,
Частично дом и всё, что в нём,
Объято всё было огнём.
17
Триумф зла
Случилась ночью непогода,
Сверкают молнии и — гром,
Как дополнение к невзгодам,
Судьба Елены «пахнет» злом.
Уже у дымовой трубы
В схватке ангел и член ада,
Нельзя же просто без борьбы,
За душу бой вершить же надо.
И ангел отрубил мечом
В один миг хвост у злого духа,
Но тот вернулся и потом,
Он вновь обрушился на «друга».
И опрокинул он его,
И верх в борьбе достигло зло:
В миг душу ду;х схватил Елены,
Её он вырвал, как из плена,
И тут же бросился он с ней
В пламя жерла преисподне;й;
Где оказался, кстати, тоже
Наш Франц Святой, такой пригожий.
Эпилог
Как дядя Нолте внял об этом,
То вспомнил он, своим советом
Ведь раньше говорил он часто,
Кто зло несёт, то он несчастен:
— Добро на свете — есть закон,
Держаться прочно должен он,
А зло всегда найти же можно,
Но делать надо осторожно;
Теперь счастливый я какой,
Спасибо бог — не был плохой!
Апрель 2012
Свидетельство о публикации №112071405637