Пиковая дама. По А. С. Пушкину

   Пиковая дама
     (по А.С.Пушкину)
     (второе издание)

1

Ах, эти карты, карты, карты,
Безделья спутники всегда,
Когда в безумном том азарте
Тебе везёт лишь иногда.

Однажды долгой зимней ночью
Играли в карты до утра,
И Сурин проигрался прочно,
Он кошельку открыл врата.

А Томский вспомнил свою бабку;
Блистала в юности она,
Она Париж заткнула в шапку,
Но картами была больна.

Народ валил её увидеть,
Венеру эту из Москвы,
Сумела Ришелье обидеть,
Увлёкся ею от тоски.

Однажды, при дворе играя,
Был очень проигрыш большой,
Своих возможностей не зная,
Она с открытой всей душой
(Нельзя ронять престиж графини),
Велела уплатить сей долг,
Какой же будет в этом толк,
Тем более партнёром ныне
Сам герцог Орлеанский был,
В долгу остаться ей отныне
Не даст её горячий пыл.

Покойный дед — дворецкий родом
Боялся бабки, как огня,
Но на приказ дал задним ходом
И даже вышел из себя.

От платежа он отказался,
Принёс счета и доказал,
Что как бы он здесь ни старался,
Полмиллиона издержал.

Ему пощёчина в подарок,
Как в знак немилости своей,
Удар в щеку настолько жарок,
С присущей силою лишь ей.

А утром он предстал пред очи,
Он думал, получил сполна,
(Один он коротал сей ночью),
Но дед упрям, как никогда.

Тогда впервые в своей жизни
Дошла до объясненья с ним,
И власть над ним, теряя в тризне,
Друг друга — не понять двоим.

Уже почти что умоляя,
Взывала к совести его,
Ему всё время разъясняя,
Что принцу долг важней всего.

Но дед был твёрд в своём упрямстве,
Он просто был неумолим:
— Коль будем жить в подобном барстве,
Себя мы просто разорим.

— Не знала, что и делать бабка, —
Так Томский дале(е) продолжал:
— Возможно, будет и скандал,
Прощай и жизнь такая сладка.

Но бабка знай о Сен-Жермене,
Он графом был, причём богат,
Подумать ей о перемене
Её весь разум уж объят.

Имел наружность он почтенну(ю),
О нём слагали чудеса,
Включал он даже всю вселенну(ю)
В свои деянья, небеса.

И эликсир для жизни вечной,
И камень жизни создавал,
Шагал по жизни он беспечно,
Себя за бога выдавал.

Его считали шарлатаном,
Везде смеялись все над ним,
Как будто он своим обманом
Людскою славою храним.

Но в обществе он был любезен,
Любила бабка до сих пор,
И мог бы он ей быть полезен,
Чтоб разрешить ей с дедом спор.

Старуха рассчитала точно,
Владеет нужной суммой он,
Записку написала срочно,
Он «позарезу» был нужён.

2

Жермен явился тотчас к бабке,
Охвачен горем её лик,
Сказала: «Муж подобен тряпке,
Он в этой жизни просто сник.

Не избежать ей здесь позора,
Отдать немедля надо долг,
Упрям мой муж аж до упора,
Не выжать ей из мужа толк.

Ведь мы друзья давно же с Вами,
Моя надежда — это Вы,
В знак вечной дружбы между нами,
Вот если б мне Вы помогли.

— Но Вы не будете спокойны,
Я суммой Вас ссудить могу,
А будете ли Вы довольны,
Со мной останетесь в долгу.

Вам надо просто отыграться,
Но тут другое средство есть,
И здесь не надо волноваться,
Тогда спасёте свою честь.

— У нас ведь денег больше нету,
Помилуйте любезный друг,
Я жду толкового совета,
Какой-то здесь порочный круг.

— Извольте выслушать с терпеньем,
Здесь деньги просто не нужны,
Воспользоваться сим уменьем
Вы просто будете должны.

Что очень дорого так стоит,
И тут открыл он тайну ей,
Он выигрышу путь откроет,
Что будет и всего верней.

Бабуся в тот же самый вечер
Явилась на игру в Версаль,
Она так жаждала сей встречи,
Что и себя не было жаль.

Метал сам герцог Орлеанский,
Понтировала супротив,
Бабуся, как игрок заправский,
Не сдала инициатив.

Одну поставив за другою,
Три карты выбрала она,
И бабка отлегла душою,
Все три ей дала соника:
Отыгралась совершенно,
Знать совет ей дали верно.

— Так это сказка, — молвил Германн;
— Не думаю, — Томский в ответ;
А Нарумов: «Так это верно?» —
Спросил игрок, чтоб внять совет.

— Так это верно, что бабуся
Гадает карты три подряд?
— Нисколько я и не «хвалюся»,
И за неё был даже рад.

Секрет бабуся всё скрывала,
Постичь я этого не смог,
И сыновьям не открывала,
Никто узнать его не мог.

Один запомнился мне случай,
Она на помощь как пришла,
Чаплинский, тот, что невезучий,
Что проигрался он сполна;

Кто промотал свои мильоны,
Который умер в нищите,
Его ей надоели стоны,
И сжалилась над ним вдвойне.

Она дала ему три карты
И объяснила, что к чему,
И он без всякого азарта
Вернул все деньги потому.

3

Давно увядшая графиня
Не притязала на красу,
И в этом никого не ви;ня,
Гоняла просто пустоту.

Она сидела всё в уборной,
Девицы три вокруг неё,
Свой туалет вела упорно,
Теперь её и всё житьё.

Её воспитанница Лиза
Сидела тут же, у окна,
И зная все её капризы,
На пяльцах кружево плела.

Отдав привет обеим дамам,
Стремглав явился Томский вдруг:
— Бабуля у меня есть друг,
Представить я хотел бы Вам.

— Кого представить Вы хотите? —
Спросила Лиза у него:
— Прошу Вас, также поясните,
Я жду ответа лишь всего.

Ваш статский друг или военный,
Военный может инженер?
— Военный он и друг мне верный,
А инженер что — Вам пример?

Она, смеясь, не отвечая,
Но он упорно ждал ответ,
И дом графини покидая,
Вопросом как бы дал привет.

Тяжёлый труд у нашей Лизы,
Всё время даме угождать,
Всегда терпеть её капризы,
А личной жизни и не ждать.

Упрямый нрав, эгоистична,
Её избаловал весь свет,
Всё это было ей привычно,
Была старушкой — «всем привет».

Приёмы у себя давая,
Она таскалась по балам,
И всех и всё лишь созерцая,
Сидела в бальных залах там.

Румяная, в старинной моде,
Все гости «кланялися» ей,
Хранила этикет, как вроде,
Разглядывая лишь людей.

Домашней мученицей Лиза,
Прислуживала всюду ей,
На всякую её репризу,
Должна всё время быть милей.

Упрёк за сахар же имела,
К примеру, разливая чай,
И к бабке ненависть уж тлела,
Причём, так тонко, невзначай.
   
Читая даже вслух романы,
Всегда была виновна в том,
В романе том — сплошны(е) обманы,
В ответе вся была потом.

Платила бабка очень мало,
Но чтоб одеться лучше всех,
Конечно, Лизе не хватало,
Не было время для утех.

На всех балах с нею бывала,
Всё время и она при ней,
И жалку(ю) роль всегда играла,
Ей было каждый раз стыдней.

Все Лизу знали уж за это,
Не приглашал её никто,
На ней лежало словно вето,
Судьба ж такая ей за что?

Тогда лишь приглашали Лизу,
Когда нехватка была пар,
Она принадлежала «к низу»,
Она не расточала чар.

У дам была, как на подхвате,
Когда им нужно в туалет,
Чтобы поправить что-то в платье,
Иль даме дать какой совет.

Она была самолюбива,
И помнила — она бедна,
На всё, смотря нетерпеливо,
Была она всегда одна.

Хотя она была милее
Среди богатых всех невест,
Но женихи были умнее,
Богатый нужен им насест.

4

Однажды, сидя у окошка,
На улицу метнула взгляд,
От пяльцев устаёшь немножко,
И взгляд фигурой был объят.

Стоял сам инженер пред нею,
Смотрел он прямо ей в окно,
И любопытство всё сильнее
К нему её теперь влекло.

И каждый раз смотрела дольше,
Так продолжалось много раз,
Сказали взгляды ещё больше,
Однажды, стало как-то враз.

А на щеках его —  румянец,
Улыбкой одарила взгляд,
В глазах его светился глянец,
Ходил он много дней подряд.

Сын обрусевшего уж немца,
Тем инженером, Германн был,
Его боязнь лишится хлебца,
В его душе игрок свербил.

Следил он только за игрою,
Не допускал себя к игре,
Он оставался сам собою,
Вращался в карточной среде.

Хотя имел он сильны(е) страсти,
Но бережливость брала верх,
И страх возможного несчастья,
Спасал пуститься в этот грех.

Узнав о картах трёх счастливых,
Навечно потеряв покой,
И полон  мыслей нетерпимых,
Он сделался уж сам не свой.

А что если просить графиню
Открыть ему весь тот секрет,
Тогда возможность есть отныне,
Уйти от всяких этих бед.

Но надо действовать скорее,
Графиня очень уж стара,
Наверно надо быть смелее,
Придумать что-нибудь пора.

Его сомнения терзали,
А вдруг, то просто анекдот,
Бывает так, что рассказали,
Раскрыть бы лишь кому-то рот.

Ходил он долго перед домом,
И мысли вились об одном,
Потуги все не стали б комом,
Ему б не пожалеть потом.

Что в казино играет в карты,
Приснился дома ему сон,
В пылу картёжного азарта,
И всё выигрывает он.

Но всё утративши богатство,
Проснувшись поздно, он вздохнул,
И от мечтательного барства,
Конечно, также и взгрустнул.

И вновь пред домом он графини,
Бродил по городу опять,
Секрет трёх карт, а то он сгинет,
Ах, как же он хотел узнать.

В окне увидел он головку,
Она смотрела на него,
Слегка заметную уловку,
Как будто нет там никого.

Минута участь всю решила,
И в нём надежда засквозила.

5

И снова прихоть у графини,
Подать карету просит вновь,
Её все прихоти отныне
Всё время портят Лизе кровь.

Когда вошла она в карету,
Вдруг появился инженер,
Стесненье прочь, средь «белу свету»,
Делам он тайным дал пример.

Письмо он сунул Лизе в руку,
И быстро удалился сам,
Но душу ей пронзила мука,
Она считала — это срам.

Тем более в любви признанье,
Каков же всё-таки нахал,
Он не получит оправданья,
Коль сразу с этого начал.

И Лиза вся была в раздумье,
Не знала, что и делать ей,
Вести себя не надо шу;мней,
Не стать посмешищем людей.

Его ей отослать обратно,
Ответить ей ли на письмо,
Влюбиться тоже безвозвратно,
А может ей уж суждено.

Совет держать-то Лизе не; с кем,
Подруг-то у неё и нет,
Она решилась, в этом месте,
Улыбкою послать привет.

И над письмом трудилась долго,
Она решила отвечать,
Ей не остаться чтобы в до;лгу,
Не знала даже как начать.

Достойный дать ответ нахалу,
Смогла придумать, наконец,
Так сразу с этого нача;ла,
Ей не идти же под венец.

— Я верю в Ваши намеренья,
Надеюсь, что они честны,
Но всё ж к большому сожаленью,
Пока всего это мечты.

Я Вам не нанесу обиду,
Я возвращаю Вам письмо,
Я не придам тому и виду,
Хоть Вас немного «занесло»…

В надежде покорить девицу,
Он всё же продолжал писать,
Когда же сможет к ней явиться,
Настойчивей желал он знать.

Не отсылала письма больше,
Покорной стала вся ему,
А может то конец всему,
И жалкой жизни длиться дольше.

Читая, упивалась ими,
Уже не отсылала их,
Они ей стали дорогими,
Они связали их двоих.

Записки отсылала тоже,
И с каждым разом всё нежней,
Он становился ей дороже,
Всё больше нравился он ей.

Вот, наконец, она решилась,
Его и пригласить к себе,
В письме подробно объяснилась,
Чтоб как пройти, не быть в беде.

— Сегодня бал даёт посланник,
С графиней будем там до двух,
Вы ж в полночь, как заезжий странник,
К графине в дом — дом будет глух.

И ждите тихо возвращенья,
Пройдёте в комнату мою,
Для Вашего же в том везенья,
Гарантию я Вам даю.

Уже он в десять перед домом,
И Германн выполнил всё вточь,
Ему ждать всё, было знакомым,
Хотя была холодна(я) ночь.

Он видел весь отъезд графини,
Как в окнах дома свет погас,
Он мёрз и ждал, что вот отныне
Наступит тот желанный час.

И всё сошло благополучно,
Влекомый целью лишь своей,
Ему хотя и было скучно,
Но дело двигалось живей.

Остался у графини в спальне,
И терпеливо ждал её,
Он был свидетелем печальным
Таинств одежды у неё.

Вот свет струится из лампады,
И вот она уже одна,
В мечтаньях старческой услады,
Сидела в кресле у окна.

6

Вдруг у неё перед глазами
Непрошенный мужчина встал,
И Германн, шевеля губами,
Причину ей свою назвал.

— Вы не пугайтесь, ради бога,
Не нанесу я Вам вреда,
Я только что к Вам весь с порога,
Я Вас боготворил всегда.

Составит это счастье жизни,
Прошу о милости одной,
Я восхвалять Вас буду в тризне,
Навеки будете родной.

Вам это ничего не стоит,
Секрет трёх карт откройте мне;
В ушах как будто что-то воет,
Пред ней всё было, как во сне.

Чего же от неё хотели,
Казалось, поняла вконец,
Ту тайну, чем она владела,
Открыть секретный тот ларец.

— Клянусь Вам, это была шутка,
И кем-то пущена давно,
Среди картёжников та «утка»,
Что анекдот тот всё равно.

—Шутить подобным непристойно,
Чаплинскому Вы ж помогли!
Душе её вдруг стало больно,
Страданья на лицо легли.

— Так я прошу назвать три карты,
Беречь Вам тайну-то зачем?
Когда рискуешь ты в азарте,
То проигрыш маячит всем.

Кому откроете Вы тайну?
Для внуков тайна не нужна,
А я нуждаюсь в тайне крайне,
И для меня она важна.

Я жду, графиня, лишь ответа,
Уже преклонный возраст Ваш,
Как тайна не увидит света,   
Она — из мировых пропаж.

Молчала всё на то графиня,
Как будто в рот набрав воды,
И Германн, непреклонность видя,
Встал на колени у вдовы.

Молил он долго, очень страстно,
Хвалил её и упрекал,
Искусство всё было напрасно,
Ответа он не услыхал.

И, встав с колен и стиснув зубы,
Упёр в неё он пистолет:
— Раскроешь ты ли, ведьма, губы,
Иль превращу тебя в скелет!

Подняла руку, заслоняясь,
И «затряслася» головой,
Откинув навзничь, так осталась,
Всю тайну унеся с собой.

7 

Вернувшись очень поздно с бала,
Поднялась с трепетом к себе,
Но никого там не застала,
И просто радостно в душе.

Она уселась, не раздевшись,
И стала всё припоминать,
Когда под письма его сдавшись,
Себя позволила унять.

Его не знала даже имя,
Не знала голоса его,
Но непонятная вдруг сила
Её сковала от всего.

Огласки не боялась света,
Графиня тоже нипочём,
И не боялась без советов,
Принять его в графинин дом.

А на балу в тот самый вечер,
С Полиной Томский не сошлись,
У них лишь потому при встрече,
Как бы желанья не сбылись.

И Томский как бы ей в отместку,
(Кокетством занялась с другим),
Как будто ей прислал повестку,
Спросил на танец Лизу с ним.

Шутил над нею он всё время,
Что нравится ей инженер,
Её сомненья вбил ей в темя,
Что он не лучший есть пример.

— А Вам, откуда всё известно? —
Спросила Лиза, чуть смеясь:
— Узнать бы было очень лестно, —
Сама ж — умело так таясь.

Что тайна вся ему известна,
Она боялась лишь того;
— Особы всем нам не безвестной,
Приятеля от одного.

— Хвалы приятель удостоен,
Так кто же этот человек?
— Кто жизнью вечно недоволен,
Так Германн это, он из тех.

У Лизы леденели руки
И побледнела вся в лице,
В душе её взыграли муки,
Что б танец кончился уже.

— А Германн, — не снижая тона,
Всё время Томский продолжал:
— Имел профи;ль Наполеона,
Он душу у кого-то взял.

— На совести уж три злодейства,
Не по нутру приятель мой,
Его не одобряю действа,
Он человек совсем другой.

— Вас видел может быть и в церкви,
А может в комнате у Вас,
Во время сна, уж мне поверьте,
А может где-то и сейчас.

Сей разговор забрался в душу,
Хотя и был он болтовнёй,
Достоин называться чушью,
Похож на Германна собой.

Она сидела вся в раздумье,
Склонивши голову на грудь,
Она была на перепутье,
Ей было счас о чём взгрустнуть.

Вдруг вся она затрепетала,
Как Германн в комнату вошёл,
(Её в испуге он нашёл),
И лишь успеть ему сказала:

— Так, где ж Вы были всё то время?
— Графиню в спальне ожидал,
На нас свалилось страшно(е) бремя,
И Германн всё ей рассказал.

И ужас охватил девицу:
Так всё, что было — не любовь,
К его как всё подходит ли;цу,
У Лизы аж застыла кровь.

Что не она нужна для счастья,
Лишь деньги алкала душа:
— Я вовлекла себя в ненастье,
Какая ж дура — хороша.

Убить же помогла графиню;
Она сообщница теперь,
Совсем одна она отныне,
А Германн — он же просто зверь.

Глаза мокры от раскаянья,
И слёзы — струйкой по щекам,
А он сидел и лишь терзанья
Его сковали по рукам.

Не думал он и о старухе,
Он сожалел лишь об одном,
Что план его так с треском рухнул,
Перевернув всё кверху дном.

— Чудовище! — Сказала Лиза
И погасила уж свечу:
— Довольно мне сего сюрприза,
И видеть Вас я не хочу!

Вот ключ от запасного входа,
Сюда Вам больше нету хода!

8

Когда шёл отпевать графиню,
Не жгло раскаянье его,
Что он убийца есть отныне,
О том не думал ничего.

В нём веры в бога было мало,
Но предрассудков — целый воз,
Ему прощенья не хватало,
Об этом думал он всерьёз.

В её раз был повинен смерти,
Он верил в то, что будет мстить,
Всей той от жизни круговерти,
Себя хоть как-то защитить.

На катафалке с балдахином,
Стоял украшен уже гроб,
И Германн, взглядом всё окинув,
Ему удобней было чтоб:

Он к гробу подошёл так близко,
Чтоб поклониться, целовать,
Но наклонившись очень низко,
Сам умудрился там упасть.

Ему казалось, что в мгновенье
Она взглянула на него,
И на него нашло затменье,
Кружило уж его всего.

И Лизе тоже стало дурно,
В одно и тоже время с ним,
И душу гложет очень бурно,
Что Германн с ней — несовместим.

А Германн, целый день расстроен,
Он за обедом много пил,
Но человек весь так устроен,
Своих деяний не забыл.

Его всего разгорячило,
Когда домой он, возвратясь,
Ко сну его совсем склонило,
Воображением томясь.

Он крепко спал не раздеваясь,
Проснулся ночью, в три часа,
Уже потом сколь не пытаясь,
Не мог сомкнуть уже глаза.

Лежал и думал о графине,
Прошедших о похоронах,
И мысли все его отныне,
О тайне, что кану;ла в прах.

Вдруг дверь тихонько отворилась,
Подумал, что денщик его,
И в белом женщина явилась,
«Уставясь» взглядом на него.

Узнал свою графиню Германн,
Её раздался голос вдруг:
— Ты думал, Германн, что я, верно,
Тебе совсем неверный друг?

Пришла исполнить твою просьбу,
Три карты к ряду назову,
Но ставить должен ты их врозь бы,
Не боле в сутки, как одну.

Я эти карты называю:
Семёрка, тройка, туз — они;
А смерть свою тебе прощаю,
С моей ты Лизочкой живи.

Графиня повернулась тихо,
И, шаркая, пошла к дверям,
Проделав это так всё лихо,
Что Германн удивился сам.

9   

Он повторял их постоянно,
Три карты заслонили всё,
Как эту тайну сделать явной,
И снилось лишь ему одно.

В Москве по-крупному играли,
Избавил случай от хлопот,
Деньгами просто флиртовали,
Не знали денежных забот.

Чекалинский у них был главный,
Богаты были игроки,
Он там был фаворитом явным,
Прожил за картами деньки.

Нажил на картах он мильоны,
Доверье заслужил у всех,
Открытый дом, свои салоны,
Ему пророчили успех.

Устроил Нарумов знакомство,
И ввёл его в богатый дом,
И Германн ощутил лако;мство,
От пребыванья в доме том.

Играли в карты генералы,
Чины большие были здесь,
И шли сюда не для забавы,
Иль просто хорошо поесть.

Теснились игроков десятки,
За длинным карточным столом,
В игре мелькали карты, взятки,
Хозяин выглядел орлом.

Глава и сединой покрыта,
Ему всего лишь — шестьдесят,
Его улыбка вся открыта,
Он добродушием объят.

Хозяин банк метал обычно,
И на столе — десятки карт,
Он делал паузу привычно,
Чтоб никому не впасть в азарт.

Давал он время на прикидку,
Распорядиться игроку,
Не делал никому он скидку,
Ошибку правил «знатоку».

Учтиво слушал пожеланья,
Вёл запись проигрышу он,
Тон полного благожеланья,
В игре витал особый тон.

— Позвольте мне поставить карту, —
Вдруг Германн смело так сказал,
И не боясь в игре азарту,
Все карты три волшебных знал.

На карту, что вещала бабка,
Поставил банковский билет,
Не чувствовал себя так сладко,
Впервые он за много лет.
   
Метать хозяин начал карты,
И слева тройка вдруг легла,
И Германн, помня об азарте,
Сказал спокойно: «Вот моя».

Он деньги принял свои гордо
И удалился от стола,
Наказ старухи помнил твёрдо,
Что вместе с тайной та дала.

Графиня в том не обманула,
Теперь уверен Германн был,
Своим наказом, как встряхнула,
Его горячий к картам пыл.

И то всего один раз только,
Ему лишь завтра вновь играть,
Ему ведь снова будет горько,
Хозяин вновь начнёт метать.

10

И вот настал желанный вечер,
Его сто тысяч на игре,
Семёркой обернулась встреча,
Его и выигрыш — вдвойне.

Все ахи, банкомёт смутился,
Сто тысяч положил в карман,
Он с хладнокровьем удалился,
Сработал вновь его обман.

И в третий раз явился Германн
Уверенный в своей игре,
Что он возьмёт, настолько верно,
Не думал даже он себе.

Один он против банкомёта,
Все обступили игроков,
Сейчас случиться должно что-то,
Но Германн был уже готов.

Весь выигрыш стоял на карте,
Молчание царит кругом,
Смотрели все в сплошном азарте,
Так что же будет-то потом.

Тряслись и руки банкомёта,
Начал метать не торопясь,
А вдруг опять плоха(я) работа,
И будет снова неприязнь.

Направо умостилась дама,
Налево туз изволил лечь,
И разыгралась вдруг тут драма,
Он потерял внезапно речь.

На место ту;за легла дама,
И нежно банкомёт сказал:
— Убита ту;зом Ваша «мама»,
Не долго жить бог приказал.

Стояла пиковая дама,
Где должен был стоять бы туз,
Ему грозила теперь яма,
Свалился на голову груз.

Как мог так грубо ошибиться,
Никак он сам понять не мог,
Навеки с картами проститься,
Он сам себе задал урок.

И тут ему вдруг показалось,
Что дама смотрит на него,
Сама во взгляде усмехалась,
Как бы дразнит она его.

А сходство то, опять старуха!
Он в сердце точно поражён,
Поник совсем наш Германн духом, 
От жизни был он отрешён.

Заключение

В больнице оказался Германн,
Его игра свела с ума,
В припадке он каком-то нервном,
Его объяла та «чума».

И только слышно бормотанье:
— Семёрка, тройка и вновь туз;
Но он лишён уже сознанья,
Судьбою сыгран был конфуз.

Женился Томский на Полине,
И Лиза замужем уже,
Живёт она счастливо ныне,
А не, как раньше — во нужде.

Март 2012