Анна Каренина. Часть 6. По Л. Н. Толстому

Анна Каренина

      Часть 6

1

( поётся на мотив: «Ромашки спрятались,
поникли лютики…)

Сестрица Дарьюшка со всеми детками
В именье Левина сезон жила,
В её имении постройки — ветхие
И жить, конечно же, там не могла.

Степан Аркадьевич был очень рад всему,
Остался он один в «пустой» Москве»,
Ах, как удобно жить без глаз жены ему,
Любовны(е) страсти он держал в главе.

Лишь только изредка, снять подозрение
Он приезжал к семье на пару дней,
Не дать угаснуть чтоб к жене влечению,
Всегда довольный всем, прощался с ней.

В то лето памятно(е) у них в имении
Гостило множество ещё гостей,
Хозяйка Кити же в том положении,
Советы матери годились ей.

Подружка Варенька, что заграницею,
Была с Щербацкими всегда дружна,
Оставив в прошлое свою амбицию,
Как обещала ей, гостить должна.

Сергей Иванович, брат сводный Левина,
Он этим летом тож(е) у них гостил,
В именье шум стоял, но не его вина,
В пустынном доме он недавно жил.

Гостей в имении собрался целый полк,
Порядок левинский был нарушё;н,
А раньше жил он в нём, как одинокий волк,
Гостями дом теперь был оживлён.

Все детки Долины совместно с Варенькой
Бредили планами — в лес по грибы,
Сергей Иванович с привычкой старенькой
Сказал, чтоб взять его — не плохо бы.

Услышав просьбу ту, все удивились вдруг,
Бросал свой нежный взгляд на Варю он:
— Грибы сбирать в лесу, мне лес всегда был друг,
Я этой страстею был заражён.

Краснея Варенька: «Мы рады все за Вас»,
И радость вспыхнула в её глазах:
«Совсем не плохо бы», — бросал тот взгляд сейчас:
«Мне замуж выйти бы на всех порах».

Давно заметила хозяйка новая
Взаимно тёплый их на друга взгляд,
Известен всем тот факт, что «жизня» вдовая
На многих действует, как страшный яд.

Грибного сборища в том ожиданье,
В гостиной ждали все, Сергей и брат,
Сергей сказал ему, как в оправдание,
Что брат весёлостью теперь богат.

За ним «ворвалася» в гостину(ю) Танечка,
При всех сказав ему, что Варя ждёт,
И он покорно так, как будто девочка,
Сказал так громко всем, что он идёт.

И поражённая такой покорностью,
Хозяйка начала её хвалить,
Чтоб пара слышала, а Варя с гордостью
Могла б у них в гостях себя щадить.

При звуке голоса своей подруженьки,
Она в гостиную вошла стремглав,
И на лице её, подружки-душеньки,
Румянец выступил, её предав.

Душа у Вареньки была восторженна,
Как что-то важное случилось с ней,
И Кити чувствуя, но настороженно,
В лесу откроется итог всех дней.

— Варюша милая, я очень счастлива,
Что может счастьице своё найдёшь,
Сама я рада вся, что так участлива,
Что ты в гостях у нас судьбу сплетёшь.
 
2

Всё женско(е) общество именья
Террасу захватило в плен,
Где кажда(я) собственное мненье
Всем предлагала на обмен.

Вопросов много обсуждалось,
Но самым главным среди них,
Что ждали все, чтоб состоялось,
Сковало б счастье их двоих.

На ум пришли воспоминанья
О собственной своей судьбе,
И сёстры мамино венчанье
Открыть позволили себе.

Не только праздным разговором,
Послеобеденный досуг
Насыщен был и делом спорым,
Таких искусных женских рук.

Варила няня и варенье,
Вязанья кроме и шитья,
По варке раскололись мненья,
Родиться должно и дитя.

Явился Левин на террасу,
Умолкли разговоры вдруг,
Разбавив эту женску(ю) массу,
Как будто всех хватил испуг.

Велел закладывать коляску,
Он ехать пригласил всех в лес;
— Опасна Кити эта тряска, —
Слова маман имели вес.

— Прогулка мне сейчас полезна, —
Добавив: «Я пойду пешком,
Решать проблем попутно бездну,
И есть заботиться о ком.

3

На руку мужа опираясь,
Идти как хорошо пешком,
Всё время другом восхищаясь,
Им лучше быть всегда вдвоём.

И эта близость к ней, любимой,
Теперь настолько дорогой,
Всю жизнь была неотвратимой,
И он ей стал такой родной.

— Признаюсь, случаю я рада,
Побыть с тобой наедине,
Ходить мне просто больше надо,
Прогулка в лес — ещё вдвойне.

Но как пройдёт у Вари встреча,
Её всё мучил тот вопрос,
Грибы, конечно же — предтеча,
Намёком, в «дело сунув нос».

Вопрос оставить без вниманья,
Конечно, Кити не могла,
Но с ним беседу о свиданье,
Оставшись с мужем, завела.

Что сбор грибов — предлог, конечно,
Ведь это было ясно всем,
Но для беседы тема вечна,
Среди других всех прочих тем.

— Заметил ты ли, что Серёжа,
Моей подружкой восхищён,
И как Варюше вроде тоже
Заметно нравится и он.

Они бы были чудной парой,
А ты, что думаешь о них?
— Ему все дамы — божья кара,
Он не людьми считает их.

Когда я был ещё ребёнком,
Сергей был в девушку влюблён,
Но в этом деле слишком тонком,
Особым чувством наделён.

Давно почила та девица,
С тех пор — никем не увлечён,
И что в его душе творится,
От женщин — как бы отрешён.

Живёт он жизнею духовной,
Души высокой человек,
Она ж «собьёт с орбиты ровной»,
И проклянёт он всех вовек.

— Влюбиться, думаешь, не может,
А может это робость быть?
— Его всё время что-то гложет,
В таких делах — лишь слабым слыть.

Так шли они, всё рассуждая,
О всех делах слова текли,
Себя, свой выбор награждая,
Словами тёплыми любви.

4

(поётся на мотив: «Помнишь мама моя как
Девчонку чужую, я привёл к тебе в дом, тебя не спросив)

Варя в белом платочке на чудной головке,
Целой свитою вся в окружёнье детей,
Вся она в ожиданье предалась уловке,
Чтоб грибы собирать им бы было живей.

Грудь её распирало большое волненье,
Рядом с ней был мужчина, что нравился ей,
В общем, всё предвещало в его поведенье:
Он не станет пугаться и будет смелей.

Глядя на Вареньку, он готовил все речи,
Был обаятелен и голосок,
С Варей случайною рад был очень он встрече,
Был от признанья на волосок.

К ней он испытывал свои прежние чувства,
Был он когда-то ими сильно пленён,
Глядя на Варю, он теперь так искусно
Вариным видом был весь покорён.

Раньше множество женщин и девушек тоже,
В мыслях всех перебрал за всю жизнь он свою,
Но из них ни какая не стала пригоже,
Чтобы сказать ей: «Тебя я люблю».

Нужных тех качеств, что желал бы он видеть,
Не находил ни в одной он из них,
И потому, чтобы их не обидеть,
Предпочитал для знакомства других.

Но ежедневно, общаясь он с Варей,
Видел он в ней лишь желанну(ю) одну,
Что они будут чудесной с ней парой
И, наконец, заимеет жену.

Варюша пленила его чудною прелестью,
Женщины свежесть всегда бра;ла в ней верх,
Обволокла его всей женской нежностью,
Свет весь затмила от других женщин всех.

Не находил в ней ребячьей он глупости,
Светскости праздной подавно в ней нет,
Было в достатке в ней всей женской мудрости,
Даже быть принятой в высший их свет.

Вера в ней в бога была с убеждением,
С полным сознаньем проникла к ней в быт,
Церковь всегда посещала с волнением,
Бог у неё никогда не забыт.

Даже все мелочи, что теперь находил в ней,
Было всё то, что желал от жены,
Бедна, одинока она многих скромнее,
В том ей не ставил, конечно, вины.

Варя к тому же все свои эти качества,
Их в себе воплотила, его лишь любя,
А он был застенчив, имея чудачества,
Лишь время тянул он, наверно всё зря.

Только смущало одно обстоятельство,
Был он старше значительно, на много лет,
Был он мужчина, его ведь «сиятельство»,
Не посмеет никто дать женитьбе запрет.

Только усилилось в нём чувство радости,
К ней в корзину, когда положил он свой гриб,
Глянул в глаза ей в опасной столь близости,
Сразу так понял, что он просто влип.

От волненья испуг и краска от радости,
Быстро покрыла прекрасный ей лик,
Но он, вдруг смутившись, и с чувствами «сладости»,
Ей подарил он улыбку в сей миг.

Этой улыбкой, хоть слов и не сказано,
Больше сказал всё, чем мог он сказать,
Но про любовь, ещё всё не рассказано,
И нам не дано никогда это знать.

Он уяснить себе и обдумать всё должен,
Выбор же в жизни быть должен лишь раз,
Даже в личной судьбе выбор будет одолжен,
Женщин таких, как Варюша, сейчас.

«Здесь года не причём, я всё молод душою»,
Был таким он, похоже, лет двадцать назад,
«Разве чувство теперь не совсем молодое,
Не настал ли уже в моей жизни закат»?

Снова выйдя с другой стороны на край леса,
В лучах солнца увидел он Варю свою,
«Так какого же чёрта и страшного беса»,
Я теряю судьбу свою, а не ловлю.

Сердце сжалось от радости и умиленья,
Твёрдо чувствовал он и, решив, наконец,
Будёт ли в жизни его наслажденье,
Если с Варенькой он не пойдёт под венец?

5
(поётся на мотив: «Ромашки спрятались,
Поникли лютики…)

«Когда я молод был, в далёкой юности,
Себе составил я портрет жены,
Но прожив долгу(ю) жизнь в мужской я скупости,
Я понял принципы, что те сложны.

Теперь я в первый раз в Вас встретил, что желал,
Прошу с надеждой быть моей женой,
Смотрел на Вас любя, и сам себе признал,
Люблю я, Варя Вас, я — холостой».

Сергей Иванович так говорил себе,
«Конечно, всё я ей скажу сейчас»,
Решенье принял он с самим собой в борьбе,
Сомненья зрели в нём и много раз.

Но вот пред Варей он и полон смелости,
Но что случилось вдруг — язык примёрз,
Стоял, потупившись, как будто зрелости
Он не достиг ещё — какой курьёз!

Она восприняла его молчание,
Как отрицательный его ответ,
И видно было в ней, что все старания
В душе оставили тяжёлый след.

Ослабить как-то бы всю ситуацию,
Молчанье первая, прервав она,
Вновь о грибах спросив, как бы в прострации,
Осталась Варенька опять одна.

Они прошли вперёд, но было трудно ей,
И видно было ей, сказать хотел,
Но что мешало в нём вести себя смелей,
Признаться ей в любви он не посмел.

Так сильно бьётся счас сердечко Вареньки,
Его удары ей слышны самой,
Зажёг в душе её он словно зарево,
Но задний ход он дал, сыграв отбой.

Вопрос опять задал, прервав молчание,
Опять же снова всё о тех грибах,
И стало ясно им, что их свидание
И все надежды их — «пошли на прах».

Свои все доводы, тусуя в памяти,
Уже домой придя, с ней был он строг,
С Варюшей вёл себя совсем неправильно,
О Маше память он забыть не мог.

6

За чаем, сидя на балконе,
Вели все светский разговор,
Конечно, чтоб на общем фоне
Свиданью не придать позор.

Всё знали все уже, конечно,
Случилось между ними так,
Любовь прошла вся скоротечно,
Попранной стала впопыхах.

Никто не подал даже вида,
Приезда Стивы ждали все;
Была в том Варина обида,
Любовь у Кити вся в красе.

Но вот коляска перед домом,
Степан Аркадьич — не один,
А с ним какой-то незнакомый,
Приехал в гости господин.

Был это Васенька Весловский,
Столиц обеих — модный хлыщ,
Его представил друг Облонский,
Но Косте станет он, как прыщ.

Охотник чудный этот малый,
Красив и молод новый друг,
Щербацким родственник он дальний;
И, как у Стивы, — круг подруг.

Нисколько Вася не смущённый
Неудовольствием гостей,
Собой вполне всегда довольный,
В гостях он вёл себя смелей.

Казался Вася чуждым, лишним,
Все ждали, что прибудет князь,
А с тем красавцем слишком пышным,
Зачем нужна такая связь?

Но не взлюбил наш Левин гостя,
Он Кити руку целовал:
— Я брат — троюродный ей, Костя,—
Ему он крепко руку жал.

Наш бойкий успевал всё Стива:
О дичи Левина спросить,
Сказать жене, она — красива,
Подарок Тане подарить.

Был весел только что наш Костя,
Как стал вдруг мрачен он сейчас,
Из-за приехавшего гостя,
Ему смотрелось без прикрас:

Как нежно целовал Стив(а) Долли,
(Кого он целовал вчера?)
Как рада Долли вплоть до боли,
Достойна встреча их пера.

Так почему она так рада,
А верит ли в его любовь;
Зачем маман така(я) бравада?
Его встречать, как «ридну кровь».

И брат Сергей был неприятен,
Притворной дружбой Стиву чтит,
Его он заключил в объятья,
Ну, как родного, сделал вид.

Была и Варенька противна,
Святошным видом всем своим,
В знакомстве с Васей так наивно,
Как вызов бросила двоим.

Тому, как предалась веселью,
Противней всех была жена,
Готовя гостя к новоселью,
Связать с собой, будто должна.

Упало, в общем, настроенье,
И он, улучив сей момент,
В своём правдивом убежденье
Помчался в свой он кабинет.

7

Позвали Левина на ужин,
Вернулся он уже к столу,
Был Стиве с Васей Левин нужен,
Охоте «пели» похвалу.

Чтобы о всём договориться
Назначить час охоты, сбор,
Не спать всю но;чь и не ложиться,
Возник меж ними ярый спор.

А Стива интересну(ю) новость
Изрёк всем, словно «бросив кость»:
— Поведать мог наш Вася повесть,
— У Вронских был наш милый гость.

Всё женско(е) общество, «вспорхнуло»,
Пленила новость всех гостей,
А Долли глубоко вздохнула,
Так просто «жаждала» вестей.

Беседу вёл с княгиней Костя,
С ней сидя у конца стола;
И ревность страшна(я) из-за гостя,
За Кити действия взяла.

В кругу «блистательного» гостя,
Он, наблюдая за женой,
Герой поэмы Левин Костя
Не мог найти душе покой.

Он видел выраженье чувства,
Так явно на лице жены,
Её восторги так искусно,
Как в зеркале, отражены.

А Кити созерцала гостя,
С него, не опуская глаз,
На время как бы бросив Костю,
Его «глотая» весь рассказ.

«Расстаял» Васенька в рассказе:
— У них там — идеал семьи,
Все жить, — воспел он их в экстазе:
— Дай бог, чтоб люди так могли.

Гостить у них я вновь намерен,
В июле лето проведу,
Я в дружбе с Вронскими уверен,
Я пониманье там найду.

Держал при этом ногу странно,
От Кити не скрывая взгляд,
Она могла же быть желанна,
Как будто дал любовный яд.

— От Вас вёрст семьдесят лишь будет,
Они живут недалеко,
Надеюсь Анна не осудит,
Нагрянуть всем нам к ним легко.

С надеждой бросив взгляд на Долли:
— А ты поедешь в гости к ним?
Смирившись с своей женской долей,
Уже он не был так любим:

— Чтоб не стеснять их посещеньем,
Удобно ехать мне одной,
В её вникая положенье,
Мне даже лучше, чем с тобой.

— А Кити ты? — А я зачем им?
Там не забыла ничего,
Дала понять им всем ответом:
— Но всё давно уже прошло.

— Знакомы ль Вы с самою Анной?—
Спросил у Кити новый гость;
— Хоть положение и странно,
Посмели свету «бросить кость».

Умна, красива и хозяйка,
И дочь прекрасная растёт…
Она — морская словно чайка,
«Над морем недругов плывёт».

— Да, мы знакомы,— всё краснея,
И Кити к мужу подошла,
Над ней «сжималась» всё сильнее
Итогов юности судьба.

Её вопрос: «Когда охота?»
С румянцем на её щеках,
Терпенья переполнил квоту,
Не мог сдержать себя в руках.

В нём словно закипела ревность:
«Вопрос был задан лишь затем,
Свою чтоб доказать ей верность
Своим тем поведением всем.

Доволен будет ли Весловский,
В него она уж влюблена,
А с ним, конечно, и Облонский,
Забота коих лишь одна:

— Поедем завтра ранним утром?—
Противным гласом сам себе,
Как будто ощущал всем нутром,
Что быть им с Кити вдруг беде».

— Уже заждалась Долли мужа,
Езжайте, Костя, через день,
Разлука вводит в жизнь их стужу,
Уж месяц, как сплошная тень.

«Звучала просьба счас иначе,
И смысл её был искажён,
Взаимно и она, тем паче,
Весловский в Кити был влюблён.

Нам лучше быть друг с другом вместе,
Меня ты с ним не разлучай,
Меня он удостоил чести,
Совсем не часто сей случай».

Он не узрел всего страданья,
Что Косте этим причинил,
Однако, всё своё внимание
Весь вечер Кити уделил:

Красивой женщине, хозяйке,
Встав вслед за Кити от стола,
(«Травить» закончив свои байки,)
А Кити спать уже пошла.

Но он с сияющей улыбкой,
За нею с нежным взглядом вслед,
Для Левина всё было пыткой,
И для души — один лишь вред.

С трудом переводя дыханье,
Наш Левин видел этот взгляд,
Как гость оказывал вниманье
Жене весь вечер, он подряд.

Но перед самым спать уходом,
Достигла ревность тот венец,
Когда он ловким светским ходом,
Уже под вечера конец;

Пытался целовать ей руку,
Но Кити грубо, покраснев,
Испытывая чувства муку,
Убрать её едва успев,
 
Ему сказала на прощанье:
— Такой приём, здесь не в ходу;
Что выше всякого вниманья,
Считал наш Костя, он в аду.

«В том Кити точно виновата,
Уже обманутый он муж,
Она ж — виновница разврата,
А он везёт семейный гуж.

Вела себя заметно вольно,
Его жена, покинув страх,
Чем муж остался недовольный,
В его именье, при гостях».

— Ну что за низменны(е) желанья
В такую лунную спать ночь?—
Степан Аркадьич с оправданьем
С Весловским спеть даже не прочь.

И два «столичных» наших гостя,
Ко сну все отошли давно,
Всё слышал голоса их Костя,
Подвыпившим ведь всё равно.

Молчал на все её вопросы,
Сидел он в спальне у жены,
В его настрое — перекосы,
Не видя всё со стороны.

Взорвался наш любимый Костя
И всё, что накипело счас,
И лишь вопрос: «Не из-за гостя?
Довольно смело в этот раз:

— Унижен, на тебя как смотрят,
— Я не ревную, оскорблён,
Мне настроение все портят,
В тебя по-прежнему влюблён.

Уже звучала оскорбленьем,
Для Кити ревность Кости вся:
— Сидеть должны без вдохновенья,
Сидеть так просто же нельзя.

Нельзя смотреть и на хозяйку,
Нельзя и улыбаться ей,
Нельзя рассказывать ей «байку»,
Играть во флирт, тем боле, с ней.

Но чтоб любимый был спокоен,
Теперь готова ко всему,
И Костя этого достоин,
Спокойным быть сейчас ему.


8,9,10,11,12,13

Собрались дружно на охоту,
Но из-за Костиных проблем,
У Кости лишь одна забота,
Он к Кити ревновал зачем?

Опять вернулся Костя к Кити,
Хотя уже он был готов,
Чтоб за вчерашнее «Простите»
Ему ещё раз с её слов,

Что он прощён за свою ревность,
И подтвержденье получить,
Её «супружеску(ю) неверность»,
Ей за попытку «прилепить».

Была бы чтобы осторожна,
Её предупредить о том,
Удар, толчки вполне возможны,
Детьми же полон этот дом.

Чтоб не сердилась, ведь охота
Займёт не менее двух дней,
Прислать записку, сняв заботу,
Что всё в порядке было с ней.

Охота, в общем, шла успешно,
И при устройстве на ночлег,
А наши гости к девкам здешним
Охотно сделали набег.

Приятным было сообщенье,
С запиской от своей жены,
Она здорова, разрешенье
Даёт на третий день «войны».

Но самым ценным достиженьем,
Охоты всей был сам конец,
Добыта дружба в том «сраженье»,
И с Костей гость «шли под венец».

14

На день другой после охоты,
Своё хозяйство обойдя,
Частично утолив заботы,
Он, к гостю в комнату войдя,

Его позвал пройтись по саду,
Конюшню тоже показать,
Сельхозорудий новых, к ряду,
О них всё толком рассказать.

Гимнастикой занялись вместе;
Они, довольные cобой,
Всех правил соблюденьем чести,
В гостиную вошли гурьбой.

Здесь, как всегда за самоваром,
Царит хозяйка красотой,
С присущим ей природным даром,
Создав порядок и покой.

— Какая чудная охота
И новых впечатлений в ней, —
Сказал Весловский, лишь бы что-то,
Чтоб за столом быть веселей.

Его улыбка обольщенья
В победном выраженье всём,
Отдать хозяйке восхищенье,
Узрел попытки Костя в нём.

— Нет, это просто невозможно,
Терпеть такое хамство в нём,
Ему, конечно, очень сложно;
И Костя вспыхнул вновь огнём.

Войдя, сказать ведь что-то надо,
Смотрел, не отрываясь, он,
Как Вася снова слишком жадно,
Нагнувшись к ней, был, восхищён.

Шептал он ей почти неслышно,
Она ж — успела покраснеть,
Смотрел на Кити гость так хищно,
Что Левин и не мог стерпеть.

Не удержался даже Стива,
Заметив Костин гневный взгляд,
И обстановка, как тетива,
В стреле натянутый «снаряд».

Он видел в этом неприличность,
И даже поза и весь взгляд,
Свою он показал двуличность,
Как будто испуская яд.

И вновь, как было в первый вечер,
Померкло чувство счастья свет,
Весловский с каждой новой встречей,
Хозяйке пел всё вновь «сонет».

Был полон злобы и ненастья,
Он как бы сброшен с высоты,
С высот достоинства и счастья,
Семейной жизни красоты.

Завёл с ней гость и ждал ответа,
Опять об Анне разговор,
«И выше ли условий света?
Любовь прощает тот позор».

Конечно, весь был неприятен,
Для Кити этот разговор
Он темой ей ещё памя;тен,
Звучал он ей лишь, как укор.

Как он подействует на мужа,
А тон, которым вёлся он?
И между ними — снова стужа,
Ведь Костя будет оскорблён.

Прервать тот разговор достойно,
Была хозяюшка проста,
Но всё чтоб кончилось спокойно,
В беседах светских не «востра».

Покинул Костя вдруг гостину(ю),
А Кити бросилась за ним,
Загладить чтобы как-то ви;ну,
И где-то объясниться им.

Уже на липовой аллее,
Нашлось им место в их саду,
Они эмоций не жалели,
Свою чтоб осудить судьбу.

— Нам этак жить — одно мученье,
Уже страдаем мы вдвоём;
— Тогда скажи мне в облегченье,
Зачем мы кров ему даём?

Ужасно всё и неприлично,
Был выбран разговора тон,
Оскорблена я как бы лично,
Укор заслуживает он.

Он вёл себя довольно вольно,
Во всём какой-то есть намёк,
Совсем не чувствует, что больно,
Один лишь неприязни ток.

Но в этом я не виновата…—
И слёзы у неё в глазах:
— Что мы раскрыли дома врата
Для таких, как он, «козлах».

Они всё поняли друг друга,
Причину уяснив во всём,
Наш Вася был другого круга,
Жалеть чтоб было что о нём.

15

Приняв заранее решенье,
Но нужен правильный совет,
Лишь надо было подтвержденье,
Достойный гостю дать ответ.

Ценил в советах Левин Долли,
Он помнил с нею разговор,
Когда его постигло горе
И с нею вёл обычный спор.

Ему дала совет хороший,
Унять на Кити злость свою,
Совет настолько стал пригожий,
Признал он Кити за жену.

Теперь же новая задача
Над ними встала на пути,
Как гостю дать достойну(ю) сдачу,
Чтоб светску(ю) спесь с него смести.

— Скажи мне Долли только честно,
На сердце руку положа,
В гостях с чужой женой уместно
Вести себя, не дорожа?

Обычных правил поведенья,
Когда находишься в гостях,
Чтоб никакого униженья
Никто не чувствовал никак.

— Но, если хочешь знать, ты Костя,
То светско(е) мненье таково,
Для слишком молодого гостя,
Лишь развлечение всего.

Признав в жене красиву(ю) даму,
За ней ухаживает он,
Забыв про истину ту саму(ю),
Что муж по-прежнему влюблён.

Но в свете правило такое,
Что если ценится жена,
То должен муж и то с лихвою,
Польщён быть этим, аж «до дна».

Мне в тот же вечер даже Стива
На ушко нежно так шепнул,
Что слишком Васенька ретиво,
В общенье «палку перегнул».

— Тебе я благодарен, Долли,
Так наблюдения верны,
Что гость заслуживает доли,
По меньшей мере, как скверны;.

Решенью внял неумолимо,
Его немедленно прогнать,
Да будет всем Вам здесь вестимо,
Он заслужил, чтоб наказать.

— С ума сошёл наш милый Костя!—
У Долли ужас на глазах;
— Нельзя прогнать так просто гостя,
Что скажут нам потом в верхах?

Могу сказать я это Стиве,
Он скажет, что ты ждёшь гостей,
Не нужно, Костя, быть ретивей,
А нужно быть всегда умней.

— Хочу расправиться я лично,
Мне будет даже веселей;
— Но будет слишком неприлично
Из дома гнать своих гостей.

Но Левин твёрд в своём решенье,
Велел коляску заложить,
Чтоб непременно намеренье
Своё, как казнь, осуществить.

Была коляска неисправна,
Он заменил на тарантас,
Такая месть совсем уж странна,
Таков в характере заквас.

Застал он Васю в новых крагах,
Желал наш гость гулять верхом,
Не видел Левин таких наглых,
Чтоб не жалеть им ни о чём.

Но, взгляд на Левина бросая,
Насторожился Вася, гость,
Свой флирт, он с Кити вспоминая,
Всем бросил он его, как кость.

Заметив робость Васи в взгляде,
Хозяин сжалился над ним,
Но, пребывая всё в досаде,
Был Костя всё же ещё злым.

В глаза смотрел он прямо Васе
И твёрдым голосом сказал:
— Вы нас покиньте в одночасье,
Я Вам лошадок заказал.

Весловский, страшно возмущённый,
Просил причину указать,
Но Левин, сильно возбуждённый,
Не стал «учтивость» объяснять.

—Уехать Вам без объяснений,—
При этом скул дрожащих вид;
— И чтобы не было сомнений,
Я не испытываю стыд.

Узнав от гостя новость эту,
Степан Аркадьич сожалел,
Известно если станет  свету,
Как Левин поступить так смел.

Княгиня, Стива и все гости
Поступком так возмущены,
Укоры сыпались на Костю,
Его все действия смешны.

Он даже сам себе признался,
Что был кругом он виноват,
Но как потом он удивлялся,
Что был настолько простоват.

И вспоминая все страданья,
Что с Кити вынесли они,
Сказал, что он без состраданья
Переживёт свои все дни.

16
 
Свою поездку к Анне в гости,
Хоть жалко огорчить сестру
И сделать неприятно Косте,
В дороге Долли — поутру.

Она считала своим долгом
Свою золовку навестить,
И в пику всяким светским толкам
К ней нежны(е) чувства не изжить.

В дороге дальней все заботы
Остались только в голове,
А если не было работы,
То едешь как-то налегке.

Тогда в мозгу «толпятся» мысли,
Обдумать прежде не далось,
Которы(е) чувства твои «грызли»,
Но всё в тебе и остало;сь.

Вся жизнь «проплыла» перед Долли,
С её житейских всех сторон,
Но кроме самой сильной боли,
Не нанесли большой урон.

Сначала думала о детях,
За ними нужен глаз да глаз,
Что мать всегда, как рыба в сетях,
В плену всех детских их проказ.

Менялись мысли постоянно,
Одна сплошная круговерть,
Но вот о будущем так явно
Вперёд неплохо бы смотреть.

В Москве на нынешнюю зиму,
Квартиру новую бы снять,
Сменить бы мебель ей в гостину(ю),
И шубкой старшу(ю) дочь «обнять».

Потом проблемы покрупнее
Вставали друг за другом вновь,
Они казались всё острее,
Что даже «всплыла» и любовь.

Как выйдут в люди её дети,
Пока свободна от родов,
А если снова родов сети
«Пополнят» жизненный «улов»?

И ей «приплыли» снова мысли,
Как этот мир несправедлив,
Что в мире женщины все «кисли»,
Детей «когорту» народив.

Мученья женщины при родах,
Лишь мала(а) толика того,
Что пережито в этих годах
И до- и после от всего.

Одна беременность — причина,
Чтоб потерять всю красоту,
Потом заботы и кручина,
Как продержаться «наплаву».

Детей болезни, воспитанье
Выносишь из последних сил,
И с ними вместе все страданья,
Что сам себе не будешь мил.

К тому же часто так бывает,
Что смерть постигнет вдруг дитя,
И вся душа твоя страдает,
Что с ними связано всё зря.

В конце концов, от многих родов,
Потерь остатков красоты,
Скорей похожа на уродов,
У мужа рушатся мечты.

Покоя нет мне ни минуты,
Всегда беременна, кормлю,
Сердита вечно и все муки,
Я на себе всегда «ловлю».

Сама измученная бытом,
Противна мужу много лет,
Она, как женщина, забыта,
И ей заказан высший свет.

Не лучше дело и с деньгами,
Семье живётся тяжело,
Скажу я честно, между нами,
Транжирит Стив уже давно.

Не знаю, как бы мы прожили,
Не будь у Левиных приют,
Всё лето там гостями были,
Но вряд ли нас там снова ждут.

За что ж на Анну нападают,
Так чем же лучше я её?
Она, по крайней мере, знает,
Устроить как своё жильё.

Свой муж у Анны — нелюбимый,
При чём же здесь её вина?
Мужчина встретился красивый,
Влюбилась в Вронского она.

А я имею, вроде, мужа,
Всю жизнь которого люблю,
Ко мне «объяла» его стужа,
Но, как мужчину, я ценю.

Нам жёнам всем необходима
Любовь взаимная всегда,
Чтоб был любим, была любима,
А не, как часто, иногда.

Я, может быть, свершила б тоже, 
Не знаю я аж до сих пор,
Мне с Стивом быть тогда построже,
Разрывом кончить весь наш спор.

Могла б любить и быть любимой,
Так разве лучше мне сейчас,
С моей красой ещё терпимой,
Иметь мужчину второй раз.

При этом вновь воспоминанья
«Взорвали» душу её всю,
Сергей Иваныча желанье
С ней разделить её судьбу.

Приятель Стивы был любезен,
Болезнь детей сплотила их,
В неё влюблён и ею грезил,
Любовь «объять» могла двоих.

И чередой «неслись» романы
В её «дорожной» голове,
Но теребили только раны
И копились лишь в уме.

Так Анна чудно поступила,
Её не стану упрекать,
С мужчиной новым счастье свила,
Здесь больше нечего сказать.

Свежа, умна и не забита,
Всегда открыта ко всему,
А я же, жизнью всей забыта,
И не нужна я никому.

Такие думы «вились» в Долли,
Улыбка морщила лицо,
И вместе с Аниною долей
Срывалось крепкое словцо.

Роман такой же, как у Анны,
Мог быть бы в жизни у неё,
Она могла бы быть желанной,
Наладить и житьё своё.

В таких несбывшихся мечтаньях,
Всю жизнь в дороге «перебрав»,
Жалеть ли ей о раскаяньях,
В пути так точно не познав.

17

В таких мечтаниях о жизни
Летело время всё быстрей,
Хоть мысли были и капризны,
Остались все они при ней.

Вот поворот с большой дороги,
Ведёт в именье напрямик,
И повернул наш кучер дроги,
Но сам немного уже сник.

Но сразу после поворота—
Четвёрка знатных верховых,
Когда открылись вдруг ворота,
Коляска шла уже на них.

То были Анна и Весловский,
На свежих, сытых лошадях,
Жокей за ними и сам Вронский,
Свияжский с тёткою, в гостях.

Но Анна — просто загляденье,
Она красива без коня,
А на коне она — виденье,
Все взгляды на себя, маня.

Высока(я) шляпа, полны(е) плечи,
Спадают волосы на них,
И все людские злые речи,
Гасить любовь не смогут их.

Прекрасна(я) талья, в амазонке,
Посадка грации полна,
Идя по жизни в «светской гонке»,
Похоже, счастие нашла.

Узнала Анна Долли сразу,
С улыбкой радости в лице:
— Родная, ты, как по заказу,
Ты гость — особая, в «венце».

И Вронский тоже был доволен,
Сказать он ей не применул;
Сидеть верхом, оставшись волен,
Весловский шапочкой махнул.

Всё вызывало удивленье:
Прекрасны(е) кони, экипаж,
И лиц хозяев оживленье,
Переходяще(е) даже в раж.

Её сразила перемена,
Что с Анной сделала любовь,
И так красива, и безмерно
Светилась Анна вновь и вновь.

Ах, эти ямочки на щёках,
Улыбка, блеск прекрасных глаз,
Она, как в спелых фруктов соках,
Красой блистала напоказ.

Её движений грациозность
И звуков гласа полнота,
В момент снимали всю нервозность,
Когда общалась с кем она.

Как Анна села к ней в коляску,
Смутились обе они вдруг,
Что чудную «объяли» встряску
От встречи родственных подруг.

18
   
Взглянув в сидящу(ю) рядом Долли,
В морщинках пыльный её лик,
И чувством жалости и боли
Мгновенно мозг её проник.

Сказать хотела — похудела,
Но вдруг сравнив её с собой,
Сказать ей прямо не посмела,
И мыслям всем дала отбой.

Чутьём угадывая мысли,
Их женский ум скорбел о том,
О чём обеих мысли грызли:
У Анны «новый, светлый дом».

Под «домом» мыслилась, конечно,
Вся тяга к жизни и любви,
Для всех людей всегда извечно,
Стремленьем к счастью назови.

— Наверно, думаешь, ты Долли,
Могу ль счастливою я быть?
Но нет прекрасней женской доли,
В любви и счастии так жить.

Ну что с того, что мы в опале?
Не хочет знать нас высший свет;
Живём мы с ним в «любовном бале»,
И это будет им ответ.

Прощенья нет мне, что счастлива,
Признаться в этом не боюсь,
Со мной случилось словно диво,
Как сон, с которым я проснусь.

Я муки пережила ада,
Прошла чрез них я тяжело,
Меня нашла теперь награда,
И счастье в жизни мне пришло.

— Ах, как я рада, — холоднее
Сказала Долли ей в ответ,
Но чрез мгновенье, чуть теплее:
— Письмом послала б мне привет.

— Забыла ты то положенье,
Что лезть отвергнутой в друзья,
Достойно это униженья,
Такое делать мне нельзя.

— А это что же за строенья?—
Сменила Долли разговор,
Набраться чтобы вновь терпенья,
Обдумать всё, вернуться в спор.

Но Анна, поняв настроенье,
Вопросом новым ждёт ответ:
— В моём, считаешь, положенье…
Какой же дашь ты мне совет?

— Всегда любила тебя, Анна;
Вот если любишь ты кого,
Ты для меня всегда желанна,
И любишь, как он есть, всего.

Была ей Анна благодарна,
За эти тёплые слова,
Что Долли с ней так солидарна,
В глазах у Анны уж слеза.

Минутку длилось их  молчанье,
Спросила Долли вновь о том:
— У тех строений как названье,
Что за громадный сзади дом?

— Дома для служащих, конюшни,
Завод, больница для людей,
Постройки все в хозяйстве нужны,
Да, впрочем, мужу всё видней.

Он у меня такой хозяин,
Отлично делает всё он,
Он настоящий русский барин,
Хозяйской сметки не лишён.

Она как бы гордилась Вронским,
За дом, за двор, прекрасный сад,
Его большим заводом конским,
За весь здесь жизненный уклад.

— Как всё чудесно, — сказала Долли:
— С колоннами прекрасен дом;
Бог не; дал ей подобной доли,
И к горлу подкатил ей ком.

У дома их теперь встречает,
Успевший слезть уже с коня,
Граф Вронский, в дом их приглашает,
Целует руку, в дом ведя.

Гостить планировала Долли,
Всего лишь только день один,
Но Анна против Долли воли,
В такие планы вбила клин.

— Не думай даже, гостья наша,
Пойдём-ка в комнату твою,
Твой номер — что с цветами чаша,
Ах, Долли, как тебя люблю!

— С тобой бесед нам, дорогая,
За всю неделю — не успеть,
О всех и всё я знать желая,
И о себе все «песни спеть».

— Мы всей семьёй гостим у Кити,
И Стива приезжает к нам;
— У Стивы с Вронским дружбы нити,
Исходят аж к младым годам.

Могли б у нас гостить Вы тоже,
Я, Долли, рада так тебе,
Что мы с тобой во многом схоже
Решим всё не во вред себе.

Своим я, Долли, положеньем,
Я не желала бы сказать:
— Живут — не любят, к сожаленью,
Тем боле(е) — что-то доказать.

Хочу всегда я быть любимой,
Хочу я просто в счастье жить,
Имею право быть счастливой,
Хочу, кого хочу — любить.

О том весь разговор — особый,
У нас с тобой он впереди;
Пришлю я девушку «подсобну(ю)»,
Себя в порядок приведи.

19

Хозяйским взглядом гостья наша,
Окинув комнату свою,
Была похожа, как на чашу,
Она стояла, как в раю.

Повсюду роскошь, изобилье,
В романах лишь такому быть,
Где столько средств и все усилья,
Вложили, чтоб красиво жить.

Всё было ново и красиво,
В обоях стены, пол в коврах,
Как в сказке всё было на диво,
Лишь мыслей вызывая крах:

В сравненье с личным её бытом,
Где жила Доллина семья,
Удобства где были «забыты»,
В стеснённых средствах лишь жила.

Постель пружинная, матрасик,
Кушетка, стол и туалет,
Из мрамора сам умывальник,
Часы, камин — таков «портрет».

Пришедша(я) горнична(я) моднее,
Причёской, платьем, просто всем,
Себя вела она смелее,
Не забывая перед кем.

Её услужливость, учтивость
Была настолько велика,
«Дарила» просто дому дивность,
Была франтихою слегка.

Неловко было с нею Долли,
Ей было стыдно, что видней,
За ту ошибку против воли,
С заплаткой кофточку на ней.

На смену ей пришла другая,
И звали Аннушкой её,
Она была совсем простая,
Знакомой ей была давно.

Но вот опять явилась Анна,
Батистовый наряд на ней,
Она хозяйка, она панна,
И разговор пошёл живей.

— Как Анни поживает, дочка?
— Здорова, крепкое дитя,
Растёт и зреет словно почка
И очень радует меня.

Пройдём посмотришь прелесть эту,
Проблема с нянями была,
Искать кормилицу по свету,
Её в Италии нашла.

Она глупа при исполненье,
Домой хотели отослать,
К ней наша крошка в поведенье
Привыкла, жаль её прогнать.

— Как Вы устроились? — Хотела,
Спросить, как Аню называть?
Но видя, Анна побледнела,
Вопроса смысл пришлось убрать.

— Как Вы устроили? — Отняли
Малышку от груди кормить?
Но Анна поняла, замяли:
— Не то хотела ты спросить.

Хотела ты спросить фамилью,
Её назвать успеем мы,
Покрыться не позволим пылью,
В вопросе этом — стеснены.

Но вдруг с лицом так просветлевшим:
— Пойдём, я покажу тебе,—
С вопросом так ей наболевшим,
Покончить в внутренней борьбе.

Ещё больнее — роскошь в детской,
Сразила Долли наповал,
От дома Долли слишком резкой,
Её — похожа на подвал.

Светла, высокая, большая,
Ребёнку всё, что надо, есть,
Чтоб мог он, ползая, шагая,
И на тележку просто сесть.

Всё было ново, с заграницы,
Всё поражало красотой;
Там были новые и лица,
Что отвечали за покой.

И гувернантка, и две няни,
Обслуги — целый персонал,
У каждой няни — «свои сани»,
И каждый твёрдо дело знал.

В одной рубашечке девчушка
Сидела в кресле у стола,
Кормила русская деву;шка,
С ней вместе ела, как могла.

Её блестящи(е) чёрны(е) глазки,
Румяный и здоровый вид,
Как будто вся она их сказки,
Всё было выше всех обид;

Обид и зависти ко Вронским,
К богатству, счастью молодых,
Не то, что у неё с Облонским,
Что разделяет всегда их.

Всё то, что делала девчушка,
Как ловко ползала она,
Она была такая «душка»;
Не место для обид и зла.

— Мне здесь бывает очень трудно,
Как будто лишня(я) иногда,
Я помню как-то, что подспудно
С Серёжей не было тогда.

Да, знаешь что, перед отъездом
С ним встреча была у меня;
С тобою разговоров бездна,
Щадить тебя не буду я.

Я просто, как какой голодный,
Что дали вдруг ему обед,
С чего начать не знает бедный,
Себе не нанести, чтоб вред.

Какой-то голод по подруге,
С которой можно обсудить;
В ближайшей здесь нам всем округе,
Мне не с кем просто говорить.

Начну с того, что всего прежде
Должна сказать я про гостей,
И я верна своей надежде,
Ты всё поймёшь с моих вестей.

Княжна Варвара; Стивы мненье
О ней сложилось таково:
Её цель жизни — в поведенье,
Сестре лишь доказать всего;

Она что лучше и умнее,
Что ближе к нам, чем есть она,
Что просто к нам она добрее,
Нас не бросала лишь одна.

Когда мне было плохо очень,
Когда поддержка мне нужна,
Её совет был очень точен,
Со мной была она нежна.

Я вижу, ты не понимаешь,
Всю тяжесть жизни там мою,
Но вряд ли ты об этом знаешь,
Как Алексея я люблю.

Я здесь и счастлива, спокойна,
Но мы об этом всё потом,
Я расскажу тебе достойно,
Кто посещает этот дом.

Вот наш Свияжский — предводитель,
Он очень честен и умён,
Во всём хозяйстве он мыслитель,
Он как бы среди всех — барон.

Такой Тушкевич был при Бетси,
Он отошёл, приехал к нам,
Привёз последние он вести,
Но и порядочен он сам.

Потом Весловский — милый мальчик,
Он о себе всё рассказал,
Он, как цветочек одуванчик,
Что к нам он ветерком пристал.

У нас и доктор, архитектор,
Совсем не скучно жить здесь нам,
А граф мой здесь, он как директор,
Лишь не хватает светских дам.

Мужчинам нужно развлеченье,
Нам просто общество нужно,
Чтоб было в жизни впечатленье,
В деревне очень всё важно.

20

Княжна Варвара на террасе
В тени за пяльцами сидя,
В своём обычном тихом «трансе»
Для кресла вышивку плела.

— Ну, вот вам Долли, дорогая,
Хотели видеть Вы её,
Она, порядка здесь не зная,
Про наше здешнее житьё;

Не хочет кушать до обеда,
Подать велите завтрак ей,
А я, сыщу, пойду-ка следом, 
Всех наших дорогих гостей.

Взглянула ласково на Долли,
Начав ей объяснять тотчас,
Что здесь она по личной воле,
И что для Анны в трудный час;

Помочь считала своим долгом,
Любила больше, чем сестра,
Весь свет на Аню, глядя волком,
Ей „присудили лишь костра“.

— Когда развод она получит,
Тогда уеду я домой,
Нас жизнь всегда чему-то учит,
Но я исполню долг здесь свой.

Как чудно, что ты наша гостья,
Здесь Анне скучно быть одной,
Ведь кроме женского ей счастья,
Она живёт сама собой.

Нужна ей светская подруга,
Смогла с кем обсуждать бы всё,
Подруга, чтоб была за друга,
А не простое «вороньё».

Живут, как лучшие супруги,
Судить их будет один бог,
А то, что с нею нет подруги,
Печальный есть такой итог.

Здесь дом английский, современный,
И чёткий распорядок в нём,
Хозяин в нём и сам отменный,
Всё знает, что и где почём.

Больницу строит для народа
И много делает добра,
Блюдёт он славу Вронских рода;
А вот и завтракать пора.

Был прерван разговор лишь Анной,
Нашедшей общество мужчин,
Где все они со страстью жадной
В бильярдной защищали чин.

Была прекрасная погода,
Занять чем было здесь себя,
Здесь каждый гость себе в угоду,
Занятье выбирал, любя.

Под теннис корт, катанье в лодке,
Верхом прогулки и пешком,
Полно занятий, «в каждой нотке»,
Богат был этот графский дом.

Свияжский с Анной, Вронский с Долли,
Попарно садом шли гулять,
Какое ж было здесь раздолье,
Умом и делом всё объять.

Смущенье Долли и забота,
Здесь новой для неё средой,
Включило как бы вновь в работу,
Что было связано с душой.

Поступок Анны одобряя,
Прощая ей её любовь,
Свою всю душу напрягая,
Любила Анну вновь и вновь.

Она завидовала Анне,
Как та смогла судьбу сломить,
Пошла на меры слишком крайни(е),
Счастливо чтобы могла жить.

«Не знаю я, но неприятен
Мне Вронский граф, как человек,
Хоть он и был красив и знатен,
Его б не выбрала вовек.
 
Его считала очень гордым,
Но не могла понять за что,
Своим чтоб убежденьем твёрдым,
Поднять на щит его за то.

Ведь кроме своего богатства,
Гордиться нечему ему,
В нём гордость русского лишь барства,
Сама удивлена тому.

Ей просто с ним было неловко,
Как бедной рядом с богачом,
И выход найден был так ловко,
Вести с ним разговор о чём.

— Какой прекрасный дом в именье,
Красив как двор перед крыльцом,
Какое ж надобно уменье,
Хозяйским быть так молодцом.

Лицо сияло от довольства,
От этой штатной похвалы,
Ведь для людей такого свойства,
Гостей восторги так важны.

— Вот если б видели Вы раньше
Наш двор тот нынешней весной,
Он был ужасен и так старше,
Чем все мы вместе здесь с тобой.

Вначале очень осторожно,
Потом всё боле(е) увлечён,
Он, как творец, считал, что должно,
Похвастать пред чужим лицом.

— А вот взглянуть бы на больницу,
Совсем не лишне было б Вам,
Его восхи;щенному лицу
Казалась стройка просто храм.

— Пойдёмте, Анна, все мы вместе,
Должны на стройку посмотреть,
В деревне о больнице вести
По всей Руси должны греметь.

— Должно быть к осени готово,
Уже отделано внутри,
Даю моё Вам твёрдо(е) слово,
Готово — как по «счёту три».

Пройдя по лестнице широкой,
В большую комнату вошли,
Где вид огромных цельных окон
И стен под мрамор — все нашли.

И печи нового устройства,
Все ванны в мраморе блестят,
Другого вентиляцья свойства,
Пружинны(е) койки в ряд стоят.

Кладовки, комнаты, подсобки,
Шкафы, тележки и столы,
Ещё невскрытые коробки,
На кухне — варочны котлы.
   
Особой гордостью за кресло,
Что может сам катить больной,
Чтоб мог больной лежанья вместо,
Распорядиться сам собой.

Была в восторге наша Долли,
Ей нравился и Вронский сам,
И против прежней своей воли,
Своим лишь верила глазам.

Он весь сиял и был прекрасен,
Что сам задумал и свершил,
Теперь для Долли путь был ясен,
Как Анну он в себя влюбил.

21

Осмотр больницы был окончен,
Смотреть хотели и завод,
Но Вронский видел, Долли очень
Устала за такой поход.

Завод смотреть Свияжский с Анной
Пошли, в конце концов, одни,
А Вронский, с гостею желанной
Назад домой вдвоём пошли.
 
Был Вронский явно беспокоен,
Желал иметь с ней разговор,
Но чтоб никто не был достоин
Услышать их семейный спор.

— Я вижу Вы подруга Анны,
Советы Ваши ей важны,
Но Анны поведенье странно,
Вы, Долли, в этом мне нужны.

Никто и больше и сильнее
Не чтит всей тяжести судьбы,
И Анна мне всего важнее
Для нашей вместе с ней борьбы.

Борьбы за будущее счастье,
А не за временный момент,
Мы с ней прожили дни ненастья,
Но есть и важный сантимент.

Хоть наше положенье в свете,
Не может хуже быть ещё,
Но наши отношенья эти,
Ещё есть далеко не всё.

Нашли мы счастье с Анной вместе,
Назад уже дороги нет,
В защиту нашей общей чести,
Ещё один свершить обет.

У нас совместный есть ребёнок,
Чудесно(е), милое дитя,
Вполне возможно, что с пелёнок
Мы с ней «не вылезем так зря».

Но есть всесилие закона,
Его никак не обойти,
Закон, к несчастью, как препона
Встаёт на жизненном пути.

Ведь наши с нею будут дети
Совсем не Вронские «звучать»,
А лишь, попав к закону в сети,
Карениными будут «звать».

У нас тяжёло(е) положенье,
Об этом вёл с ней разговор,
Но одного лишь раздраженья
Всегда давал ей этот спор.

Она лишь счастлива любовью,
И я, конечно, вместе с ней,
Судьба связала «общей кровью»,
Но жизнь-то всё ещё сложней.

Нашёл в деревне я занятье,
И делом этим я горжусь,
И я во всём моём понятье,
Его нисколько не стыжусь.

Его считаю благородным,
Не хуже службы при дворе,
Но быть оставленным безродным,
Я не желаю в сей борьбе.

Законный нужен мне наследник,
Чтоб дело наше продолжал,
А не какой-нибудь посредник,
Чтоб на диване он лежал.

— Я в курсе дел ваших, конечно,
Но чем же я помочь могу?
— Не может так всё длиться вечно,
Я, Долли, весь у Вас в долгу.

Зависит многое от Анны,
Муж был согласен на развод,
Но действия его столь странны,
Что нужен здесь другой подход.

Ему нужно лишь подтвержденье,
Письмо иль что-нибудь ещё,
Чтоб Анны твёрдо(е) намеренье
Мог знать бы муж, пожалуй, всё.

Он знает, что письмо — мученье
Доставит Анне вспомнить вновь,
О прежних с мужем отношеньях,
И ею выстраданну(ю) любовь.

Но все причины очень важны,
И чувства нужно побороть,
Должны мы с Вами быть отважны,
Чтоб дело двинуть в оборот.

За Вас бессовестно хватаюсь,
Спасенья якорь Вы лишь мой,
На Вас, княгиня, я надеюсь,
Письмо за ней — любой ценой.

Должны помочь Вы Анне в этом,
Своей любовью, дружбой к ней,
Своим практическим советом
Помочь письмо составить ей.

— Я всё устрою непременно,
Весь разговор наш впереди;
— Я благодарен Вам безмерно,
Что мог союзника найти.

22

Вернувшись и взглянув на Долли,
Во взгляде Анны был вопрос:
Какая ей досталась доля
В беседе с Вронским, был ли спрос?

— Доволен он твоим приездом,
В тебя решительно влюблён,
Хоть ты у нас всего наездом,
Умом твоим он поражён.

Они вошли уже в гостину(ю),
Где сбор к обеду всех гостей,
И Долли видела картину:
Все гости были перед ней.

Там, кроме ей уже знакомых,
Был также шеф больницы, врач,
Гостей всех дополнял весомых
Дворецкий, тёртый, как калач.

Обед: столовая, посуда,
Вино, прислуга, блюда все,
Как весь их дом и всё повсюду
На той же были высоте.

Ещё роскошнее, новее,
Но недоступно для неё,
И Долли вовсе не жалея,
Что перенять не может всё.

Во всей такой пёстро;й компаньи,
Шёл без умолку разговор,
На темы разных видов знаний
И даже несерьёзный спор.

Сначала гонки в Петербурге,
Потом о стройке на селе,
О новой жатке все в восторге
И были чуть навеселе.

Когда Весловский свои знанья
По делу стройки объяснял,
Потом имел он, как взысканье,
Что за столом всех смех объял.

И снова тему о машинах
Свияжский поднял за столом,
О них он говорил, как минах,
«Взорвать деревню всю на слом».

Задет был Левин мимоходом,
Он был противником машин:
«Должна Россия «прежним ходом»
Достичь в хозяйстве всех вершин.

Но тут же, возмутилась Долли:
— Его не вправе осуждать,
В хозяйстве «съел он много соли»,
Но мне Вам трудно возражать.

Он, в общем, очень образован,
И, если б был он с нами тут,
Узнали б мы, на чём основан
Его такой хозяйский труд.

— Но Левин мой немного странен,
Уверен твёрдо, например,
Что земство — факт не есть желанен,
Есть без него так много мер.

— Здесь наше русско(е) равнодушье,
Не знать важнейших наших прав;
Жить вечно в собственном радушье,
Не исправляя русский нрав.

Таким я огорчён сужденьем,—
Довольный Вронский продолжал:
— Так я бы просто устраненьем
Его желания назвал.

Напротив, я доволен очень,
Считаю даже всё за честь,
Что наш уклад довольно прочен,
И наша власть в округах есть.

Избрав меня судьёй почётным,
Я очень благодарен всем,
Что все меня считают годным
И гласным выбрать насовсем.

Считаю, мелочны(е) разборки
Важны настолько же везде,
И глаз наш земский очень зоркий
Везде поможет всем в беде.

Мой долг, отдать мои старанья,
Что мы — хозяева земли,
И суд, и земство — меч «каранья»,
Во многом сделать всё смогли.

— Мы ждём Вас, граф, на нашем съезде,
Могли б приехать Вы ко мне,
Чтоб нам на съезд явиться вместе,
Обговорив о сроках дне.

— Я с вами просто не согласна,
Так много дел на стороне,
Ведь это всем предельно ясно,
Не дома жизнь, а где-то вне.

Живём мы здесь всего полгода,
А ты пяти уж обществ член,
Случись что в доме — «непогода»,
И всё хозяйство даст нам крен.

Всё было сказано, как шутка,
Чуть с раздражением в словах,
Но Вронский уловил всё чутко
С серьёзной миною в глазах.

Потом был отдых на террасе,
Игрою в теннис кончен день,
Катанье в лодке в ночном «часе»,
Усталость будто ушла в тень.

23

Уже ко сну собралась Долли,
Как Анна тут же вошла к ней,
Не бы;ло времени им боле(е),
Чтоб обсудить поток вестей.

— Скажи мне, Долли, правду только,
Сердита ль Кити на меня,
Что вместе с Вронским мы так «бойко»,
Её украли жениха.

— Но Кити вовсе не сердита,
В ней даже ненависти нет,
Она вся счастлива, открыта,
Но в ней остался этот след.

Как муж прекрасен Костя Левин,
Она ведь — женщина мечты,
Он тоже в ней теперь уверен,
Им свет и общество чужды.

Счас само(е) время, дорогая,
Поговорить нам о тебе,
Легенды в обществе слагая,
Свет озабочен о судьбе.

— Сама давно хотела, Долли,
Я о себе всё сообщить,
Что скажешь о моей ты доле,
И как мне дальше нужно жить?

— Но, право, вдруг сказать мне трудно…
— Нет, ты мне всё-таки скажи…
Её ты видишь летом чудной,
Хотя живём мы и в глуши.

И, как всегда, обычно летом
У нас всегда полно гостей,
Хотя и прокляты мы светом,
Но летом нам здесь веселей.

Но «муж» мой очень всегда занят,
Всегда по горло всяких дел,
Его всегда куда-то «манят»,
Сидеть же дома — мой удел.

— О чём же ты с ним говорила?
— О чём сама хочу сказать:
Закон всей жизни есть мерило,
Пора тебя и замуж взять.

— Опять развод! Он мне не нужен,
Мне он противен, лишний шаг,
В своей природе мне он чужден,
Он не подходит мне никак.

К примеру, лучшая подруга,
Тверская Бетси — знают все,
Имела кроме мужа друга,
Лишь в удовольствие себе.

Так вот, она мне заявила,
Что знать не хочет она нас,
Что мненье общества — та сила,
Что судит вечно без прикрас.

Не думай, Долли дорогая,
Себя что сравниваю с ней,
Я так, невольно вспоминая
Дела своих минувших дней.

— Но граф твой будет неспокойным,
Пока не узаконит дочь,
И мужем быть тебе законным,
А в этом ты должна помочь.

Чтоб стала ты его женою,
Чтоб не страдала боле(е) ты,
Чтоб дети будущей порою
Вобрали мужа все мечты.

Имели б имя, графа званье,
Наследство детям передать,
А не оставить их в незнанье,
Как и когда их будут звать.

— Какие дети? Быть спокоен
Отныне может быть мой граф,
Не каждый в том бывает волен,
А иногда «платить и штраф».

Не суждено мне в жизни боле(е)
Ему рожать, иметь детей;
Но удивленье, ужас Долли
Её давили всё сильней.

— Мой выбор, Долли, очень сложен,
Иль быть беременной, больной,
Иль путь другой уже возможен,
Быть незаконною женой.

А это не жена — подруга,
И он не муж, а только друг,
Живём любовью мы друг с другом,
И, в сущности, он мой супруг.

Так чем же удержать мне друга,
Иметь всегда большой живот?
Нет, надо вырваться из круга
И сделать всё наоборот.

Пойми же, Долли дорогая,
Ему я всё же не жена,
Пока он любит, не скрывая,
А как разлюбит — не вина.

И вдруг пронзили Долли мысли,
Как всё случилось в жизни с ней:
Её всё время мысли «грызли»
О той судьбе, прожитой всей:

«К себе не привлекала мужа,
Ушёл он от меня к другой,
Красива, весела, но стужа
И здесь случается порой.

Он бросил ту и взял другую…
Удержит Анна ль красотой,
Когда граф требует простую,
(Обычно связанну(ю) с борьбой),

Решить семейную проблему,
Законным ей супругом стать,
Войти в законну(ю) жизни схему,
Детей, наследников рожать.

Когда она в своём упорстве
Откажет графу в правоте,
Ему не отказать в проворстве
Найти красотку в стороне.

Как ищет их, всегда находит,
Мой жалкий, но любимый муж,
Лёгко ему всё это сходит,
Он просто постоянству чужд».

В ответ вздохнула только Долли,
И этот несогласья вздох;
Причин в запасе много в доле,
Держала их и даже впрок:

— Моё бесправно(е) положенье,
Могу ли я рожать детей?
Мои страданья, осложненья,
Удел моей здесь жизни всей.

Но кто же будут мои дети,
Носить какое имя им?
Они — несчастные на свете,
А будет будуще(е) каким?

— Так вот развод — во всём спасенье,
И счастье всё в твоих руках;
— Своё мне изменить решенье,
Сейчас я не могу никак.

24

— Но Анна, мне же говорили,
Что муж согласен на развод,
Так почему же Вы решили
Всё повернуть наоборот.

Всему Вы доказали свету:
«Любовь — превыше всех оков,
Сильней её на свете «нету»,
Она — причина всех основ.

И как бы ни было противно
Последний к счастью сделать шаг,
Любовь поймёт, что ей не стыдно,
Она же  в жизни — просто маг.

— Сама я думаю об этом,
Теснят те мысли каждый день,
И даже ты своим советом
Мне разгоняешь в жизни тень.

Должна понять меня ты, Долли,
Что дал мне обещанье муж,
В момент утери всякой воли,
Когда совсем не был он дюж.

Он под влиянием скандала,
Какой устроила ему,
Что не покажется и мало,
Готов заране(е) ко всему.

К тому же братец, милый Стива,
Приехал, чтобы мне помочь,
И он вмешался в жизнь ретиво,
Каренин был на всё не прочь:

Развод мне дать, а с ним и сына…
Но счас, оправившись от бед…
Ты б видела, что за картина:
«Свиданье с сыном» — мне во след.

Запрет наложен на свиданье,
Обманом встретилась я с ним;
Он счас во всём лишь под влияньем
И жаждой мщения томим.

Конечно, он не даст развода;
Унизившись, виновной быть?
Но даже если и свобода,
То сын останется с ним жить.

Но мне нужны ведь оба сразу,
Я не могу без сына жить,
С одним мне жить — «разбить что вазу»,
Со мной должны лишь оба быть.

Вот в этом, Долли, я несчастна,
Когда нет одного из них,
Мне всё равно, я безучастна,
Мне нужно только их двоих.

Меня не осуждай ты, Долли,
Меня же ты не презирай,
В любви счастли;ва, но не боле,
Я не заеду с этим в рай. 

Одна оставшись, помолившись,
Решила Долли лечь в постель,
Признаньем Анны «насладившись»,
Поняв, у Анны — канитель.

Ей жалко Анну всей душою,
Хватает ей проблем своих,
Все мысли заняты собою,
Ей просто счас не до чужих.

Она вдруг вспомнила о детях
С особой, новой теплотой,
Ей чудно жить в «семейных сетях»,
Накрыв её забот волной.

И мир её ей мил и дорог,
Не нужен ей здесь лишний день,
Забот и дел ей целый ворох,
Пора бросать в гостях всю лень.

— Уеду завтра непременно,
Узнала всё, что надо знать,
Что муж с женой должны бессменно
Свою семью оберегать.

А между тем, хозяйка дома,
Вернувшись тотчас в кабинет,
Лекарство с капельками брома,
Приняв на исповедь в ответ,

И сидя в кресле неподвижно,
Вошла спокойно в спальню их,
А граф внимательно, престижно,
Взглянул и как бы весь притих.

Он ждал последствий разговора,
Что Анна с Долли там одни
Вели друг с другом в женском споре,
Подробно обсуждая дни,

Всей бурной жизни его с Анной,
Итог возникших всех проблем,
Её манер, позицьи странной
В решенье жизненных дилемм.

В её лишь нежном выраженье
И всё пленя(ю)щей красоты,
Возникло чувство возбужденья,
Увидев женские черты.

Он не спросил о разговоре,
Надеясь, скажет что сама,
Некстати счас возникнуть ссоре,
Души открыв лишь закрома.

— Тебе понравилась ли Долли?
Я очень рада за тебя;
— Она добра, несчастна в доле,
К тебе относится любя.

Он взял за руку свою Анну,
Смотря внимательно в глаза,
И поняв, что она желанна;
И стороной прошла гроза.

На утро — Долли у телеги,
Прощаться вышли гости все,
В прощанье не было той неги,
Наш гость был беден, вообще.

Одной лишь Анне было грустно,
Ей не с кем душу отвести,
Тревожить чувства ей не нужно,
Душа успеет зарости.

А дома всё благополучно,
Все как-то очень уж милы,
Ей без детей, конечно, скучно,
В деревне детки все «цвели».

В её восторженных рассказах:
Как была принята она,
Про жизнь в блаженстве «до отказа»,
Что счастьем жизнь у них полна.

— Узнала я чету поближе,
Теперь я искренно скажу,
Они — достойные престижа,
Счастливой парой нахожу.

25

Всё лето жили Вронский с Анной
Счастливой жизнью без забот,
Но жизнь была отчасти странной,
Забыт был как бы и развод.

Уже и осень наступила,
И скука тянет в города,
И чувство светскости «сквозило»
Теперь всё чаще, чем тогда.

Уже разъехались все гости
И развлечений — никаких,
Но чтоб размять мозги и кости,
Забот и дел нужно других.

Достаток полный и здоровье,
Любовь, ребёнок и дела,
Закон презрев, связали кровью
Свои прекрасные тела.

Конечно, Анна в одиночку,
Всегда лишь занята собой,
И в жизни не поставив точку,
Черпала новости с лихвой.

Важнейшим здесь её занятьем—
Журналов чтение и книг,
Всегда в них с новым всем понятьем,
Событья освещались в них.

Её весь интерес огромен
К романам, книгам и статьям,
И в то же время он подобен
«Походу в гости ей к друзьям».

В себя вбирала все те знанья
По всем тем жизненным делам,
Которы(е) требуют познанья,
И занят был граф Вронский сам.

По земледелию, хозяйству,
Архитектуре, спортделам,
Любимому им коневодству,
Всему, что только он желал.

Он удивлялся её знаньям
И редкой памятью её,
И постоянным состояньем,
Найти в журналах это всё.

В больнице Анна была шефом,
Ценил её советы врач,
Во всех делах была «прицепом»
И вдохновителем удач.

Но самой главною заботой,
Была, конечно, она сама,
Своей восполнить чтоб работой,
Красой, что дать ему могла.

Всё то, что он оставил прежде,
Чтоб не жалел он ни о чём,
Чтоб жил в одной лишь он надежде,
Семью с ней сохранить и дом.

Ценил граф Вронский свою Анну:
Служить и нравиться ему,
Считал её, как божью манну,
Не дал в обиду никому.

Попал он с ней в любовны(е) сети,
Мужску(ю) свободу потерял,
Его уже связали дети,
Но он свободу всё ж желал.

Не то, чтоб развязаться вовсе,
А просто, чтобы не мешать,
Чтоб не противилась бы просьбе
Дела общественны(е) решать.

Как бы не это противленье
И с ними сцены каждый раз,
Доволен был бы положеньем,
В котором жил он с ней сейчас.

Он был богат, землевладелец,
Аристократии ядро,
В хозяйстве был большой умелец,
В любовном деле — заодно.

Но вот дни выборов настали,
И он был должен быть на них,
Ему об этом без устали
Твердил Свияжский за двоих.

Когда сказал он о поездке,
Он думал, ссора грянет вдруг,
Причины он продумал вески(е),
Ведь он же ей уже «супруг».

Но Анна странно, к удивленью
Спокойно новость приняла,
Ведь по его же разуменью,
Быть недовольною должна.

В ответ была её улыбка,
Когда вернётся лишь вопрос,
И как-то он поверил зыбко,
Что не случился с него спрос.

— Надеюсь, ты скучать не будешь?
— Я ящик получила книг;
— Меня, надеюсь, не забудешь
Из-за общественных интриг?

Он уезжал без ссоры с Анной,
Такое было в первый раз,
Как никогда была желанной
Ему подруга в этот час.

«Всё гладко шло без объяснений,
Царит уже и мир в семье,
Она привыкнет, без сомнений,
Мужску(ю) свободу отдать мне».

26 — 30

Рожать решила Кити всё же
Не здесь в деревне, а в Москве,
Там всё для этого пригоже,
Причины основные — две.

Родного даже стены дома
Дают уверенность во всём,
И помощь там всегда готова
Придти в богатый их роддом.

И Левин целый месяц тоже
Без дела жил уже в Москве,
Всё это время он, похоже,
Скучал, живя как бы в тоске.

Его влекло своё именье:
В хозяйстве, как идут дела,
Как новы(е) методы веденья,
Какая участь их ждала?

От всех подобных его мыслей
Его отвлёк родной лишь брат,
Он явно видел, Костя «киснет»
И весь заботою объят.

Поехать предложил он в Кашин,
Участье в выборах принять,
Его визит туда был важен,
С опёкой дело там унять.

Его прелестная супруга,
Чтоб мужа «выставить на свет»,
Хотя с деньгами было туго,
Поехать, дав ему совет,

Мундир дворянский заказала,
Ценой в восе;мьдесят рублей,
И это тож причиной стало
Поехать в Кашин поскорей.

Он каждый день был на собраньях,
Кого-то там он избирал,
Неделю целую в отчаянье,
Опёки дело продвигал.

Дворян собранье — это праздник,
Собралась вся губернска(я) знать,
Но Левин был плохой участник,
Не знал он, как голосовать.

Там был Свияжский и сам Вронский
И весь помещичий «кагал»,
Конечно, был там и Облонский,
Он тоже там нашёл причал.

Уже домой собрался Костя,
Голосованьем пренебрёг,
Но секретарь поймал, как гостя,
И в залу Костю «уволок».

31

Губернский новый предводитель
Из «партий новых» был дворян,
Он с Вронским слыл, как победитель,
Над «старой» партией мирян.

Приём дал Вронский в честь победы,
Наш граф снимал шикарный дом,
Где лишь изысканны(е) обеды
Всех ожидали за столом.

Граф новым был среди дворянства,
Имел влиянье и успех,
Он против был безделья, барства
И диких барственных потех.

С охотой он отдался жизни
Всех здравомыслящих дворян,
Служить готовых их отчизне,
Пресечь весь в обществе изъян.

Его успеху и влиянью
Давало в обществе престиж
Его огромно(е) состоянье,
Не рода знатность только лишь.

Он с губернатором был дружен,
Со всеми вежлив был и прост,
Он быстро становился нужен,
Занять помог он другу пост.

Он чувством торжества охвачен,
Он просто в выборы влюблён,
Свой выбор был им обозначен,
Он грезил должностью, пленён.

Сидел с ним справа губернатор,
Далёкой юности дружок,
Он мыслей слыл, как «генератор»,
Объединяя их «кружок».

По леву(ю) руку — предводитель,
Теперь они уже друзья,
А сам он — как бы победитель
И собрались совсем не зря.

Кружок подобран был Свияжским,
Из либеральных всех дворян,
Единомыслием отважным,
У многих был высокий сан.

Всё было за столом отличным,
Заморски(е) вина «шли» рекой,
Настолько всё было приличным,
Ведь за столом был каждый свой.

Все пили тосты друг за друга,
Доволен Вронский был во всём:
— Вот на концерт моя супруга
Вас приглашает завтра в дом.

Там будет бал, весь свет губерни(и),
Моя красавица жена
Сказала мне как раз, намедни,
С тобой знакомства ждёт она.

Но вдруг депешу на подносе
Лакей для Вронского принёс,
В семейном он погряз вопросе,
Жена «пролила лужу слёз».

В письме упрёк ему был явный,
Что не вернулся он домой,
Но это был вопрос не главный,
А что ребёнок был больной.

«Вдруг дочка заболела Аня,
В тревоге все мы за неё,
И даже наша верна(я) няня
Не может выходить её.

Я пребываю в опасенье
За жизнь дочурки дорогой,
Лишь ты один — моё спасенье,
Я тронусь скоро головой.

Тебя вчера я ожидала,
Узнать послала, где же ты,
Уже с отчаянья желала
«К тебе примчать чрез все версты».

Он опечален, недоволен:
«Хотела ехать — дочь больна,
Как это так — ребёнок болен,
Она же с ней сидеть должна».

В письме был явен тон враждебный,
Веселье кончилось в миг сей,
И путь один был выбран верный,
Отъезд домой — проблемы всей.

32

Не раз обдумывала Анна,
Как не устраивать ей сцен,
Остаться чтобы ей желанной,
Семейный не построить плен.

Его отъезд считать нормальным,
В разлуке не вступать в спор с ним,
Свой «статус» не считать кабальным,
Ведь граф достаточно терпим.

Но в этот раз, перед отъездом,
Такой холодный, строгий взгляд,
Презрел её своим «наездом»,
Как будто дал ей выпить яд.

Тот взгляд подобен оскорбленью,
Потерян Анной был покой,
Привёл к сознанью униженья,
Как будто дать хотел ей бой.

Чтоб право на свою свободу
Иметь ему теперь всегда,
Куда, когда «податься броду»,
Но ей не «светит» никогда.

Холодный взгляд такой впервые,
И как ей надо понимать?
Где нежность, чувства ей родные,
В прощанье должен выражать!

Ей в этом разобраться трудно,
Но женско(е), тонкое чутьё
Дало понять ей всё подспудно,
Что в жизнь вплетается бытьё.

Начало это охлажденья,
Но, как же удержать его?
Нельзя менять ей отношенье,
Краса, любовь важней всего.

Она могла глушить все мысли,
Всегда занятьями во всём,
Морфином ночью, чтоб не грызли
Плохие мысли все о нём.

Ещё могло быть, правда, средство,
Продлить гармонию любви,
Развод и брак — лишь это действо,
Помочь ей в этом всём могли.

Теперь она уже согласна
Пойти на всё ради него,
Ей стало, наконец-то, ясно,
Что он лишь хочет одного.

Её терзали эти мысли
Все эти долгие пять дней,
Но на шестой — они «зависли»,
В душе ей стало всё больней.

Вернулся кучер сам, без графа,
Известий он ей не привёз,
Она была в объятьях страха,
Где он и занят ли всерьёз?

К несчастью заболела Ани,
Болезнь тяжёлой не была,
Ходить за ней решили сами,
Но дочь любить всё не могла.

В таком тяжёлом состоянье,
Оставшись к вечеру одна,
Поехать в город на свиданье
Решила, наконец, она.

Но всё как следует обдумав,
Решила написать письмо,
Приезд бы вызвал много шума,
Письмо — всё сделало само.

Письмо то было не логично,
Нервозность придало ему,
Ему вдруг стало неприлично,
Как вызов обществу всему.

В письме ответном — сожаленье:
За грубый тон в её письме,
Она боялась изъявленья,
«Что строгий взгляд пошлёт он мне».

Уже теперь она довольна,
Призналась и сама себе,
Хоть на душе и было больно,
Зато в семейной их борьбе,

Теперь он тяготиться ею,
Своей свободой пренебрёг,
Что скоро будет здесь он с нею,
А не среди чужих дорог.

За свой обман ей стало стыдно,
Болезнью дочки упрекнув,
И было ей столь очевидно,
Чтоб за письмо её «кольнул».

Уже два дня она здорова,
Как оправдается пред ним?
Но вот уж граф под сенью крова,
Он беспокоен и раним.

— Ну, что же Ани? — Как-то тихо
Спросил он Анну, глядя вверх,
И Анна, вниз сбегая лихо,
Красой своей, «сметая грех»:

— Так ничего, уже терпимо, —
Блистала Анна перед ним,
Взгляд восхищения не мимо,
Её накрыл, но был иным.

Она взяла его за руку,
К себе на талью положив,
И в то же время, как бы муку,
На лице изобразив.

И это ею восхищенье
Холодным было в этот раз:
— Я рад за Вас, — но выраженье
Всё… говорило без прикрас…

«Мне вся ты нравишься, конечно,
Но сколько можно в жизни раз…
Не может нравиться всё вечно,
Всему придёт последний час».

Мне всё равно, решила Анна,
Он лишь бы был всегда со мной,
Хотя и жизнь пойдёт обманна,
Но он мужчина будет мой.

Весь вечер весело и мирно
Прошёл, хотя были одни,
Всё, как и раньше, было дивно,
Как все прошедшие с ним дни.

Поведал он ей о собранье,
Какой успех имел он там,
Её вопросы всё вниманье
Сгущали всё, что делал сам.

Её рассказ про жизнь в именье,
Уму чтоб вызвать интерес,
Взыграло к ней его влеченье,
И холод весь у них исчез.

Своим умом, своей красою,
Вновь покорён любовник-муж,
И ей улыбку золотую
Дарил ей, чтоб не был он чужд.
 
Желала сгладить впечатленье
Того досадного письма,
В моменты страстного влеченья,
И «в нём растаяла» сама:

— Признайся,  было ли досадно
Тебе от моего письма,
И был ли зол иль что неладно,
Чуть недоволен иль весьма?

Лишь о письме упоминанье
Дало понять ей, наконец,
Одни любовные желанья
Не есть их жизненный венец.

— Письмо то, странное такое:
То дочь больна, то твой  приезд,
Совсем оно, как не родное,
В нём будто на меня наезд.

Наезд — в понятии упрёка:
Бросаю я одну тебя,
Со мною ты всегда так строга,
Но я всё делаю любя.

Мои по делу все поездки,
Престижа ради всей семьи,
Твои же доводы не вески,
Лишь к лишним спорам нас вели.

— Но я писала верны(е) вести;
— Сомнений не имел я о том,
С тобой должны творить мы вместе,
Счастливым чтобы был наш дом.

В поездках мне нужна свобода,
Я только недоволен тем,
Мои отлучки, как невзгода,
Как на показ, их видно всем.

Сама ты недовольна прежде…
— Что, даже ехать и на бал?
— Да и на бал, чтоб быть в надежде,
Что этот бал так много дал.

Расцвету дал нам положенья,
Семьи престижа и всех дел,
Для блага нашего именья,
Таков наш в обществе удел.

Я, Анна, весь в недоуменье,
Чем в жизни недовольна ты,
Мои поездки — раздраженье,
И гаснут все мои мечты.

Ведь я люблю тебя безмерно…
— И этим тяготишься ты…
На день приедешь — это верно,
А как же и мои мечты?

— Но, Анна, — это же жестоко…
Ведь снова ехать мне в Москву;
— Опять мне будет одиноко,
Разлуку я не выношу.

Поеду вместе я с тобою,
Должны всё время вместе жить,
В противном случае, не скрою,
Так не могу тебя любить.

— Вот, наконец, ты мыслишь здраво,
Давно мечтаю я о том,
Что на тебя «нужна управа»,
Чтобы законный был наш дом.

— Я знаю, ты развод желаешь,
Сейчас я напишу ему;
— Ты, Анна, мне как угрожаешь,
Опять тебя я не пойму.

Ничто так сильно не желаю,
В разлуке чтоб не быть с тобой…
Но злой, холодный взгляд внимая,
Ему дала семейный бой.

Тот взгляд запомнился навечно:
«Несчастьем будет ей развод»;
Но всё же, Анна не беспечна,
Законов соблюдала свод.

Просила мужа о разводе,
В Москву вернулись с Вронским жить,
Живя в Москве в одной заботе,
Ответ от мужа получить.

Март 2011.