Анна Каренина. Часть 7. По Л. Н. Толстому

Анна Каренина

Часть 7

1

Уж третий месяц как в Престольной,
Обитель их была Москва,
Все жили жизнью беспокойной,
Что Кити вот рожать должна.

По самым верным всем расчётам,
Родить должна уже давно,
Но не всегда «процесс по нотам»
Идёт, как это быть должно.

Одна лишь Кити всё спокойна,
В ней шло рождение любви,
И часто ей бывало больно
От плода собственной крови.

И вновь рождаемое чувство
Ей душу наполняло всю,
Как часть прекрасного искусства,
Которое всегда люблю.

Её любили все, конечно,
За ней хороший был уход,
Давно так повелось, извечно,
Как человечий длился род.

Лишь прелесть нарушало жизни
Одно досадное бытьё,
Что «муж не мог служить отчизне»,
Москва ведь не его жильё.

Он не был тем, каким в деревне,
Он по хозяйству всё скучал,
Он был крестьянин, что издревле,
Считал началом всех начал:

Хозяйство, землю, их веденье,
Весь урожай, как результат,
Крестьян в хозяйстве положенье,
Чем будешь ты потом богат.

В деревне Костя был спокоен
И делом занят был всегда,
В Москве он будто бы неволен
И неспокоен никогда.

Он не любил играть и в карты,
Друзей-знакомых не имел,
Не ведал «клубного азарта»,
Клуб не был Левина удел.

С таким же «другом», как Облонский,
Водиться Левин не любил,
Стив Дон Жуаном слыл московским,
Он пил и с женщинами жил.

Сидеть же с женщинами дома
Всё та же скука для него,
Похоже, он впадает в кому,
Не мог не делать ничего.

Так что же делать оставалось,
Как книгу продолжать писать,
Но книга тож не получалась,
Не мог он мысли все собрать.

Одно лишь было утешеньем
В их жизни новой, городской,
Ни ссор, ни споров с их волненьем
Не возникало за душой.

Случилось важное событье
Для них обоих здесь, в Москве,
У Кити чувства, как открытье,
Давно ушли в небытие.

Случайно с Вронским её встреча
Была «назначена» судьбой,
Но не могло быть даже речи,
Чтоб не владела бы собой.

Случилась встреча у княгини,
С отцом она была в гостях,
Достойна встреча та картине,
Работы красками в кистях.

Когда узнала в штатском платье
Ей столь знакомые черты,
Всех чувств коснулось восприятье,
Воспоминаний всех мечты.

Прервалось у неё дыханье,
Покрыла краска ей весь лик,
Но чтоб отвлечь её вниманье,
Отец заговорил с ним в миг.

Её такое состоянье
Лишь длилось несколько секунд,
Как будто в миг, придя в сознанье,
И прежних чувств унялся бунт.

Она была уже готова,
Ему смотреть прямо в глаза,
И, если нужно, даже слово
Не просто вымолвить так зря;

Слова и милая улыбка
Не вызывали в муже гнев,
Слова чтоб не казались пыткой,
Чтоб не набросился, как лев.

Лишь пару слов, как для приличья,
Меж ними промелькнули в миг,
С улыбкой, полной безразличья
И исключающей интриг.

И тут же, обратясь к княгине,
Ни разу боле не взглянув,
Она при всей серьёзной мине
«Вошла» в беседу, не вздохнув.

Их взгляды встретились в прощанье,
Когда неловко не смотреть,
Когда «Прощайте, до свиданья»
С поклоном нужно лицезреть.

Отцу была лишь благодарна,
Что он ничем не упрекнул,
Доволен был родитель явно,
В чём на прогулке намекнул.

Была собой довольна прежде,
Нашла в себе излишек сил,
В душе глушить все чувства прежни(е),
Дух равнодушия сквозил.

Когда ж она сказала Косте,
«Попала» к Вронскому вдруг «в плен»,
Когда с отцом ходили в гости,
Все чувства превратились в тлен.

Он покраснел гораздо больше,
Ей — рассказать ещё трудней,
Он как бы, чем обычно, дольше
Свой взгляд остановил на ней.

Глаза правдивые у Кити,
Скрыть не пытались ничего,
И Левин понял, прежни(е) нити,
Ничто не значат для него.

2

Одно лишь стоящее дело,
Которым он заняться мог,
Судьба той книги всё скорбела,
Чтоб в деле подвести итог.

Ему нужны учёны(е) мненья
О главном жизненном труде,
Чтоб все возникшие сомненья
Снести в порядок в голове.

Его приятель Катавасов
Уже в профессорах «ходил»,
С ним Костя прежде одним классом
Науку в ВУЗе всё твердил.

Уже уехать был готовым,
Уже поцеловал жену,
Но Кити вдруг вопросом новым,
Проблему создала ему.

— У нас с тобой, ты знаешь Костя,
Осталось пятьдесят рублей,
Ведь мы с тобой здесь просто гости,
Расходы не были видней.

— Ну что ж, возьму-ка я из банка;
— Нет, ты постой, в тревоге я,
Всему виной моя «осанка»,
Сюда приехали мы зря.

Не трачу ничего я «лишку»,
«Плывут» же деньги, как река,
А как найти расходам «крышку»,
Понять не знаю я пока.

Взглянув на Кити изподлобья
И будто кашлянув при том,
Он вроде горького снадобья
Глотнул, как залпом, полным ртом.

Она уж знала кашель этот,
То признак недовольства был,
Его привычка и, как метод,
Сдержать горячий его пыл.

Но недовольство не на Кити,
А лишь на самого себя,
И потому всех «перепитий»
Не знал он, в городе живя.

Он должен, как хозяин, первым
Поднять давно тревогу сам,
А не быть счас каким-то нервным,
Своим лишь доверять глазам.

— Нам жить без денег явно вредно,
Велел пшеницу я продать,
Чтоб жить в Москве, совсем безбедно,
Покой, уют тебе создать.

И знай ты, Кити дорогая,
Ни разу не было с тех пор,
Как я женат, чтоб отвергал я
Своё решенье, вызвав спор.

В Москве рожать нам безопасней,
Здесь много всяких докторов,
Намного было бы ужасней,
Не знать, кто нам помочь готов.

— Ну ладно, всё пока в порядке,
С папа; поеду на бульвар;
Да, знаешь, Стива без оглядки
Все деньги тратит, как «варвар».

Живёт без денег наша Долли,
На женщин тратит и вино,
И нет прискорбней боле(е) доли,
Как бы скатиться так на дно.

Вчера мы обсуждали с Львовым,
Решили подключить тебя,
На всякий случай будь готовым,
Терпеть всё далее нельзя.

Уже в пути, сидя в карете,
Продолжил думы о деньгах,
Не думал он, что в высшем свете,
Живя в Москве, с деньгами — крах.

Расходы были неизбежны,
Держать, чтоб княжеский престиж,
И как бы скромно и прилежно,
Свою ты жизнь в «столице» чтишь.

Невольно вспомнил поговорку,
Хоть к тратам он уже привык,
Как пьющий тратится на водку,
Как тот упрямый, глупый бык.

«Как перва(а) рюмка идёт колом»—
Потратил первы(е) сто рублей,
«Вторая — вслед пошла соко;лом»,
А перва(я) сотня — для ливрей.

«А после третьей — мелкой пташкой»
«Летят» все рюмки — счёту нет;
И третью за второй бумажку
Он тратил первой, все вослед.

Нужны ливреи для лакеев,
Чтоб не забыт был и швейцар,
Все сторублёвки он рассеял,
Отдал Москве он, словно дар.

Весь труд крестьянский на деревне
Утратил здесь свою цену,
Он в этом плане слишком древний,
И он был в городе в «плену».

Одно лишь требовалось — в банке,
Чтоб были деньги завсегда,
«В чужие не садиться санки»,
Чтоб не нагрянула беда.

Но деньги в банке уже «вышли»,
И он не знал, откуда взять,
Сейчас нужны были и тыщи,   
Чтоб жизнь всю в городе объять.

3

Его приезд в Москву женатым,
Лишь по причине их родов,
Позволил труд давно «зачатый»
Доставить до «умны;х голов».

Его приятель Катавасов
И Метров друг — профессора,
В хозяйстве каждый были «ассом»,
И тут представилась пора.

Пора отдать на суд учёных
Свои все мысли о земле,
Ведь без учёных, мнений оных,
«Сидеть в деревне и в тепле».

Все их статьи читал наш Костя,
И мненье их не разделял,
Он ими приглашён был в гости,
Но труд свой там читать не стал.

Из обоюдных обсуждений,
Картина Левину — ясна,
А весь поток различных мнений:
Проблема вовсе непроста.

И под удобным их предлогом,
Его им зачитать весь труд,
Успех не мог быть там залогом,
Что мысли Кости верх возьмут.

И он, откланявшись поспешно,
Что долог чтения процесс,
Поехал к Львову, сказав честно,
Что новы(е) мненья — интерес.

4,5,6

Арсений Львов с женой Натальей,
По заграницам жизнь ведя,
Себя не чувствовал печальней,
От этой жизни отойдя.

Щербацких средняя сестрица,
Звалась Натальею она,
Их жизнь в столицах, за границей
Всем счастьем, радостью полна.

Оставив службу дипломата,
Служить он перешёл  в Москву,
Но это не было утратой,
Свою чтоб заглушить тоску.

Не неприятность, не утрата,
А просто доброй воли долг,
Двух сыновей, чтоб от разврата,
Он лучше уберечь бы смог.

И не беда, что Львов был старше,
И взгляды разные у них,
Они сошлись как бы «на марше»
В вопросах жизненных своих.

От Львова вместе он с Натальей,
В концерт поехали одни,
Но на концерте стало жаль ей,
Он слушал, будто шёл чрез пни.

Пытался Костя всё осмыслить
С огромной мукою в лице,
Никак не мог себя причислить
К друзьям сей музыки, в конце.

К графине Боль он прям с концерта
Поехал, как и обещал,
Было; то посещенье жертва,
Никто плохого не сказал.

7,8

С концерта — Левин уже в клубе,
Ох, как давно он не был в нём,
Швейцар «отдал дань» его шубе,
«И в плен был взят клубным огнём».

Там было множество знакомых,
Друзей различных возрастов,
Умом и знатностью весомых,
И много занятых столов.

И брат, Свияжский и Щербацкий,
Ну и, конечно, как без них:
И Стив Облонский, и граф Вронский,
Друзей «сроднившихся» двоих.

Беседы, тосты, разговоры,
Питьё, обильный «закусон»,
Конечно же, и жарки(е) споры,
Развязный и свободный тон.

И под влияньем впечатлений,
Всего выпи;того вина,
Одних он с Вронским были мнений,
Породах новых всех скота.
 
Доволен был наш Костя встречей
С «недру;гом» юности лихой,
А о вражде отныне речи
Уж не могло быть никакой.

И тестя встретил Левин в зале,
По клубу с ним прошёлся он,
Глаза ему всё рассказали,
«Весь этот светский, клубный звон».

Степан Аркадьич с графом Вронским
Вели беседу у двери,
Позвал и Левина Облонский,
Они же были свояки.

— Вот лучший друг мой, Левин Костя,
С тобой мы — близкие друзья,
И я хочу, чтоб Костя гостем
Бывал бы тоже у тебя.

Он не знаком ещё и с Анной,
Хочу свозить его я к ней,
Для Анны встреча та — желанна,
Ей будет просто веселей.

Она сейчас так одинока,
Не посещает она свет,
Весь свет преследует жестоко,
И развлечений у ней нет.

Должны Вы с Костей подружиться,
Вы дороги же оба мне,
Нам нет причин, чтоб не ужиться,
Всей нашей родственной семье.

— Осталось нам лишь целоваться, —
Он руку Левину подал
И добродушно улыбался;
— Я очень рад, — Левин сказал.

— Так едем к Анне, она дома,
Свести к ней обещал тебя,
Её преследует истома,
Всё время дома здесь сидя.

9
 
Усевшись в Стивину карету,
Ко Вронским направляя путь,
Давно хотел поездку эту
Степан Аркадьич «всколыхнуть».

Но по пути вдруг странны(е) мысли
«Забрали» Костю снова в «плен»,
Они на нём всё время висли,
Хоть клуба светского он член:

« Зачем он едет к этой Анне,
Что скажет Кити на визит,
И почему он ей заране(е),
Не сказал про сей транзит?

— Я очень рад, дружище Костя, —
Прервал все мысли Стив его:
— Что едем мы с тобою в гости
Знакомства ради лишь всего.

Скажу тебе я, Костя, также,
Желала Долли встречи той,
И Львов бывал там не однажды,
И Анна встречи ждёт с тобой.

Хоть Анна мне сестра родная,
Но смело я сказать могу,
Она, свой «плен» переживая,
Но не «сдаётся вся врагу».

Её враги — весь свет здесь высший,
Житьё её здесь — таково,
Ей каждый гость совсем не лишний,
Общенье — очень тяжело.

Ведётся дело о разводе,
И муж согласен на развод,
Но сына не даёт ей, вроде,
В том деле полный есть «разброд».

Всё дело затянулось очень,
Как только будет дан развод,
Брак с Вронским сразу правомочен,
Продолжен тут же Вронских род.

Вот в этом вся её и трудность,
Живя три месяца в Москве,
С людьми общенье — беспробудность
И, сидя дома, — вся в тоске.

Никто не ездит к ней, лишь Долли,
Она из дома — никуда;
За что такая злая доля
И скоро ль кончится когда?

Но эти все свои лишенья
Везёт достойно, как «свой крест»,
Она полна лишь вдохновенья,
Несёт по жизни этот жест.

— Но у неё же есть и дочка,
Она ей, верно, занята?
— Ты думаешь, что дети — точка,
И только ими жизнь полна?

Она не женщина-наседка,
Детьми, конечно, занята,
И детску(ю) книгу, как «от сердца»,
Всё пишет гордости полна.

Читал её и сам издатель,
Он знает толк, хвалил её,
Она и женщина-писатель,
Устроить ей её б житьё.

Не только дочь — её забота,
Детей сейчас уж полон дом,
Она с великою охотой
В борьбе и с пьянством, этим злом.

Семья английская без крова
Осталась: пьяница — отец,
И Анна здесь всегда готова
Помочь их детям, наконец.

Но вот они уже и в доме,
Но Анна была не одна,
А Левина и Стивы кроме,
Была с издателем она.

Конечно, Левина вниманье
Привлёк прекрасный тот портрет,
Смотрел его он с замираньем,
В душе оставив нежный след.

Ах, как прекрасна была Анна,
Картиной — будто не была,
Теперь понятно, как желанна
Она быть Вронскому могла.

И руки, плечи обнаженны(е),
И чёрны(е) вьющи(еся) волоса,
В лице с улыбкою сражённой
И эти чудные глаза.

Живая красота победно,
Смущая, смотрит на тебя,
Что для мужчин, конечно, вредно,
Свою жену ещё любя.

— Я очень рада, — замер Костя,
Услышав глас подле себя:
— Такому редкому нам гостю,
Что посетили Вы меня.

Идя ему уже навстречу,
Портрет как будто встал пред ним,
Лишился на мгновенье речи,
Неловко стало, им двоим.

Увидел женщину с картины
Пред ним, представшей в красоте,
Художник все «схватил» глубины
Красы, парящей в высоте.

10

Увидев Левина, как гостя,
Ей было радостно сейчас,
Она подала руку Косте:
— Я тотчас познакомлю Вас.

Вот, Костя, — это мой издатель,
Пытаюсь книгу я издать,
А выйдет из меня писатель?
Не мне дано об этом знать.

А вот воспитанница наша,
Девчушка англицкой семьи;
— И скоро ль выйдет книга Ваша?
— Вожусь ещё я и с детьми.

О Вас наслышана я в волю,
Давно я знаю и люблю,
От Вас того я и не скрою,
По дружбе с Стивой, чрез жену.

Я Кити знала очень мало,
Но впечатленье — велико:
— Цветок прелестный, — так сказала:
— И до родов — недалеко.

Всё было сказано спокойно,
С манерой женской простоты,
Большого света всё достойно,
Заветной той мужской мечты.

Опять зашла речь о портрете,
Взгляд Костин лёг в оригинал,
И блеск лица хозяйки в свете,
И взгляд его ей всё сказал.

И чтобы скрыть своё смущенье,
Её спросить пытался он,
Но Анна как бы в упрежденье
Сменила в разговоре тон.

Она ценила его мненье,
Приятно с нею обсуждать,
Её ответные сомненья
Ещё приятней ожидать.

Умна, естественна речь Ани,
И мыслям не даёт цены,
И спор не доходил до брани,
Другого — мысли ей ценны.

Беседа шла и об искусстве,
И о французском в том числе,
И все свои понятья, чувства
Уже он высказал в конце.

Была довольна мненьем Анна,
Издатель тоже поддержал,
Та умна(я) мысль была желанна,
И Левин весь уже сиял.

Но вот о клубе Анна Стиву
Спросила что-то просто вдруг,
Лицо хозяйки столь красиво(е)
Внезапно охватил испуг.

В нём отражались гнев и гордость,
И любопытство потому,
Мог принести плохую новость
И вопреки, сказал всему.

Сейчас же изменив решенье,
Английску(ю) девочку позвав,
Она дала ей порученье,
Ей по-английски всё сказав.

— Подать велите чай в гостиной;
Хвалила девочку во всём,
Её назвала милой, дивной,
Способной содержать и дом.

— Её любить ты будешь скоро
Наверно больше, чем свою;
— Всё здесь проблемно, очень спорно,
Другой любовью я люблю.

— Что если б сотую частицу
Большой энергии своей,
Пришлась как раз на ту девицу,
Вложили б, Анна, Вы в детей;

Росло б чудесно(е) поколенье
Российских радостных детей, —
Сказал издатель с одобренья
Мужчин, пришедших в гости к ней.

— Ответить Вам себе позволю,
Просил не раз мой милый граф,
В деревне дал мне полну(ю) волю,
Меня же, поощрял в правах.

В Покровском школою заняться
Пыталась ни один я раз,
Но каждый раз за дело взяться
Мешал какой-то мне приказ.

Приказ души нетерпеливой,
Упорство нужно и любовь,
А где их взять в судьбе тоскливой?
И я бросала вновь и вновь.

При слове «граф» хозяйка дома
Бросала робко нежный взгляд
На Левина; причём истома
Его пронзала, как снаряд.

Ответный взгляд гласил о многом,
С  согласьем, сказанным всем тем;
Хоть взгляд с улыбкою, но строгий,
К гостям был обращён не всем.

Она смотрела всё на Костю,
Слова «дарила» лишь ему,
Как будто остальные гости
Ей в этом споре не к чему.

Она ценила его мненье,
С тем вместе зная наперёд,
Что в мыслях полно(е) совпаденье
Порождает «зрелый плод».

— Согласен с Вами совершенно,
Любить ту школу и нельзя,
И я скажу Вам откровенно,
Подобны(е) школы — это зря.

— Да, да, — сказав поспешно Анна:
— Всем сердцем школу не объять,
Любое дело — быть желанным
Должно, чтобы его понять.

Мне никогда не удавалось
Любить сей гаденький приют;
У многих женщин получалось,
Создать общественный уют.

Звучала в голосе досада,
Заняться нечем ей сейчас:
— Сижу я в доме, как в осаде;
Во всём я защищала Вас.

Про Вас я знаю, Левин Костя,
Плохой Вы были гражданин,
Что все общественные «козни»
Не признаёте Вы один.

Суды и земства, и собранья,
Всё это «козни» лишь для Вас;
— Они достойны порицанья,
Как лишний в обществе «каркас».

За всем серьёзным разговором
Открылась новая черта,
Беседа не была их спором,
Внимал «не открывая рта».

И ум, и красота, и грация
Так просто сочетались в ней,
И, как цветущая акация,
Ему казалась всё милей.

А кроме женских всех «регалий»,
Правдивость новою чертой,
В характере все вместе встали
В защиту женщины горой.

Раскрыв всю правду положенья,
Вздохнув и строгостью пахнув,
И красотою выраженья
К себе вновь Костю притянув.

То было выраженьем новым,
С её портретом не сравнить,
В картине счастие «медовым»
Художник смел в ней уловить.

И вновь сравнив портрет с фигурой,
В гостиную как с братом шла,
Он восхищался и натурой:
Везде прекрасною была.

Уже в гостиной в разговорах
Всё время думал он о ней,
Как раньше осуждал он в спорах
Её поступки душою всей.

Когда же стал её он гостем,
Беседы умны(е) вёл он с ней,
Тогда и мнение у Кости
Отличным стало от людей.

Уже нашёл ей оправданье,
Жалел он Анну, вместе с тем,
Боялся он непониманья
Её любовником проблем.

Настало время расставанья:
— Я очень рада, сломан лёд;
И церемония прощанья
Ждала уже и свой черёд.

Его удерживала руку,
И в плен манящий её взгляд,
В душе его рождали муку
Всё время встречи с ней подряд.

— Жене своей Вы передайте,
Как прежде я её люблю,
Простить меня ей пожелайте,
А если нет, то всё стерплю.

11
 
Всё время думал он об Анне,
Пока добрался он домой,
Была подобна встреча манне,
Просыпавшись над головой.

Слуга Кузьма уже с порога
(Он с давних пор в том доме жил)
Со всею ясностью и строго
Ему, что было, доложил.

Что к Кити приезжали сёстры,
Здорова и она сама,
Различные звучали тосты;
И подал Косте два письма.

Одно письмо было из дома,
Писал приказчик Соколов:
Подобно всё раскатам грома,
Продать пшеницу — плох улов.

Дают всего по пять с полтиной,
Мол, настоящий то грабёж,
В сравненье с прошлым половинной
За цену нынче продаёшь».

Письмо сестры полно упрёков,
Что дело всё не решено,
Всё тоже дело об опёке
Решить положено давно.

Покончив с письмами в прихожей,
Сейчас же поспешил к жене,
Застал жену он грустной тоже,
Конечно, по его вине.

Все три сестры ждали к обеду,
Но планы быстро изменив,
Он над собой признал «победу»,
Со Стивой к Анне поспешив.

— Так где ж ты был и что так поздно? —
Спросила Кити — взгляд в глаза,
И, вроде бы, не так уж грозно,
«Возможно, грянет и гроза».

— Знакомых было много в клубе,
Там встретил Вронского и рад,
Не дали мы расти той злобе,
Минуя жизненный уклад.

Легко с ним говорить и просто,
И между нами нет вражды;
Но Кити уловила остро:
Другие встречи столь важны.

Он возбуждён, хотя час поздний,
Какой-то блеск в его глазах,
Быть может и другие «козни»
Ещё сидят в его мозгах.

Своё скрывая любопытство,
С улыбкой слушала рассказ,
И он краснел, видать бесстыдство
Наружу «вылезло» из глаз.

— Меня давно уж «сватал» Стива
Знакомство с Анной завести,
Как он считает, некрасиво
Вражду меж нами всем плести.

Был принят Анной я с радушьем…
Покрылось краской всё лицо,
Она, прикрывшись равнодушьем,
И не сказала ничего.

Раскрылись больше, чем обычно,
Её прекрасные глаза,
Их блеск особый и привычный
Вещал, вот, вот «грядёт» слеза.

Теперь решились все сомненья,
Хорош ли, плох его визит,
Он понял, что без позволенья,
Путь к Анне для него закрыт.

— Не будешь ты сердиться, верно?
И Стива с Долли мне не раз
Сказали, должен непременно
Визит ей нанести сейчас.

Она мила, умна, несчастна,
Порой её мне просто жаль;
— Да, да, судьба её — ужасна,
Есть от чего иметь печаль.

Его тем самым успокоив,
Переодеться вышел он,
Когда ж вернулся, был расстроен
И даже очень удивлён.

В её глазах блестели слёзы,
И явный был ему укор:
— Теперь о ней твои все грёзы,
Влюблён в неё ты с этих пор.

Тебя она обворожила,
Я вижу по твоим глазам,
Ты в клубе пил… а я «дожила»…
А как же жить-то теперь нам?

Лишь после долгих уговоров,
Что чувство жалости с вином,
Толкнуло их к ненужным спорам,
Уже жалеет он о том.

Забыть он обещал про Анну,
Её в дальнейшем избегать:
— Одна ты, Кити, лишь желанна,
А Анну не хочу я знать.

12

Внезапный гость такой, как Костя,
Понравился так сильно ей,
Она старалась всё для гостя,
Всей женской красотой своей.

К себе в нём возбудить влеченье,
Хотя и знала — покорён,
А у мужчин всё впечатленье
От встречи с ней — уже влюблён.

Хотя и резкое различье
Но с точки зрения мужчин,
Она нашла у них величье,
Они казались, как один.

Мужское общее в них было,
И Кити, полюбив двоих,
(О многом это говорило)
О вкусах женских их, своих.

Всё время мысль пронзала Анну:
Другие мной увлечены,
Быть может как это ни странно
Быть вместе чаще мы должны?

Его нет дома целый вечер,
Он как-то холоден ко мне,
Меня он любит — нет и речи,
Но каково же мне, «жене»?

Он развлекается там, в клубе,
Я ж остаюсь совсем одна,
Но если он меня так любит,
Я ж — одиночеством полна.

Ему нужна ещё свобода,
Гнетёт свобода та любовь,
Владеть свободой должны оба,
Тогда живёт любовь всё вновь.

Понять всю тяжесть моей жизни,
Он должен был, меня любя,
Уже «не служит он отчизне»,
Чего ж страдать должна лишь я.

Я не живу, я жду развязки,
Развод, как призрак предо мной,
Мне всё рассказывают «сказки»,
Что в этом деле «муж плохой».

Он всё затягивает дело,
Просвета в этом деле нет,
Кому-то выгодно, чтоб «тлело»,
И не даёт на то ответ.

Себе придумала забавы:
И чтенье, и писанье книг,
Но это всё одни обманы,
Меня тошнит уже от них.

Велел он передать со Стивой,
Оставить Яшвина не мог,
Следит он за игрой паршивой,
Зачем ему игры итог?

Зачем к нему он привязался?
Меня он должен пожалеть,
Он с Яшвиным своим остался,
А я одна должна сидеть.

Все мысли вызвали в ней слёзы,
Но тут раздался вдруг звонок,
Вернулся Вронский и угроза,
Не вызвать б жалости поток.

Ей очень важно быть спокойной,
По крайней мере, сделать вид,
Понять лишь дать, что недовольной
Быть может, нанеся обид.

Видать с хорошим настроеньем
Вернулся к ночи он домой,
И он был весь под впечатленьем,
Следил за Яшвина игрой.

— Надеюсь, Анна дорогая,
Ты не скучала здесь одна?
— С гостями время коротая,
Весь вечер жизнь была полна.

Но я давно уж не скучаю,
Теперь приучена к тому,
То книгу я пишу, читаю,
Бывает чаще и грущу.

— Ну как, понравился ли Костя? —
Спросил, подле неё садясь;
— Приятным был тот Левин гостем,
Таких гостей я заждалась.

А Яшвин справился ль с игрою?
— Сначала шло всё хорошо,
Но как бывает с ним порою,
Его азартом занесло.

Сначала выиграл он много,
Собрался ехать он со мной,
Но счёл неважным он итогом,
Вернулся, чтоб «уйти нагой».

— Так для чего ж ты оставался?
В лице и холод, неприязнь:
— Его ты увезти пытался,
А бросил в карточную дрянь.

Его лицо стало холодным,
Готовым снова с ней к борьбе,
Как будто стал он вдруг голодным,
К своей сложившейся судьбе.

— Хотел остаться и остался, —
Всё боле(е) хмурясь, молвил он,
И в тоже время он старался,
Её любовью покорён.

Открыту(ю) протянул он руку,
Надеясь, вложит и свою,
Но испытал лишь снова муку,
Скрестившись с нею, как в бою.

Хотя она была и рада
Попытке нежность проявить,
Она же Вронского отрада,
Себя позволила любить.

Но сила зла кака(я)-то странна,
Влеченью преградила путь,
Была она ему желанна,
Не смела руку протянуть.

— Ты всё что хочешь, делать в праве,
Ты хочешь правым быть, будь прав,
Но я живу здесь, как в «оправе»,
Заложницей как будто став.

Забрал назад он свою руку,
Прибавив холодность в свой лик;
— О, если б знал, какую муку
Терплю я, и мой грех велик.

В тебе сидит упрямство в деле,
Победа только надо мной…—
Она сдержала слёзы еле:
— Враждебно смотришь, дорогой. 

Одна оставшись в этом доме,
Всегда к несчастью я близка,
Супругой стать в своей истоме,
Надежда всё ещё «узка».

Его испуг перед отчаяньем,
Загладить как-то свой «огрех»,
Он как бы с бо;льшим раскаяньем
Поправить заспешил успех.

— О чём мы, милая мне Анна? —
За руку взял, целуя всю:
— За что такое…, мне всё странно,
Я развлечений не ищу.

Скажи мне, что я должен сделать,
Была спокойной чтобы ты,
Твой гнев мне не к чему изведать,
Тем боле(е) хоронить мечты.

— Сама не знаю, то ли нервы,
Иль одинока(я) жизнь порой,
Похоже я кака(я)-то жертва…
Давай не будем, дорогой.

Бега прошли ныне успешно,
О них не рассказал ещё, —
Сменила Анна тему спешно,
Прошёл весь вечер горячо.

Но ощущение победы
Засело прочно так в неё,
Хотя её постигли беды,
Ему наскучило житьё.

Отныне взгляд и тон в беседе
Всё становились холодней,
Он не простил её в победе,
Не стала их любовь нежней.

Слова, что привели к победе:
«Боюсь, к несчастью я близка»,
Ей не помогут в новой бе;де,
Помогут стать на грань ри;ска.

Её пронзило ново(е) чувство:
Любовь «уходит из под ног»,
Злой дух борьбы, что так искусно,
Помочь им  в этом деле смог.

Изгнать тот дух ей всё труднее,
Ни из него, ни из себя,
Его изгнать всего вернее:
Супруг супруга лишь любя.

13,14,15

Последня(я) ночь перед родами
Была тревожною для них,
Он ждал события годами,
Сверх важного для них двоих.

Вставала ночью многократно,
Тревожить мужа не хотя,
Событье стало неотвратно,
И просто ждать уже нельзя.

Был послан Костя к акушерке,
Затем — и доктор по пути,
Предать все действия проверке,
Сомненья чтобы отвести.

Конечно Левин весь в волненье,
Примчался к доктору домой,
Его всё мучили сомненья,
Исход родов будет какой?

Всё это было ранним утром,
И доктор видел ещё сны,
Но Левин чувствовал всем нутром,
Совет и помощь ей нужны.

Врача он торопил приехать,
Процесс родов не понимал,
Но врач сказал ему: «Не к спеху»,
Приехать позже обещал.

Вернувшись, видел все страданья,
Уже прошло и пять часов,
Родов все сроки ожиданья,
А он к такому не готов.

Росли всё боле(е) все страданья;
Княгиня, Долли и отец
С волненьем ждали окончанья,
Её мучениям конец.

Уже прошло почти что сутки,
И вот — блистательный конец,
Хотя и роды были жутки,
Но Левин стал уже отец.

16

На это важное событье
Пришли поздравить Стива, брат,
Рожденье сына, как открытье,
Как праздник, что с битьём в набат.

Наполнен был он новым чувством
Недосягаемых высот,
И женский мир с его «искусством»
Достиг невиданных красот.

Гордился он своею Кити,
Мечтал семью иметь всегда,
Котора(я) свяжет крепкой нитью
Его на долгие года.

Гостей оставив всех в гостиной,
Пошёл проведать он жену,
Явился к ней он, как с повинной,
Страданья искупить, «вину».

Она была в порядке полном,
В чепце нарядном с голубым,
И взглядом любящим, влекомым,
Лишь предвещала их интим.

Ещё и более взгляд светлый,
Едва приблизившись, он к ней,
Светлел, и взгляд его ответный —
Итог недолгой жизни всей;

Светился просто восхищённым,
Своей отважною женой,
А также нежным умиленьем,
На сына глядя, он нагой.

— Какой прекрасный Ваш мальчонка,
Давая сына ей к груди;
Но вид сморщё;нного ребёнка,
Заставил Костю отойти.

И вместе с чувством умиленья
Рождались новых целых два,
Гадливость, жалость к удивленью,
Он смог перенести едва.

Жену, поцеловав охотно,
Услышав, как чихнул сынок,
Почувствовал себя вольготно
И чувство заглушить не смог.

Но, как не странно, чих ребёнка
Вернул всю радость чувств ему,
И чувство гордости так тонко
Вселилось в душу потому.

17

Дела у Стивы столь плохие,
Две трети денег прожил он,
И все дела его лихие
Вели к супруге на поклон.

Не веря в деньгах боле мужу,
На лес свой, заявив права,
Наш Стива просто «брякнул в лужу»,
В доверье «выросла трава».

Лишь на домашние расходы
И на уплату всех долгов,
Зарплата «дать могла лишь всходы»,
Платить за больше — не готов.

Неловко было, неприятно,
Свободной жизни вовсе нет,
И понял он довольно внятно,
Ему нет входа в высший свет.

Причина, по его понятью,
Конечно, состояла в том,
Мала зарплата и объятью
Не охватить весь этот дом.

— Меня забыли, очевидно,
Неплохо то, пять лет назад,
Сейчас, конечно, мне обидно
Иметь теперь такой оклад.

Искать он место стал другое,
Нашёл его к концу зимы,
Оно — не то, чтоб «золотое»,
Расходы все покрыть должны.

Нашёл доходное он место,
Себя поддержкой заручив,
Занять его не нужно вместо
Того, где раньше он служил.

Пост — член комиссии агенства;
Ему занять чтоб этот пост,
От двух министров он «содейства»
Должён иметь, достичь чтоб рост.

Ещё — протекцья знатной дамы
И двух евреев богачей,
Чтобы конец сей «честной» драмы
Был бы заведомо верней.

Всех тех людей, ему полезных,
В столице должен посетить,
И он просил жену любезно,
Рублей полста ему ссудить.

Каренин с Стивой в кабинете
Вели не праздный разговор,
Каренин о своём проекте
Со Стивой вёл «научный» спор.

Но Стива понимал прекрасно,
Каренин должен кончить сам,
Тогда все просьбы не напрасно
Изложит по своим делам.

— Да, кстати, просьба небольшая
К тебе есть лично от меня,
Её нисколько не скрывая,
Желал бы очень срочно я:

Занять вакансию в агенстве,
Стеснён прилично я в деньгах,
Со светом чтобы быть в раве;нстве,
«Стоять прочнее на ногах».

Замолви за меня словечко,
Поморского необходим совет,
«Надеть на место то уздечку»,
Чтоб мне достался сей «букет».

Узнав зачем ему то место,
И сколько жалованья в год,
Каренин счёл вполне уместным
«Подбросить камень в огород».

Согласно же его воззренью,
Зарплата очень высока,
Как раз в проекте тому мненью
И есть отдельная строка.

Между «учёными» мужьями
Возник внезапно чистый спор,
Где каждый яркими речами
Давал друг другу свой отпор.

Последним козырем для Стивы
Себе он честность «прицепил»,
Но спор не поменял картины,
Каренин честность не ценил.

В конце концов, он согласился:
— Конечно, я скажу ему,
Но ты б не очень-то «бесился»,
Дано решенье — не тому.

Болгаринов здесь самый главный,
Его лишь мнение важно;
— Болгаринов уже согласный,
Другое мнение нужно.

И, вспомнив это имя, Стива
Мгновенно в меру покраснел,
Не столь с ним обошлись учтиво,
Как князь Облонский бы хотел.

Еврей Болгаринов нарочно
Держал в приёмной два часа,
Учтиво принял Стиву «срочно»,
На дело он «закрыл глаза».
 
И, торжествуя униженьем,
Почти что отказал ему,
Не внял он Стивы положенью,
Что значило — конец всему.

18

— Теперь осталось одно дело,
Которо(е) нужно нам решить,
Оно давно уже созрело,
И нечего людей смешить.

Я говорю сейчас об Анне,
Её ты должен пожалеть…
И положенье плохо крайне,
Неловко на неё смотреть.

Когда услышал это имя,
Пропал к беседе интерес,
Попал как будто бы в полымя,
И весь настрой его исчез.

В лице усталость, омертвленье:
— Что Вы хотите от меня?
— Мы ждём какого-то решенья,
Счас всё зависит от тебя.

К тебе я обращаюсь снова,
«Не как к мужу, кто оскорблён»;
Хотел сказать он это слово,
Но был достаточно умён.

Чтоб не испортить это дело,
Он быстро заменил слова;
И дале(е) продолжал он смело:
— По свету катится молва…

Как человек и христианин,
Её ты должен пожалеть,
Она, как зверь, который ранен,
Но не даётся умереть.

Её ужасно положенье…
— Да в чём же здесь моя вина?
— Развода ждёт, твоё решенье
Уже полгода ждёт она.

— Я полагал, меня простите,
Развод не нужен ей вообще,
Коль сына, если Вы хотите,
Оставить требую себе.

Я так писал и думал явно,
Что дело кончено давно,
Мы с ней расстались очень «славно»,
И мне, конечно, всё равно.

— Не горячись, вернёмся к будням,
Спокойно вспомним всё опять…
— Я долг отдал её всем блудням,
Зачем нам возвращаться вспять?

— И всё равно, начнём сначала:
Когда расстались — был велик,
Ты отдал всё, о чём мечтала,
Развод, свободу… в дело вник.

Она тебя боготворила,
Ты сына обещал отдать…
Она твой подвиг оценила,
Что сразу не хотела взять.

Вину свою перед тобою
Признала полностью она,
Но женской, всё же, головою,
Обдумать всё и не смогла.

Она устала, нездорова
После тяжёлых столь родов,
Она на всё была готова,
Коль обещал и был готов.

Но время шло неумолимо,
И осудил её весь свет,
Всё стало слишком нетерпимо,
Ей пригодился твой ответ.

— Сейчас совсем неинтересна
Мне жизнь былой моей жены,
Скажу тебе я даже честно,
В том нет ничуть моей вины.

— Никто не спорит счас с тобою,
Но ей сейчас так тяжело,
А дело всё уж с «бородою»,
И слишком далеко зашло.

Она всё это заслужила,
Просить не смеет ничего,
Себе врагов только нажила,
Ей есть заботы от всего.

Мы видим все её мученья,
Родные, любим мы её,
И все мы просим для спасенья
Ей дать спокойное житьё.

— Мне показалось в разговоре,
Что счас во всём моя вина;
— Да нет, пойми, с тобой не спорю,
Она действительно больна.

Больна неясным положеньем,
Она ещё никто в семье,
Развод воспримет с облегченьем,
Поверь ты, ради бога, мне.

— Да, прежде дал я обещанье,
Вопрос о сыне был главней,
Её ко мне лишь состраданье
Надеялся, проснётся в ней.

— Она уже не просит сына,
Ей нужен лишь один развод,
В семье сейчас друга(я) картина,
Уже пошёл второй ведь год.

Она писала из деревни,
Ты обещал и ждёт в Москве,
Обычаи давно не древни(е),
Полгода ждёт она в тоске.

Как будто присудили к смерти,
Её на шее ждёт с петлёй,
Сказали ей, вы все же верьте,
Быть может, и пойдёшь домой.

За что же ей таки(е) лишенья,
Ты должен сжалиться над ней,
Иль ты отказ ей для мученья —
В подарок её жизни всей.

— Но, если сей развод возможен,
Обдумать время нужно мне,
Вопрос сейчас настолько сложен,
Причины есть давно извне.

Я верю в бога — христианин,
Мне дико преступить закон;
— Сейчас любому, хоть крестьянин,
Развод не запрещает он.

Развод допущен церк(о)вью даже,
Примеров масса тому есть,
Здесь принцип христианский важен,
Блюсти свою дворянску(ю) честь.

Не ты ли с христианским чувством
Был всем пожертвовать готов?
Сказал слова с таким искусством,
Не сыщешь для похва;лы слов:

«Отдать кафтан… берут рубашку…»
Теперь ты на попятный двор,
Своей считаешь ли промашкой
И видишь для себя позор?

Но он с дрожащими губами,
Вставая, писком отвечал:
— Прошу, сей разговор меж нами
Нам в деле б том не помешал.

— Меня прости, лишь порученье
Тебе своё я передал;
— Обдумать должен, во спасенье,
Чтобы ответ достойный стал.

19

Уже сказал слова прощанья
И Стив собрался уходить,
Как вдруг — ещё одно свиданье,
Слуга вошёл, чтоб доложить:

— Сергей (А)Лексеич ожидают,
Как Вы изволили сказать,
Они Вас видеть всех желают,
Чтоб долг свой родственный отдать.

— Какой ещё Сергей (А)Лексеич,—
Так начал было Стив в ответ,
Подумал, что за «королевич»
Ему передаёт привет.

Но вспомнил — это же Серёжа,
Просила Анна повидать,
Ведь он же родственник мой тоже,
Племянничек, «ни дать, ни взять».

Он вспомнил робко(е) выраженье,
Её напутственны(е) слова:
— Узнай Серёжи положенье,
Учёба, как идут дела…

И, Стива, если бы возможно… —
Намёк понятен был ему,
Развод, чтоб сына, хоть и сложно,
Отдать ей, вопреки всему.

Но после «дружеской» беседы,
Об этом —  думать смысла нет,
На этом поприще победы
И не маячил даже свет.

Серёжу видеть всё же радый,
Заране(е) был оповещён,
Не смел, чтобы лишь бога ради,
Сказать о маме слово он.

— Болел Серёженька наш очень,
Свиданье с мамой в том вина,
Мы ей писали, между прочим,
Его чтоб видеть, не должна.

Мы меры приняли мгновенно,
Курорт, леченье, море, пляж,
И наш Серёжа быстро, верно
Весь этот победить смог раж.

Теперь здоровый и весёлый,
Чужому он отдав поклон,
Отцовской волею ведомый,
При школе занимался он.

Дружил с товарищами славно,
Учился очень хорошо,
Но само(е) в этом деле главно(е),
Уже от детства отошёл.

Он вырос, стал уже мальчишкой;
На дядю был потуплен взгляд,
Считал как будто встречу лишней,
И был бы ускользнуть он рад.

Прошёл уж год с последней встречи,
Как видел сын родную мать,
Свиданье помнил он навечно,
Но мысль о нём пытался гнать.

Стыдился он воспоминаний,
Всё близко к сердцу принимал,
И не терпел напоминаний,
Тогда он был лишь слишком мал.

Он знал, что мать с отцом лишь в ссоре,
Остаться суждено с отцом,
Считал, что — небольшое горе,
Держал себя всё молодцом.

Уже привыкнув к этой мысли,
Похожий так на маму Стив(а),
Дал повод, чтобы мысли висли,
Свой взор от дяди, отвратив.

Тем боле(е) было неприятно,
Когда, войдя он в кабинет,
То понял он довольно внятно,
Что шёл меж ними спор-совет.

Когда за ним вслед вышел Стива,
Его он подозвал к себе,
И так свободно и учтиво
Напомнил он вновь о беде.

Сначала он спросил о школе,
На что охотно дан ответ,
Но против собственной их воли
Вопрос о маме всплыл на свет.

— А помнишь ты ли свою маму?
Ведь ты же был уже большой;
— Не помню и жалеть не стану,
Вопрос сей для меня — больной.

Он покраснел и взор потупил,
Понять дал, кончен разговор,
Ведь дядя Стив(а) запрет престу;пил
Нарушил данный уговор.

20

Степан Аркадьич во столице,
Кроме всех разных нужных дел,
Не стал менять привычек ли;цо
И даже просто не хотел.

Москва — стоячее болото,
Живой натуре столь скучна,
Живя, сподобился он кроту,
Другая жизнь ему важна.

Всегда в плохом он настроенье,
Побит упрёками жены,
Ему забот от дел теченья
Неслось от каждой стороны.

То не хватало денег вечно,
Кругом опутали долги,
И серы(е) будни бесконечно
Ему «туманили» мозги.

Но жизнь в столице — всё иное,
Вращался в высшем он кругу,
Здесь как бы было всё другое,
В столичну(ю) он попал «пургу».

Здесь жили, а не прозябали,
Исчезли мысли всех забот,
Здесь жизнь кипела, танцевали;
С Москвою — всё наоборот.

Жена! Совсем другие нравы…
Вот князь Чеченский, например,
Имеет две семьи без права
И без принятья всяких мер.

В обеих семьях взрослы(е) дети,
Но он был счастлив во второй,
Сказали б что в московском свете?
Из первой — сына вёз к другой.

Он это находил полезным,
Развитьем личности считал,
Во всяком случае, жизнью честной
Он жил и это не скрывал.

В столице не мешали дети
Жить припеваючи отцам,
В Москве же Львовы «всяки(е)» эти
Живут, сподобившись глупцам.

В Москве считали, жизни роскошь
Всю надо детям посвящать,
А труд отцам и жизни косность,
И все заботы отдавать.

И служба здесь была не трудной,
«Не тёрла лямкою плечо»,
Была она не столь занудной,
«И не кусала горячо».

Услуга, важная где встреча,
Уменье нравиться во всём,
Со смыслом проведённый вечер
И метко сказанным словцом.

Уже и человек в карьере,
Как некий Брянцев, например,
Уже попал ко всем в доверье,
Сановник первый он теперь.

Но взгляд особый петербургский
Был признан в денежных долгах,
В кругах известный князь Баргунский,
Был докой в денежных делах.

Когда узнал, что должен Стива
Лишь тысяч двадцать всех рублей,
Его он «обозвал» счастливым,
И не смешил он чтоб людей.

— Мой долг уже полмиллиона,
И, как ты видишь, можно жить,
Средь нас бы «выбрать чемпиона»,
Петровский им бы мог и быть.

В столице Стива стал «моложе»,
На всех он танцевал балах,
Наш Стива в высший свет стал вхожим,
Вращался в высших он кругах.

Княгиню Бетси ненароком
Степан Аркадьич посетил,
Ему знакомой с давним сроком,
Он ей, конечно, даже льстил.

Их были отношенья странны,
Шутя, ухаживал за ней,
И речи все были желанны,
Шутя, что говорил он ей.

Он даже неприличны(е) вещи
Вещал при ней как бы шутя,
И чуть не потерял он чести,
Её нисколько не любя.

Но сам он нравился княгине,
Но был он бесконечно рад,
Что по какой-то вдруг причине
Конец нашёл сей маскарад.

Княгиня Мягкая причиной
Свиданья прерванным была,
Считала Анну неповинной
В судьбе, которую ждала.

— Не знала, что она в столице,
Простить Вронско;го не могу,
Приехав как из-за границы,
Не дал мне знать, он весь в долгу.

Я к ней приехала б тот час же,
Возить бы стала по друзьям,
Её поступок в свете даже,
Честнее всех других «мадам».

Сплошны(е) измены в высшем свете,
И тайной всё сокрыто сплошь,
Ведут себя, как малы дети,
И всем известна эта ложь.

В поступке Анны всё красиво,
Коль стал ей нелюбимый муж,
Другой «попался» ей на диво,
А прежний стал ей просто чужд.

Она не пряталась, скрывая,
Всего превыше чтит любовь,
Сама при этом всё страдая,
Смешала с милым даже кровь.

Каренину «пришили» славу,
Что самый умный он мужик,
Связался с Лидией, с Ландау,
Во что-то верующее вник.

Он стал каким-то полоумным,
Я просто глупым назову,
Но он всем доводам разумным
Гаданье выбрал по нутру.

— Мне всё здесь просто не понятно,
Ходил к Каренину вчера,
И он сказал довольно внятно:
— Развод — как «целая гора».

Проблем, которых много в деле,
Обдумать толком нужно всё;
— Ответа дать мне не успели,
Записку дали мне зато.

В ней к Лидии Иванне приглашенье,
Явиться нынче вечеро;м;
— Вот, вот, Ландау выдаст мненье
Насчёт развода в деле том.

— Ландау кто, судья нам высший,
Что судьбы он вершит нам всем?
— Он Жюль Ландо, приказчик бывший,
Он граф Беззубов, между тем.

Он — ясновидящий, но странный,
Лечил Беззубову француз,
Эффект достигнут был желанный,
И он познал в том деле вкус.

Графиня так его любила,
Что в благодарность за дела,
Она его усыновила
И под своё крыло взяла.

Теперь он больше не Ландау,
Он граф Беззубов, он в чести;,
Отныне приобрёл он славу:
Целитель первый на Руси.

Его все ценят в высшем свете,
Со многими живёт в ладах,
Его совет готовы ль встретить?
Судьба сестры в его руках.

21

«В объятьях» сытного обеда,
Изрядной дозы коньяка,
Наш Стива ждал или победы,
Или отказа навсегда.

Совсем немного задержался,
К графине Лидии прибыв,
Уже в прихожей догадался,
В гостях кто у графини был.

Пальто знакомое — Каренин,
Пальто с застёжками — француз,
Всё в сборе общество для прений,
«Принять был должен Стива груз».

У круглого стола, в гостиной
Хозяйка с шурином сидят;
Худой и бледный, но красивый,
Уютом комнаты объят,

Француз рассматривал портреты; 
Представлен Стива был ему,
Скупы(е) взаимные приветы
Не по душе им никому.

Настало время разговора,
Графиня первой начала,
Но чтоб не вышла просто ссора,
С улыбкой нежной «курс взяла».

— Давно Вас знаю, очень рада
Ещё поближе Вас узнать,
Видна в пословице отрада,
Зало;жена вся благодать:

— «Друзья друзей наших, тож наши»,
Но чтобы другом быть кому,
Души то состоянье Вашей,
Должно вселиться и к нему.

Должны Вы понимать страданья,
Такого друга в меру сил,
  А Ваши с Вронским все старанья,
Едва ли друг мой все сносил.

В душе случилась перемена,
«Другое» сердце у него,
Такая подлая измена
Доводит часто до всего.

— Но были мы всегда друзьями,—
В графиню бросив нежный взгляд:
— И споров в жизни между нами,
Не сможет вызвать даже яд.

Её влиянье зная в свете,
Он думал, вместе с тем, о том,
Какой из двух министров этих
Ей ближе, чем спросить о нём.

— Хотя в душе и перемена,
Но больше к ближнему любви,
Боюсь, милейший, эта тема
Вам просто будет не сродни.

— Меня простите, дорогая,
Мне просто что-то не понять…
Своё несчастье вспоминая…
— Несчастье он сумел унять;

Несчастье стало высшим счастьем,
Его он поборол в борьбе;
Но Стива думал в одночасье:
«Министров двух привлечь к себе».

— Конечно, правы Вы, графиня,
Нюансы наши для души
Всегда интимны, что их «имя»
Он держит, всё таки, в «глуши».

— Напротив, помогать друг другу
Должны мы все и не скрывать…
— Есть мнения другого круга,
Что не положено всем знать.

— Не может быть различий в деле
Святой той истины, чтоб знать…
— О да, конечно, мы хотели…—
Прервал он речь, успев понять,

Что «дело двинули» всё к богу,
«Впрягли» религию в него;
Всё быстро движется к итогу,
Не выжать в нём мне ничего.

— Я поняла, но к сожаленью,
Что веры в бога у Вас нет;
— Здесь воля лишь на усмотренье,—
Таков у Стивы был ответ.

У них в дальнейшем разговоре
Шёл о религии всё спор,
В таком неравном с ними споре
Важно;, чтоб не возникло ссор.

— В святом писаньи, чрез ненастье,
Коль вера истинна всегда,
В конце приобретёшь ты счастье,
И жизнь наладится твоя.

— Отрывок из английской книги,
Хочу Вам зачитать сейчас,
Где все возможные интриги
Глушит даже божий глас.

Где исцеляет вера в бога,
Где вера счастие несёт;
И он сказал совсем не строго:
— Читайте, в пользу всем пойдёт».

Степан Аркадьич был доволен,
Собрать при чтенье мысли все,
Их верой был он обездолен,
Вопрос сей отложить вообще.

— Но мсье Ландау будет скучно,
Язык возможно незнаком;
— Пойму я, в ней скорей научно,
Наверно, убедят нас в том.

И с удивленьем Каренин с Лидой,
Работу начали над книгой.

22

Он слушал чтенье странной книги,
Был этим сильно, возбуждён,
Понятья, речи и интриги
Не мог объять всё сразу он.

Француз с красивыми глазами
Смотрел всё время на него,
Под этим взглядом они сами
Слипались как бы от всего.

Сковала тяжесть тело Стивы,
Склоняло «бедного» ко сну,
И все читаемы(е) «мотивы»
На мысль наводят лишь одну:

«Какой-то вздор она читает,
Ребёнок умер — кто-то рад,
Они молиться заставляют,
Пожалуй, не пойдёт на лад.

Бежать от них скорее нужно,
Просить о деле счас нельзя,
Хотя веду себя послушно,
Но что-то плохо сделал я».

Прошла ещё одна минута,
Уже не мог он скрыть зевок,
На сон тянуло его круто,
Вот, вот заснуть уже он мог.

Очнулся он лишь в ту минуту;
— Он спит, — услышал он слова,
Едва он скинул сонны(е) путы,
Был пойман, здесь его вина.

Но тотчас был уже утешен,
Что спит не он, а лишь француз,
Спокоен стал, уравновешен,
Что не случился с ним конфуз.

Но сну француза были рады;
— Подайте руку, друг Вы мой, —
И с чувством истинной услады,
Каренину, даря покой.

Каренин встал и осторожно
Ему подал руку свою,
А Стива тихо, как лишь можно,
Поднявшись, весь был, как в бою.

Смотрел на это «чудодейство»,
Давила тяжесть в голове,
«Волшебно(е)» началось вдруг действо,
Француз заговорил во сне.

— Пусть, кто пришёл сюда последним,
Покинет счас же этот дом;
— Прошу Вас не считайте вредным
И оскорбленьем сей «содом».

Уже забыл он своё  дело,
Забыл о деле он сестры,
И чувство новое влетело:
Бежать от этой «доброты».

Встряхнуться нужно было Стиве,
В театр Стива поспешил,
Шампанским в ресторане, в пиве
Свою досаду он глушил.

А дома ждёт его записка
Княгини Бетси, «дорогой»,
На завтра быть с поклоном низким,
И непременно к ней домой.

Был Стива наш в упадке духа,
Случалось редко это с ним,
Всё гадко и для дела, слуха,
Он как бы был от всех гоним.

На день другой ответ получен,
Отказ в разводе в нём гласил,
Конечно, был ответ созвучен
С тем, что француз во сне просил.

23
 
В семье чтоб предпринять хоть что-то
Нужно согласье иль раздор,
Когда в семье — одно «болото»,
То вместо дела — только спор.

У Анны с Вронским положенье
«Болотом» можно бы назвать»,
Второй уж год «идёт сраженье»,
Развод ей муж не хочет дать.

А жизнь в Москве в жару и пыли
Давно наскучила двоим,
Но всё равно они там жили,
Согласье не давалось им.

«Сидело» в каждом  раздраженье,
Причины внешней — никакой,
И все попытки объясненья
Лишь новый вызывали бой.

Её причина раздраженья —
Он меньше стал любить её,
Его причина — сожаленье,
Что с ней не удалось житьё.

Они — любовники с ребёнком,
Свет не признал их до сих пор,
И в свете положенье толком
Всем объяснять — один позор.

Причину охлажденья каждый
Хранил в самом себе всегда,
И для себя считал он важной,
А в слух — ни звука никогда.

Себя считали каждый правым
И в мелких спорах доказать,
Что каждый может быть упрямым
И ни на шаг не уступать.

«Его привычки все и мысли,
С душевным складом всем своим,
Всё быть должны отныне чисты,
А сам он — только лишь моим.

Но коль любовь похолодела,
Возможно, кто-то ещё есть,
И жгучей ревностью болела,
Лишь защищая свою честь».

Но ни предмета или повод
Ей Вронский так и не давал,
А ревность породил лишь «голод»,
Любить её он меньше стал.

Не найдя причин и повода,
Она отыскивала их,
И любого даже довода
Хватало и для них двоих.

Казалась Анне жизнь тяжёлой,
Блистать уж в свете не могла,
Она считала себя «голой»,
Она ведь мужа всё ждала.

И в этом тяжком ожиданье
Считала, Вронский виноват,
Свои возможности, влиянье
Давно мог применить стократ.

И даже, что жила в Престольной,
Конечно, ставила в вину,
Не мог он жить без жизни вольной,
Село не нравилось ему.

Ему нужны друзья, компанья,
Сидеть лишь дома ей удел,
Развода в вечном ожиданьи,
Ей жизнь такую он «пригрел».

И что ещё немаловажно,
В друзьях, компаньях холостых,
Там каждый чтил себя отважно,
Как перспективный тот жених.

И эта явная угроза
Сжимала сердце каждый раз;
Как распустившаяся роза,
«Гулял красавец напоказ».

Серьёзней всех была причина,
Поднять чтоб ревность в высоту,
Когда однажды так невинно
Поведал он ей новость ту:

Что мать его, не понимая,
Его пыталась убедить,
Конечно, лишь добра желая,
Княжну Сорокину любить.

Конечно, Анне так обидно,
Она пожертвовала всем,
Конца всем тяжестям не видно,
И злость добавила проблем.

В минуты нежности меж ними,
Когда забыть могла бы всё,
Когда лишь чувствами другими
Лишь насладившись горячо,

Могла найти успокоенье;
Взыграло раздраженье вновь,
Вся пребывая в нетерпенье
За спокойную любовь.

В их близости, что ране(е) страстной,
Была неистовой такой,
Была уверенность опасной,
И был какой-то в нём покой,

Что ей уж некуда деваться,
Покой пресыщенной любви,
Она должна пред ним «раздеться»,
Что жизнь наладить не смогли.

Ждала однажды возвращенья
С той вечеринки холостой,
На память всплыли возраженья,
Возникши(е) в них, между собой.

Раздор начался с разговора
Совсем невинного для них,
Гимназьи женски(е) «звал» он вздором,
Считал ненужными он их.

Конечно, тут же возраженья
Ему посыпались в ответ,
Тогда он сразу своё мненье
Учёбе женщин сказал «нет».

И тут же, как бы для примера,
Он англичанку «взял» в упрёк,
Учить её — ненужна(я) мера,
Ученье не пойдёт ей впрок.

В таком ответе лишь презренье,
Найдя в обидных сих словах,
Её постигло раздраженье,
Намёк на труд в её делах.

— От Вас не жду я одобрений,
Понять меня и чувств моих,
Ответ достоин сожаленья,
Приводит к ссоре нас двоих.

В нём деликатности — ни грамма
И нет терпимости во всём,
Тем боле(е) к женщине, кто мамой
Уже вселилась в этот дом.

Лицо краснело от досады,
Он должен в споре победить,
Он должен «выдержать осаду»,
Ей злостным словом досадить.

— К девчонке этако пристрастье,
Ненатуральное оно,
Вам не приносит оно счастье,
Мне просто это всё равно.

Его жестокость в том ответе,
С трудом построенный ей мир,
Разрушала, в известном свете,
Где она «творила пир».

«Пир» — те занятия побочны(е),
Своё чтобы «глушить» житьё,
Опора в жизни её прочна(я),
Взорвался хрупкий мир её.

Тем боле(е) всё ей интересно,
Притворства никакого нет,
И, если дело очень честно,
Дала ему такой ответ:
 
— Что грубо, то материально
Понятно было Вам всегда,
Оно, конечно, натурально,
Других Вам не понять тогда.

Когда же вечером их встреча
Невольно состоялась вновь,
О бывшей ссоре нет и речи,
Осталась небольшая боль.

Боль заглаженной лишь ссоры,
Но не прошедшей навсегда,
Ей, лишившейся опоры,
Ей не забыть уж никогда.

Он целый день опять вне дома,
Одной ей — просто тяжело,
В душе стоит кака(я)-то кома,
Но чуть, немножко отлегло.

Хотела всё простить, мириться,
Себя виновной объявить,
В деревню с ним переселиться,
Спокойно вместе там зажить.

Но вдруг, ей вспомнилось то слово:
«Ненатурально» — лишь одно,
Его услышав, вновь готова
В бой вступить, звало оно.

В его понятье «натурально»
Глубокий скрыт, пожалуй, смысл,
Любить чужого — то реально,
Свою же не любить — вот мысль.

Но что он знает вообще о детях,
Как к ним относится  в любви?
Когда окажешься в их се;тях,
Тогда лишь только говори.

Пример тому — любовь к Серёже,
Её я в жертву отдала,
А он вину хочет, похоже,
За то, чтоб я с него сняла.

Ведь же Серёжу обещали
С разводом вместе мне отдать,
Тогда бы не было печали
О сыне мне так тосковать.

Нет, нет, так эти все нападки —
Желанье больно сделать мне,
Со мной играют просто в прятки,
Есть женщина на стороне.

Но поняв — снова раздраженье,
Вернулась в пройденный же круг,
Чтоб чуть исправить положенье,
В себе унять должна недуг.

Нет, он правдив, любим и честен,
И сильно любит он меня,
Нужно; спокойствие, чтоб вместе
Нам жить, как прежде, лишь любя.

Скажу ему: «Я виновата,
В деревню едем мы сейчас,
Пока что там лишь наша «хата»,
Где не достанет свет весь нас».
 
Чтоб не поддаться раздраженью,
Внести велела сундуки,
Чтоб вещи уложить в деревню,
Но сборы будут не легки.

24

— Ну как прошла твоя компания,
Веселье ль лилось через край?
Вся оживлённая, с вниманьем…
А он — как будто попал в рай.

Навстречу вышла его Анна
С улыбкой доброй на лице,
Такой, была всегда желанной,
Не, как вчера, уже в конце.

В своём отличном настроенье,
Как будто ссоры больше нет,
Он тоже с видимым стремленьем,
С охотой стал давать ответ.

Увидев сундуки в передней,
Одобрил выбранный отъезд,
Скучал он будто по деревне,
И рад он перемене мест.

— Мне ждать наскучило развода,
Какая разница, где ждать,
«У моря проще ждать погоды»,
Чем мужу мне развод отдать.

И ни надеяться, ни слышать
Я не желаю про развод,
Он не даёт мне в жизни ды;шать,
Он нашу жизнь пустил в «разброд».

Так как тебе моё решенье,
Согласен ты во всём со мной?
В деревне мы найдём спасенье
От бурной жизни городской.

— О да, конечно, с беспокойством
Смотрел на Аннушку свою,
Как быстро и с завидным свойством,
Решенье приняв, как в бою.

И тут же, как совсем бы вместе,
Волнует Анну тот обед,
Где, как и кто, и с кем совместно
Оставил интересный след.

— Обед прекрасный, лодок гонки,
Но и смешное было там,
И смех стоял довольно звонкий,
Хотя похоже всё на срам.

Одна кака(я)-то стара(я) дама
Устроила в реке заплыв,
Смешная вышла, в общем, драма,
Хотя и смех был не злоблив.

Так на когда отъезд назначен?
— Чем раньше едем, лучше тем…
— Но чтоб не был он скоротечен,
Не показался бегством всем.

— Вот и поедем в воскресенье;
— Так послезавтра этот день,
Накладка будет, совпаденье,
К маман мне надо, хоть и лень.

Смутился он, сказавши это,
Его пронзил внезапный взгляд,
Как будто наложила вето,
Вкусила будто она яд.

Смущенье, вызвав подозренье,
Там же Сорокина, княжна,
С маман жила она в деревне,
И встреча Вронскому нужна.

— Поехать можешь раньше к маме;
— Нет, раньше просто смысла нет,
С маман я связан лишь делами,
Мне надо знать её ответ.

Опять меж ними нова(я) распря
Набрала свой обычный тон,
И призрак мирного их счастья
В пучину споров погружён.

Всё те же веские причины,
Что душу взбороздили ей,
Родили новые почины
Для разрешенья жизни всей.

— Во всём, что делается мною,
Лишь для тебя в том смысла нет,
Ко мне ты очерствел душою,
Таков тебе вот мой ответ.

Всё, что я делаю — притворство,
Что не люблю я свою дочь,
Что чувство к дочери лишь чёрство,
Любить же Ганну — я не прочь.

Нашёл слова — «ненатурально»,
Желала б знать, здесь жизнь моя
Назваться может идеальной?
Я здесь живу, как не своя.

Она очнулась на мгновенье
И ужаснулась вся тому,
Что изменила намеренью
Покорной быть уже всему.

Что этим губит отношенья,
Чтоб доказать, что он не прав,
Позицью сдать без возраженья,
Унять свой непокорный нрав.

— Про чувства к дочери и к Ганне,
Как счас толкуете Вы их,
Они, конечно же, обманны,
И — суть намерений лишь злых.

Я не внимаю Ваши чувства
К такой проснувшейся любви,
Но поступили Вы искусно,
Коль к ней любовь согреть смогли.

—Но, это же одно и тоже,
Что мне бросаете в упрёк,
Скорей всего, это похоже,
Плохой мне преподать урок.

— За то, что мнение другое
Посмел я высказать лишь Вам,
Вы смели обо мне дурное
Приплесть к прожитым все годам.

— Возносишь честность ты, правдивость,
Всю правду не расскажешь ты;
Рождались в нём и гнев, решимость
От дикой столь неправоты.

— Мне очень жаль, что уваженье…
— Оно придумано затем,
Чтоб склонить всех к униженью,
Царить любовь должна над всем.

Но коль не любишь меня больше,
Сказать честнее мне в глаза…
Чем мы живём с тобою дольше,
Тем ближе всё «гремит гроза».

— Нет, это всё невыносимо,
Терпенью тоже есть предел…
Всё долго мной переносимо,
А что в итоге я имел?

— Что Вы сказать хотите этим,—
Увидев ненависть в глазах;
— Мы с Вами просто чем-то бредим…
Живём уже мы на ножах…

Хочу спросить всего лишь прежде,
Чего хотите от меня?
— Я пребываю вся в надежде,
Что не покинете, любя.

Хочу любви, как было прежде,
Как друг от друга — без ума,
Но быть ли той моей надежде,
Сейчас в сомненье я весьма.

Раз нет любви, то всё напрасно,
Всё кончено уже давно,
По крайней мере, мне всё ясно,
Теперь уже мне всё равно.

Она с последними словами
Уже направилась к двери…
— Постой, так что же между нами,
За руку взял: « Так говори…»

Ведь я сказал всего лишь только,
Отъезд отложим на три дня,
А ты в ответ довольно колко:
— Ты водишь за нос так меня.

— Так говорить имею право, —
И вспомнив всё из бывших ссор:
— Ты упрекал довольно здраво,
Меж нами разгорался спор.

Себя считаешь страшной жертвой,
Когда познал мою любовь,
Меня считаешь просто стервой,
А я смешала с тобой кровь.

Так это хуже, чем нечестный,
Ты — бессердечен и жесток,
«Гуляка» ты давно известный,
В тебе пророс такой порок.

— Границы есть всему терпенью, —
Он быстро руку отпустил;
И мыслей бурное теченье
В её головке породил.

«Он любит женщину другую,
Меж нами больше нет любви,
И жизнь дальнейшая — впустую,
Раз полюбить мы не смогли.

Как дальше быть и что же будет,
Куда же деться мне теперь?
Теперь весь свет её осудит,
Она, как загнанный тот зверь.

Все думы были о несчастье,
Её постигшем в связи с ним;
Ещё при родах мысль отчасти
Была наполнена одним:

Зачем терпеть таки(е) мученья,
Всего-то — легче умереть;
Вот и сейчас — рецепт леченья,
Лишь встретить смерть и не жалеть.

Она загладит все ненастья,
Весь смоет мой позор и стыд,
И даже те минуты счастья,
Что так ласкали весь наш быт».

Так сидя в кресле пред трельяжем,
Всё рассуждала о судьбе,
И на его шаги вся даже
Не обернулась и к мольбе.

— Чрез день поедем, дорогая,
На всё согласен я сейчас;
Своё всё тело «содрогая»,
Полились слёзы с её глаз.

— Нет, брось меня, уеду завтра,
На шее камень я твоей,
Я для тебя всего лишь жертва,
Есть кто-то, кто тебе родней.

— Да нет же, Анна, ты не права,
Не изменял я никогда,
В любви к тебе — другого нрава
Держался я теперь всегда.

Зачем нам мучиться обоим, —
В лице и нежность, и любовь,
Целуя руки: «Мы вместе стоим
Любовь всю возвратить нам вновь».

— С тобой всё спорим мы напрасно,
Развода нет — всё дело в том,
Но мы же, знаем всё прекрасно:
Любовь у нас — с тобой вдвоём.

Мгновенно нашей Анны ревность
Под эту музыку любви,
Вернулась как бы в страстну(ю) нежность,
Что раньше испытать смогли.

Объятья, страстны(е) поцелуи,
Взяла их в плен былая страсть,
И вместе так любовь «смакуя»,
Изжили ссор они напасть.

25

Казалось полным примиренье,
Отъезда дата решена,
К отъезду их приготовленье
Она уже начать должна.

Открыт сундук, вещей укладка
Шла полным ходом уж с утра,
Ах, как же было Анне сладко,
Что мирной жизнью жить пора.

Одетый явно для поездки,
Зашёл он, сообщить чтоб ей:
— Хотя дела с маман и вески,
Нашёл ответ проблемы всей.

Он счас же едет к своей маме
И все уладит с ней дела:
— Мы можем завтра ехать с Вами,—
Чтоб дольше Анна не ждала.

На дачу к маме вновь поездка
Опять напомнила лишь ей,
И вновь дала толчок для всплеска
Постылой ревности своей.

Родилась мысль в ней в тоже время:
«Устроить можно было так,
Чтоб срок отъезда — тяжко(е) бремя
Меня не тронул бы никак».

— Нет, я сама-то не успею,
А впрочем, делай, как хотел,
Мешать уже ни в чём не смею,
Что много, поняла я дел.

Расписку взять на телеграмму
Зашёл в столовую слуга:
— Не думал подвергать обману,
Но скрыть решил всё же пока.

Депеша та пришла от Стивы,
Не смог он получить развод,
Все мужа доводы лишь лживы,
Тебе ж — опять в душе разброд.

Еже дрожащими руками
Прочла там, что сказал он ей;
Считал Каренин дураками,
Развод «добыть» — всех тех людей.

— Уже сейчас мне безразлично,
Развод наш будет или нет,
Скрывать зачем же то, что лично,
Не нужен был такой ответ.

«Так может скрыть он и другое,
Скрывать, как Стива от жены,
И письма женщин, всё — любое,
Что для меня сейчас важны».

Он видел в ней недоуменье,
Пытался скрыть во благо ей,
Но вызвал только раздраженье,
Он думал, поступил умней.

Сменил он тему разговора,
Её отвлечь, пытаясь тем,
Но, кроме нового укора,
Её он разозлил совсем.

— Не знаю, как и почему же
Мне интересен так развод,
И всё, что надо знать о муже,
Даёт, чтоб скрыть тебе, пово;д.

Лишь потому, что мне не ясно,
Он пишет, что любой ценой
Добьётся он, но всё напрасно,
Муж полон ненависти твой.

Я думал, всё же будет лучше
И для тебя и для детей;
Она парировала тут же:
— Не нужно мне таких страстей.

Детей у нас уже не будет,
Тебе всё нужно для детей,
Твой пыл пусть бог чуть, чуть остудит,
Моё здоровье здесь важней.

Вопрос — иметь детей был спорный,
Детей лишь ставила в упрёк,
Что в этом деле он упорный,
Её красу он не берёг.

Но он настаивал повторно:
— Что всё лишь лучше для неё,
Поскольку ясно и бесспорно
Всё положение твоё.

В нём вся причина раздраженья,
И всё лишь только потому,
Твоя неясность положенья
Мешает в жизни нам всему.

— Как может быть она причиной,
Напротив, ясность здесь во всём,
Во власти я живу с мужчиной,
И с ним делю я этот дом.

— Конечно, я жалею очень,
Не хочешь ты меня понять,
Неясность вся в том, между прочим,
Меня свободным здесь считать.

— Но здесь ты можешь быть спокоен,— 
Пить начала она кофе;й,
Но взглядом был он удостоен,
И не был он уже нежней.

Его же взгляд во всём был ясен,
Ему противна поза вся,
А взгляд жестокостью был красен,
И он твердил: «Ты не моя».

И под влияньем раздраженья
Спокойной быть уж не могла,
Она продолжила сраженье,
«Зайдя с другого уж угла».

— Мне никакого интереса,
Мне совершенно всё равно,
Ради какого чёрта, беса
Женить желает мать давно.

Такая женщина без сердца,
Раз рушит счастье сына, честь,
В душе моей закрыта дверца,
А мне за сына эта месть.

— Тебя я попросил бы, Анна,
Не приплетать сюда маман,
Она мне мать на веки данна,
На веки уважать я дан.

Лицо при этом очень злое,
Вчерашний вспомнив мир с трудом,
И страстны ласки, и былое,
И сын покинутый, и дом.

— Не любишь мать, всё фразы только,—
И тоже ненависть в глазах:
— Ах, если так всё стало горько…
— Решилась я, коль не в ладах…

Явился Яшвин в это время,
За ним последовал Войтов,
И это дружеское племя,
Поток закрыло бранных слов.

Пред тем, как уезжать из дома,
Он вновь вошёл, взять аттестат,
Но души их объяла кома,
И вряд возможен ли возврат.

«Ни в чём пред нею не виновен,
Не знаю даже , что сказать,
А взгляд её настолько злобен,
Себя, как хочет наказать.

Лицо с дрожащими губами,
Увидев снова пред собой:
«Неужто кончено меж нами,
И это наш последний бой»?

Его пронзила к Анне жалость,
Сказать ей пару нежных слов,
В душе гнездилась уже вялость,
« С ней много наломал я дров».

Невольно ноги его сами
Несли уже из дома прочь:
«И жизнь течёт в какой-то драме,
У нас растёт и обща(я) дочь».

Провёл он целый день вне дома,
Вернулся поздно он домой,
Но всё ж по Анне жгла истома,
Ему ведь человек родной.

Явилась вдруг её служанка
Ему сказать таки(е) слова:
— К ней не входить, ей очень жалко,
Болит лишь сильно голова.

26

На этот раз серьёзна(я) ссора
Родила ненависть в «бойцах»,
Превысила значенье спора,
Прохлада веяла в сердцах.

Конечно, это охлажденье
Свалила просто на него,
Нашла тому же подтвержденье
Во взгляде Вронского всего.

Её он видел состоянье,
Как в комнату зашёл он к ней,
В лице написано отчаянье,
Но не было ему видней.

Прошёл он мимо, равнодушно,
Чем подтвердил лишь лишний раз,
Она ему уже не нужна,
Любви кончается рассказ.

И вывод, женщина другая
Его, конечно, уже ждёт,
А она — «жена родная»
С общей дочкой слёзы льёт.

В пылу такого раздраженья
Ещё придумала слова,
Уже могла без сожаленья
Ей «подарить» его злоба;.

«Я не держу Вас, Анна, боле,
Вы не хотите ждать развод,
Я Вашей подчиняюсь воле,
Вы мне «даруете» отвод.

Идти куда хотите — в праве,
Возможен к мужу Ваш возврат,
Не буду я искать управу,
К себе Вас возвратить назад.

Я даже помогу Вам в этом,
И, если надо, денег дам,
Чтоб не позорить Вас пред светом
«Семейный залечить наш шрам».

В головке явно воспалённой,
Его жестокие слова,
Держали Анну раздражённой,
Болела часто голова.

А вслед за мыслями такими
Неслись други(е) ему в упрёк,
В любви словами он благими
Вчера мне клялся даже впрок.

Весь день её прошёл в сомненье,
О том, всё кончено иль нет,
Надежда есть ли примиренья,
Ей надо знать такой ответ.

Она придумала уловку,
Сказать про головную боль,
И чрез служанку ту трактовку,
Чтоб знал, сыграть как эту роль.

«Если поверит в сообщенье,
Проведать просто не зайдёт,
Тогда и я приму решенье—
Терпеть не стану этот гнёт».

Случился худший из вариантов,
Поверил он — пошёл к себе,
Так значит кончено, нет шансов,
Такой и быть моей судьбе.

И смерть единственное средство
Любовь восстановить лишь к ней:
«Займусь вплотную этим «бегством»,
Оно, пожалуй, всех верней.

Отъезд в деревню — безразличен,
Иметь, иль не иметь развод,
Коль Вронский мой такой двуличен,
И жизнь моя пошла в разброд.

Принять осталось только «опий»,
Не дозу, а лишь склянку всю,
Чтоб так легко, без всяких «воплей»,
На веки я тогда усну.

Погрязнет граф мой весь в мученье,
И помнить будет обо мне,
Вся жизнь его пройдёт в крушенье,
Ему всё явится во сне.

Её хватил испуг мгновенный,
Как вдруг остаться без бытья,
И жизни импульс сокровенный
Дал силы снова для житья.

— Нет, нет, ведь умереть так просто,
А как же он, моя любовь?
Он тоже любит очень остро,
Жизнь надо на;чать с ним всю вновь.

И к жизни радость возвращенья
В слезах расплылась по щекам,
Отбросив все свои сомненья:
«Я просто жизнь так не отдам!»

Чтобы спастись от страха смерти,
Вошла поспешно в кабинет,
«Её преследовали черти»,
Ей нужен был лишь жизни свет.

Он крепким сном был успокоен,
Пронзила нежность душу ей,
Ей жизни смысл был вновь напоен,
К нему любовью всей своей.

Она же знала в то же время,
Проснулся если б он сейчас,
То испытала б тяжко(е) бремя,
Холодный взгляд без всех прикрас.

Взгляд, правотою упоённый;
Но прежде, чем его любить,
Всем доказать, он — побеждённый,
Он любит и готов с ней жить.

Не разбудив, к себе вернувшись,
Приняв повторно «опия»,
Тяжёлым сном к утру заснувши,
Тем успокоила себя.

А утром вспомнилась ей ссора,
Но ехать надо, нужен он,
Он нужен также и для спора,
Остался он, непобеждён.
 
Он был, конечно, в кабинете,
К нему шагая по пути,
В окно взглянув, а из кареты
Пыталась девица сойти.

Вот Вронский подошёл к карете,
Она дала ему пакет;
В лиловой шляпке, модной в свете…
У Анны вдруг померк и свет.

Туман, застлавший её душу,
Рассеяться никак не мог,
Он вызвал новую лишь стужу,
Подвёл всему он свой итог:

Её постигло униженье,
Жить в доме вместе с ним одним;
Своё чтоб объявить решенье,
Что жить не может боле с ним.

Поставить в жизни как бы точку,
Чтоб дать, в конце концов, ответ,
Себя чтоб защитить и дочку,
Войти решила в кабинет.

— Княжна Сорокина с мамашей
Курьером прибыли ко мне…
Под край наполненною чашей
Вскипело всё в её душе.

— Мне деньги привезли, бумаги…
А как сегодня голова? —
Не видя мрачной той отваги,
С которой Анна вдруг вошла.

Они взглянули друг на друга,
Был хмурый вид его лица,
Имела тот же вид подруга…
Письмо читал он до конца…

Ах так, вся вспыхнула, как спичка,
Пошла обратно не спеша,
Поймать хотел её, как птичку,
Уже в дверях ей бормоча:

— Уже мы завтра едем точно?
— Придётся ехать одному;
— Но ты сама сказала срочно…
— Вы, но не я — вторя ему.

— Но это просто невозможной
Мне жизнь становится давно…
— Раскаетесь в той жизни ложной,
Лишь на уме у Вас одно.

Её отчаянно(е) выраженье,
С которым сказаны слова,
Он понял, с ней «идёт сраженье»,
Но она в нём не права.

Какая может быть угроза,
Объят он раздраженьем вновь,
Она же просто стала в позу,
Себе и мне всё портит кровь.

Уже испробовал все меры,
Осталось только лишь одно,
Слова не принимать на веру,
Вниманья не придать на всё…

Потом уехал вновь по делу
И заодно к мамаше вновь,
Повсюду действовал он смело,
Раз у него ушла любовь.

27
 
— Уехал, кончено, мне страшно,—
Она стояла у окна,
Сейчас ей было очень важно,
Но здесь была она одна.

Ей надо объясниться снова,
Куда поехал, как вернуть?
Она вину признать готова,
Держать в деревню вместе путь.

О том написана записка,
Вдогонку послана за ним,
С известной даже долей риска,
Он мог остаться к ней глухим.

Чтоб как-то скоротать ей время,
Она пошла проведать дочь,
Но тяжко ожиданья бремя,
Похоже на бессонну(ю) ночь.

В конюшнях графа не застали,
К мамаше послан был курьер,
Но, всё же, точно и не знали
В какой он «забредёт вольер».

Решила ехать она к Долли,
Она — ей родственна(я) душа,
В душе чтоб заглушить все боли,
Чтоб злость на Вронского прошла.

28

Блестело всё на солнце майском,
На паре серых, на ходу,
В каком-то новом мире райском
Взирала уличну(ю) среду.

Прохожи(е), лавки, экипажи
Мелькали у неё в глазах,
И мысли, её чувства даже,
«Промылись» в пролитых слезах.

Не страшна была мысль о смерти,
И унижением полна,
Во всей московской круговерти
Она позиции сдала:

Себя признала виноватой,
Её простил за всё чтоб он,
Она раскаяньем объята:
— За что же мной он награждён?

Могу ведь жить я и без графа…
Но не дала себе ответ…
— Вину купить, как в виде штрафа,
У Долли я спрошу совет.

Обдумав всё, что скажет Долли,
Она вошла к Облонским в дом,
Но в нём «добавила» лишь боли,
Себя жалела всё потом.

Как раз гостила в доме Кити,
И встреча неизбежна с ней,
«Гнилыми» были все те нити,
Воспоминаний прошлых дней.

Она мешала разговору,
В неё ведь Вронский был влюблён,
Свою с ним рассказать им ссору,
Поступок был бы лишь смешон.

Им показать, что я несчастна,
Так рада будет Кити знать,
Что я над ним уже не властна
И не смогу женою стать.

Узнав, что прибыла вдруг гостья,
Не ждали сёстры Анну здесь,
Без всякой ду;рной этой злости
Приняла Кити эту весть.

Была смущённая борьбою,
Котора(я) шла в её душе,
Увидев Анну пред собою,
Давно забытую уже.

К ней относиться ли враждебно,
Иль снисходительною быть?
Но красота «сказала верно»:
«Давно пора вражду забыть».

— Нисколько я б не удивилась,
Вам встречи не желать со мной,
Вы, Кити, тоже изменились
С момента нашей встречи той.

На Кити Анин взгляд враждебный
Лишь жалость вызвал у неё,
Но Анин вид какой-то нервный
Навёл на скорбну(ю) мысль её:

«Что с Вронским жизнь не так удачна,
«Росли» проблемы бытия,
И видно было однозначно,
Что Анна вся уже не та».

Приличья ради и с улыбкой,
Воздав для Кити похвалу,
Она умело речью гибкой
Сменила тему на ходу:

— Проститься прибыла я, Долли,
В именье едем завтра мы;
«Сыграть» не удалось ей роли
Несчастной женской простоты.
 
— Она такая же красива,
Но что-то жалкое есть в ней;
— Мне кажется, и несчастлива,
Она чурается людей.

29

Её визит к любимой Долли
Добавил ей душевных мук,
К мученьям прежним новы(е) боли
Замкнули сей порочный круг.

Последней каплей — с Кити встреча
Была позорной для неё,
Душевны(е) чувства — все в увечье,
Как яд травили всё бытьё.

Назад домой, сидя в карете,
Бурлили мысли в голове:
— Как я могла несчастья эти,
Даже к Вронскому в злобе,

Нести на суд даже подруге,
Свои несчастия в семье,
Самой решать свои потуги,
Копаясь в собственном белье.

Случилось так, я очень рада,
Что не пришлось искать совет,
А что имела б я в награду,
Какой бы Долли дан ответ?

Она, конечно, будет рада,
Что я несчастная сейчас,
Несчастье служит мне «наградой»
За удовольствия, как раз.

Конечно, есть у Долли зависть,
Тем боле Кити здесь в гостях,
Моё несчастье — Кити кладезь,
Тем боле мы с ней не в друзьях.

Я боле, чем обыкновенно
Любезна к Костику была,
Могла влюбить в себя, наверно,
Влюбила, если б знала я,

Что с Вронским сложится так скверно…
Но зависть, ненависть ко мне
Её подстёгивают, верно,
И сплетни, что идут извне.

Меня безнравственной считает,
За то, что бросила семью,
Что дочь с любовником рожаю,
Несчастной видит жизнь свою:

Отбила жениха к тому же,
Красавца-графа увела,
И что ещё гораздо хуже,
Престиж ей в свете «сорвала».

На мыслях всех таких сумбурных
Она приехала домой,
И после всех скитаний бурных
Уже вся занялась собой.

Швейцар подал ей телеграмму:
«Приеду после десяти»,
А на записку, как ни странно,
Ответа ей и не найти.

В порыве взвинченности, гнева
Решила ехать и сама, —
Итог совместного «посева»,
Итог совместного житья.

Уехать с «проклятого плена»,
Уехать просто навсегда,
Житьё проходит в виде «тлена»
И не вернуться никогда.

Я люто ненавижу графа,
Ему я выскажу всё там,
Нагряну к ним я в виде «штрафа»,
Им вместе всем скандал «воздам».

Наверно, там с своей «Сорокой»,
С двумя мамашами они,
Их свадьбу обсуждают сроки
В ближайши(е) майские деньки.

Собрав на пару дней все вещи,
Велела ехать на вокзал,
Бредовы(е) мысли все, как клещи,
Страстей раздули их накал.

Что не вернётся, знала точно,
Но что и как  случится, где…
Нельзя предвидеть всё заочно,
Возможно, быть с ней и беде.

Потом поедет в другой город,
И там останется, но где?
Её объял какой-то холод,
Представить не могла себе.

30

И вот она уже в коляске
Несётся спешно на вокзал,
И снова мысли, мысли в связке,
«Весь ядом полон был бокал».

За всю короткую жизнь с графом
Пришлось ей дважды пить бокал,
«Шампанским сладким, затем с ядом»,
Судьбу такую бог ей дал.

«Так что искал во мне любовник?
Конечно, и была любовь,
Скорей всего, он, как поклонник
Красивых женщин, «пил их кровь».
Богат, красив собой, тщеславен,
Он в свете был одним из тех,
Кто должен в обществе быть славен,
Во всём иметь всегда успех.

Гордился он таким деяньем:
Увёл красавицу жену
У мужа с чином и влияньем,
Что было страшно самому.

Теперь прошло его влеченье,
Он взял с меня, что только мог,
Другие ищет увлеченья,
Со мной истёк любовный срок.

Быть честным хочет, тяготится
Моей разросшейся любви,
Развода ждёт, чтобы жениться,
Но притупился «вкус в крови».

Любовь моя к нему страстнее,
Его же — гаснет с каждым днём,
И жизнь становится страшнее,
А у меня — всё в нём одном.

Желаю полной я отдачи,
А он — во всём наоборот,
Навстречу шли до нашей связи,
А он — дал полный разворот.

Поведал мне, что я ревнива,
Причём бессмысленно, всегда,
Со мною жить невыносимо,
Что нас преследует беда.

Я не ревнива, недовольна…
Шальная мысль пронзила вдруг,
Мне на душе всегда лишь больно,
Её саму хватил испуг:

Его любить бы только ласки,
Любовницей мне только быть,
Надев лишь, притворившись маску,
Другой я не желаю слыть.

Ко мне тем вызвать отвращенье,
А злобу он родит во мне,
Невольно вспыхивает мщенье,
На этой жизненной волне.

Я знаю точно, что он честен,
Не склонен он и до измен,
И мне, конечно, это лестно,
Но много в нём и перемен.

Из долга добрым быть и нежным,
Такая жизнь мне не нужна,
Любовь должна быть столь безбрежной,
Она одна лишь мне важна.

Любовь — вся жизненна(я) основа,
И, если в жизни нет любви,
Ещё раз повторю я снова,
То «нет огня в твоей крови».

Меня давно уже не любит,
У нас не жизнь, а сущий ад,
Тем самым нас обоих губит,
Он от любви, как принял яд.

К примеру, чтоб мне быть счастливой,
Мне нужен сын, а с ним — развод,
Быть новым мужем столь любимой,
Чтоб видел весь кругом народ.

И вспомнив всё о бывшем муже,
Предстал пред нею, как живой,
Когда-то он был ей и нужен,
«Любовь была», он был родной.

«Родной» с потухшими глазами,
Ей писк его — невыносим,
И жилы с белыми руками,
Когда-то ею был любим.

Прошибла дрожь от отвращенья,
Серёжин вечный жив вопрос…
Изменит Кити отношенье,
Как прежде Вронский будет прост?

Друг другу делаем несчастье,
Как это верно — весь ответ,
И нет любви, и нет и счастья,
Померк мне этот «дивный свет».

Любила ль своего Серёжу?
Казалось, думала, люблю,
Случилось вдруг, и «на те боже»,
Любовь я к сыну отдаю.

Любви вся отдаюсь я новой,
Сменяла сына на любовь,
Но жизнь моя была суровой,
К несчастью — возвратилась вновь.

Куда, зачем эта поездка?
О ней забыла я совсем,
Боялась снова мыслей всплеска,
О тех же самых в жизни тем.

Здесь, сидя в зале ожиданья,
Опять припомнилось всё вновь,
Свои решенья, колебанья,
Какая в жизни есть любовь.

Опять надежда иль отчаянье
По всем «израненным» делам,
Её пленяли не раскаянья,
А весь позор и даже срам.

Как вдруг приедет к ним на дачу,
Врасплох застанет всех «врагов»,
Как жизнь могла бы быть иначе,
Иметь могла с ним общий кров.

31
 
Все мысли о своих мученьях
Её настигли и в пути,
Но как придумать положенье,
Чтоб от мучений тех уйти?

На то дан человеку разум,
Лишать себя всех беспокойств,
Уйти от всех несчастий разом,
Одно из верных его свойств.

Себя избавить от несчастий,
Из жизни просто так уйти,
А жить и быть к ним безучастной,
С такой жизнью — не по пути.

С свечой придумала сравненье,
Всегда ведь можно погасить,
Её не дожидаясь тленья,
Когда уж нечему светить.

Сойдя на станции ближайшей
К именью Вронских от неё,
Забыв о встрече предстоящей:
«Куда ж меня-то занесло»?

Хотела ехать она дальше;
Узнать — записку ль получил;
— Уехал он отсюда раньше,—
Так кучер Вронских сообщил.

Добавил он ещё при этом:
— Встречал Сорокину и дочь;
Записку передал с ответом:
— От графа, чтобы Вам помочь.

В записке тож, что в телеграмме:
«Я буду после десяти»,
Ах так, вскипела ярость в драме,
Обиду чтоб перенести:

«Себя я мучить не позволю,
Терплю лишения от Вас,
Теперь я вырвалась на волю,
Я накажу всех Вас сейчас».

Пошла неспешно по платформе,
Дошла до самого конца,
И сердце билось уж не в норме,
Как у спешащего гонца.

Вдруг Анне вспомнился тот случай,
Когда приехала в Москву,
День встречи с Вронским, невезучий,
Застрял прочно в её мозгу:

Какой-то служащий дороги
Попал под поезд невзначай,
«Теперь я подведу итоги,
Им будет месть за сей случай».

Спустившись к полотну дороги,
Как раз товарный поезд шёл,
Сумбурный мозг, а с ним и ноги
Её в загробный мир увёл.

Май 2011