Переулок Надсона

ПЕРЕУЛОК  НАДСОНА

Метель  кружит  и  скачет,  как  борзая,
и  труден  санный  путь  через  залив,
туда,  где  в  ночь  январскую  вмерзая,
уснул  Кронштадт,  от  холода  простыв.
Что  здесь  увидишь  в  пору  ледостава?..
Застывший  порт  сквозь  мёрзлое  окно…
Здесь  жизнь  течёт  по  зимнему  уставу,
и  нам  его  нарушить  не  дано.
Тень  старины,  –  пусть  это  пережиток,  –
ещё  хранят  кронштадтские  углы,
где  странно  дружат  с  зоркостью  зениток
петровских  пушек  грозные  стволы.
Пройдут  года,  и  мы  забудем  скоро,
от  совершенства  полного  устав,
смотря  на  профиль  гордого  линкора,
как  восхищал  нас  первый  пироскаф.
И  чрез  столетье  новые  поэты,
такие  прозорливые  подчас,
нам  не  дадут  на  многое  ответа,
что  сохранился  в  памяти  у  нас.
Вот  переулок,  где  бывал  я  лично
и  трогал  кисть  рябины  в  январе,
там  от  комхоза  новая  табличка
напомнит  нам  о  прожитой  поре.
Здесь  жил  поэт,  которого  когда-то
в  расцвете  сил  состарили  года,
он  был  чужих  страданий  соглядатай,
чужого  горя,  боли  и  стыда.
Он  угасал,  но  у  морозных  стёкол
стоял  часами,  юный  и  больной.
Мела  метель.  Извозчик  где-то  цокал.
Хозяин  дома  мирно  спал  с  женой.
Он  всё  стоял,  и  яркая  рябина
была  в  снегу,  как  пятна  на  лице,
а  мимо  шли  гулять  гардемарины,
и  барышни  смеялись  на  крыльце.
Он  угасал.  Но  жизнь  не  умирала.
И  обыватель  вздрагивать  отвык,
когда  наотмашь  били  адмиралы
своих  нерасторопных  вестовых.
Балы,  молебны,  музыки  раскаты,
и  каждый  день  на  Якорной  парад.
То  был  Кронштадт  годов  восьмидесятых,
сверкающий,  как  парусный  фрегат.
Здесь  жил  поэт.  Его  короткой  жизни
последний  отблеск  тихо  догорал.
Здесь  жил  поэт,  рыдавший  об  отчизне
и  воспевавший  правды  идеал.
Ещё  звучало  раненое  сердце,
он  прозябал  и  рвался  в  новый  мир,
и  с  отвращеньем  сбросил  офицерский,
шитьём  сверкавший  Павловский  мундир.
Здесь,  в  переулке  старого  Кронштадта,
где  крашенные  охрой  флигеля,
мы  слышим  песнь  годов  восьмидесятых
и  залп  стальных  орудий  корабля.
Что  говорить  –  не  всякому  поэту
дано  подняться  в  песнях  над  собой:
одним  мечты  и  горести  воспеты,
другой  словами  увлекает  в  бой.
Здесь  Надсон  жил… Я  вспомнил  об  Островском.
Однако  бросим!.. Каждому  своё.
Жива  тетрадь,  закапанная  воском,  –
почтим  поэта  мирное  жильё!..