Мотылек
детской ручки на правописании,
старика на завьюженной почте
(где-нибудь на конце мироздания)
когда пишет он в город послание
под диктовку старухи молящей.
Мол:болеем,звонили бы чаще.
Снег обрушил там часть сарая...
Твой спиральный полет изучая
(сумасшедший, но точный до странности)
прихожу,как в начало,к данности,
от которой(тому лет так восемь)
стало б стыдно(скомкать и бросить)!
Говорю:мы похожи и в этом
непрерывном движении к свету.
А порой в обоюдных потерях
(тут вся разница только в размере)
впрочем, смерть видит нас одинаково.
Там ожег,а тут скальпель над раковой...
Не хочу рассуждать о масштабах,
мы с тобою знакомы слабо,
да и в смысле(замечу я)некотором
принижать твою боль некорректно...
Ты мелькаешь во тьме белым росчерком
у вольфрама,в мигающем зареве,
как ошибся ты света источником
ты поймешь лишь в предутреннем мареве...
Лепестками оплыв голубыми,
с перламутрово-бледным отливом,
ты в предсмертной тоске свое имя
не заладишь(и это красиво!).
скажу больше в тебе благородства
чем во мне и,пожалуй,лишь в этом
мы теряем особое сходство
в непрерывном движении к свету.
Как снежинки твои собратья,
опадая на пол дощатый,
забирая с собою проклятья,
без вины, не виня виноватых,
уплывают легко,без оглядки
на свое турбулентное прошлое.
Возле чашки,в ее отпечатке,
под открыткою с белою лошадью.
Свидетельство о публикации №112071206036