Несси

     Когда она, еще совсем дитя, появилась в его доме, он был уже крепко в возрасте. Именно поэтому отношения между ними сразу же не заладились. Молодая, энергичная, она не могла взять в толк, как можно целыми днями пролеживать бока на диване, расставаясь с ним только для еды, прогулки и отправления естественных надобностей более интимного свойства. И она взялась за его воспитание, делая это со свойственным молодости максимализмом. Пройти мимо него было выше ее сил. Улучив момент, она либо отвешивала ему подзатыльник, либо дергала за ухо, или неожиданно усаживалась на него сверху, а когда он заполошно вскакивал, ее не было рядом и в помине.

     Будучи мужчиной, он никак не решался призвать ее к порядку, не говоря уже о том, чтобы элементарно дать сдачи. Конфликт поколений не мог не оставить следов на его психике, он стал нервным и вздрагивал даже от обыденных звуков. Дошло до того, что однажды она просто остановилась рядом и, даже не глядя в его сторону, выгнула спину и садистски-сладострастно потянулась. Он же, бедняга, истерично шарахнулся в угол дивана и долго там сидел, бдительно следя измученными глазами за ее эволюциями

     Но всякому терпению приходит конец, и мышь, загнанная в угол, превращается в тигра. Настал день, когда я, придя домой и привычно отметив у него на носу очередную царапину, увидел Агнессу не только изрядно потрепанной, но, в добавок, уродливо хромающей. Поэтому мной руководила не только мужская солидарность, когда я, выждав, чтобы никого рядом не было, подошел к нему и доверительно сказал: — «Молодец, старик! Так держать!».В ответ он тяжело вздохнул и молча посмотрел на меня тоскливым взглядом. Победа его явно не радовала.

     Стервой она была изрядной и, как все стервы, отлично знала себе цену. Тотальная независимость от всех и вся, экстремальная автономность поступков и взглядов, чувство собственного достоинства и превосходства над окружающими, возведенные в абсолют, до степени гомерической, были главными признаками этой стервозности. Смутить ее чем-нибудь было просто невозможно. Однажды я с кличем — «Мне в сортир по делу, срочно!» вломился в туалет, не заметив, что его только-что оккупировала Агнесса. Запираться же на защелку, понятно, не царское дело. Она уже присела по своим нуждам и, увидев меня, не вскочила, не заметалась, даже не изменила позу. Только выжидающе, в упор посмотрела. Это был взгляд застигнутой да! на унитазе, но! королевы. Диапазон — от злорадного любопытства — «Ну, что дальше, плейбой?», до пронизывающе ледяного — «Посмотрел? Теперь пошел вон, плебей!». Признаться, я не помню, как оказался за дверью. Однако была и у нее своя слабость. Она не позволяла никому не только прикасаться к себе, но и оказывать даже малейшие знаки расположения. Кроме меня. Нет, я не был ее слабостью. Она это делала, как я теперь понимаю, назло моей жене, то есть по причине все той же рафинированной стервозности.

     …Время от времени, она тайком прокрадывается ко мне в кабинет, томно вытягивается на диванчике и начинает требовательно и призывно буравить меня своими глазищами. Ничего не поделаешь, я встаю из-за рабочего стола ,  присаживаюсь рядом с ней и начинаю прелюдию, щекочу ей ушко, потом шею. Она переворачивается на спину, картинно и, вместе с тем, бесстыдно и не очень эстетично разводит в стороны ноги, моя ладонь ласкает ей грудь, живот, пальцы теребят воспаленные соски, в которых моментально возникает электричество. В воздухе начинает витать Эрос и тут она…засыпает. Через две-три минуты в ее хорошенькой головке что-то щелкает, она просыпается и, не обращая на меня внимания, молнией слетает с дивана и исчезает в соседней комнате. Я остаюсь один с пульсирующими пальцами, запахом ее тела, чувствуя себя грязным совратителем-прелюбодеем и в совершенно нерабочем состоянии.
     Однажды мы увлеклись настолько, что жена нас все-таки застукала. Ей хватило мудрости и такта не делать далеко идущих выводов, хотя во взгляде у нее явственно читалось ревнивое: « Я тоже так хочу!».Агнесса же и в этой семисмысленной ситуации продемонстрировала свою самость. Презрительно зевнув, высокомерно вздернув подбородок и оттопырив посексуальнее зад, она царственно продефилировала мимо жены, как мимо пустого места,  и,  в то же время, нарочито задев ее боком.

     Потом это произошло, удивительное и, в месте с тем, банальное, как сама жизнь. Я увидел их спящими в объятиях друг у друга. Сладко посапывая в унисон, они лежали на боку бутербродиком. Он,  уютно уткнувшись носом в нежный изгиб ее шейки; она, доверчиво и эротично закинув на него ножку. Я на цыпочках прокрался мимо, но остаться незамеченным мне не удалось. Выглянув из кухни, чтобы полюбоваться на них еще раз, я увидел его уже лежащим в одиночестве с, делано отсутствующим, взглядом, а ее уже в другом углу комнаты, спешно приводящей себя в порядок. Оба скрывали смущение. « Да ладно, ребята, чего там! Извините, что разбудил»-сказал я, виновато глядя в пространство между ними, испытывая при этом и дискомфорт и душевное тепло.

     Женщина, как известно, взрослеет раньше, поэтому разница в возрасте между ними со временем перестала бросаться в глаза, хотя, конечно же, никуда не исчезла. Иногда они спали вместе, но с высокой степенью вероятности могу утверждать, что секса между ними не было. Правда иногда казалось, что он не отказался бы, если бы она уступила. Их отношения трансформировались в сдержанно-нежные, платонические, а с ее стороны приобрели еще и характер покровительских. Она начала смотреть на него со снисходительным терпением матери к своему великовозрастному и непутевому чаду. Вобщем, так, как большинство женщин смотрит на большинство мужчин. Именно такой материнский взгляд супруги я частенько ловлю на себе.

     Жизнь и смерть — это возрастное. И у жизни и у смерти есть причина. Иногда эта причина бывает уважительной. Все заканчивается и однажды, как говорится, после тяжелой и продолжительной его не стало. Отреагировала она внешне очень спокойно и даже не поехала на похороны. Но, когда, проводив его в лучший мир, я вернулся с кладбища, то застал ее лежащей на его любимом диванчике. Она пролежала на нем несколько дней, не реагируя на окружающих и на еду, не вставая даже в туалет.

     …Я любил наблюдать за ним во время прогулки. Годами устоявшийся маршрут, тротуары, здания, деревья, прохожие, ритуальные лобызания со знакомыми и…цветы. Он их обожал. Вот он склоняется над ромашкой, проникшей сквозь палисадник, шумно втягивает в себя воздух, задерживает его и от наслаждения закатывает глаза. Потом от избытка чувств лижет ее и, воровато оглянувшись, откусывает пару лепестков. И, наконец, совершенно потеряв голову, приняв неловкую и совершенно не мужскую позу, поливает цветок горячей, ароматной, радостной струей мочи. Потом снова нюхает и, удовлетворенно кивнув головой, спешит к следующему пункту отправления.
     Эстет и гурман, с внутренним миром, раздираемым постоянными войнами, с решительно и бескомпромисно трусоватым характером, но заслуживший, тем не менее, право смотреть на жизнь и смерть грустно и иронично, в моих воспоминаниях он спешит дальше, расталкивая нахальными локтями траву, которая вымахала этим летом в половину его роста, а его душа в это время пасется на иных неземных пастбищах, усердно орошая другие заоблачные ромашки. Иногда эта душа спускается на землю, навещая нас в наших снах, чтобы отдохнуть самой и чтобы помочь нам переправиться на ту сторону ночи.

     Его давно уже нет с нами,  и мы живем втроем: я, жена и Агнесса. За эти годы она успела побывать замужем, родить и воспитать детей. Но даже это не смягчило ее характер, она по-прежнему  холодна и высокомерна,  и мне часто думается, вспоминает ли она о нем. Я однажды тайком сфотографировал их, спящих в обнимку, и недавно показал ей снимок. Раньше она его не видела. Токи, возникшие в ее памяти при виде фотографии, казалось, были настолько ничтожны, что не вызвали ничего, кроме равнодушно-деликатного зевка в сторону. Однако  ночью я проснулся от знакомого похрапывания, которое во сне обычно издавал он. Храпела Агнесса, которая до этого спала совершенно бесшумно. Наверное, в эту ночь ей снился он, Мулат, кривоногая беспородная собачка, прожившая свою собачью жизнь, не уронив своего собачьего достоинства.

     А она в детстве действительно оправдывала свое старомодное имя Агнесса, («овечка» с латинского). Это потом она превратилась в надменноголового сфинкса, стерву с вертикальными обоюдоострыми зрачками и таким же характером, которую стали звать именем мезозойского чудовища Несси, сохранившегося, говорят, в Шотландии. Она живет рядом с нами, под одной крышей и в то же время очень далеко, где-то там, в своей непостижимой кошачьей ипостаси.


P.S. «…Домашний дух иль божество,               
Всех судит этот идол вещий,               
и кажется, что наши вещи    
хозяйство личное его.

Его зрачков огонь зеленый
моим сознаньем овладел,
я отвернуться захотел,
но замечаю удивленно,
 
что сам вовнутрь себя глядел,
что в пристальности глаз зеркальных,
опаловых и вертикальных,
читаю собственный удел.» -

- «Les fleurs du mall», Charles Baudelaire.