А всё-таки ОНА есть

В спящей тишине города идёт упруго и торопливо постукивая каблучками по вычищенному от снега асфальту Невского проспекта не просто молодая, яркая женщина в полном расцвете двадцати семи лет, идёт с работы Музыкальный Редактор  Ленинградского Радио.
Бодрый мартовский холодок радостью вливается в дыхание. Весна ещё только в его аромате и в сердечном пульсе: «Всё хо-ро-шо, всё хо-ро-шо…» О! действительно всё хорошо, даже в последний трамвай ещё можно попасть.
 
"Граждане! При артобстреле эта
сторона улицы наиболее опасна!"

Всегда морозом застывает в душе эта надпись на стенах города. Папа, папочка, он был осторожен. Он не ходил по этой наиболее опасной стороне улиц. Он вообще редко возвращался домой, идти ведь через весь город, вот и ночевал где-то прямо на службе. А она с матерью прожили все тревожные годы войны в Алма-Ате у добрейшего дяди Оси, в тепле и уюте хорошо устроенного дома, в заботе и холе гостеприимных хозяев. Мамина старшая сестра удачно вышла замуж за чудесного Осипа, и вскоре уехала с ним в расцветающий город легендарного Семиречья, откуда на все праздники ещё до войны присылались ароматнейшие посылки с яблоками и сушёными дынями, алычой. Вот туда и отправил их отец, а сам всю блокаду на Кировском заводе проработал. Чудом выжил, все четыре года храня в кулёчке 100 грамм её любимых шоколадных конфет, ей берёг. Хоть плачь, хоть смейся.
Ей, никакого голода и холода в благословенном сытом краю не знавшей, он берёг эти конфеты, падая от слабости на заледенелых улицах. Любил её безмерно. Как им повезло снова обнять его, вернувшись в город после войны. Всё это позади.
Позади и уморительное замужество с Васей. Бедняга, как ни старался, ничего не вышло из его авантюр. Вспомнить смешно – ходил за ней, ходил, ухаживал-уламывал, маме на радость. Мать-то счастлива была бы выдать единственную дочку за такого жениха. Он и высок и  красив, старше  её в два раза и в свои 34 уже видный журналист, не хлюст какой-нибудь. Солидный человек, да ещё и русский - гегемон. Значит не будет вечно под дамокловым мечом пятой графы её Лялечка.
А эта дурочка капризится. Не мил он ей, видите ли.
С отчаяния неудачливый ухажёр заманил свою желанную расписаться на спор. Знал, что азартная и заядлая спорщица ни в чём спуску не даст. Ну, пошли, по дороге на рынок расписались в местном ЗАГСе, и получили свидетельство  о браке, в которое Ляля на рынке селёдку завернула. Принесли продукты домой, мама селёдку развернула...,и давай дочку этой селёдкой гонять. А та только хохочет:
- « Да мы просто поспорили, на спор расписались».
- «Ах, на спор!» Так вот иди из дома к мужу и живи как жене положено»
Да всё равно из этого никакой семьи не получилось. На Васю она и внимания не обращала, он спился потом.

    Она ушла, стала свободной, самостоятельной женщиной, искала свою любовь.
Был один такой, слово скажет, прикоснётся, а у неё ноги подкашиваются. Но, женат был и дети уже у них были. Раз пришёл, в комнату ломиться начал. Она двери держит, пытается ключ в замке повернуть, а слабость такая от его шёпота, что всю жаром обваривает и ноги не держат.  Так по сию пору и вспомнить его боится - а вдруг прорвёт плотину, бросит она всё, и кинется ему на шею. Хоть он, быть может уже и забыл её давно…
Что делать, годы идут, а вот ничей голос не завораживает, ни к кому на шею больше кинуться не тянет. Материнский гнев то и дело её настигал и предостерегал, что поплатиться она за вольную жизнь всякими наказаниями.
Ничего она не боялась, а наказание всё-таки было – не могла  ребёнка выносить, почки отказывали после болезни в ранней юности.  Врачи так и сказали: беременеть нельзя.
А ей ребёнок, даже не возлюбленный, а ребёнок часто снится. Как держит она его на руках, сердце тает и радость в нём такая, что словами не сказать.
Все её подруги под руку толкают – замуж пора, замуж пора. А что замуж, если детей у неё не будет. Но не хотелось всё же и одной оставаться. Стали друзья искать ей подходящую партию. Друзей много, хорошие друзья, настоящие. Нашли-таки! И вот уж несколько раз срывалось их знакомство, а ведь так трудно было их встречу устроить. Её друзья имели знакомых, чьи приятели пытались помочь своему другу, оставшемуся вдовцом с двумя сынишками на руках, найти жену и мать осиротевшим детям. Невест у него пруд-пруди, да в матери к мальчишкам что-то никто не спешит. Один из них уже в садик ходит, пять лет ему, а другой ещё грудничок. Вот при мысли о Нём сердце замирало, неужели …?
Назначались встречи и раз, и другой, и все они не состоялись по разным причинам… не судьба, видно.
Мать, правда, категорически против  – какой-то нищий музыкантишко. Живёт у своей семейной сестры, там же и мать их, и все в одной комнате в коммуналке. Цыганский табор какой-то, тьфу!
Да они с матерью ещё ни разу ни в чём не согласились. Трудно с ней ладить. Как отцу это вот уж скоро тридцать лет удаётся?
Очнулась от задумчивости - холод стал пробирать, ветерок поднялся, а двери вагона открыты. Что-то долго трамвай тут стоит, вожатая не то что-то  чинит, не то чего-то ждёт.
Ну, вот, кажется, сейчас двери захлопнет наконец-то и.… 
И на последнюю площадку в последнюю секунду успевает впрыгнуть какой-то очень поздний пассажир со скрипичным футляром в руках. Наверно  после поздней записи в студии на радио, оно ж тут в двадцати шагах.
Пустой третий вагон в составе, такая поздняя ночь, что уж скорее раннее утро и она одна в углу на задней скамейке. Кому, какие мысли в такую минуту могут прийти в голову, а ей пришло…
-«Слушайте, а Вы не такой-то, такой-то?» - долгий взаимный взгляд друг в друга.
-«А Вы не такая-то, такая-то?» Не сговариваясь выпрыгнули из вагона и всю оставшуюся звенящую мартовскую ночь, всё морозное мартовское утро они шли сквозь весений город к нему домой, забрав по дороге из садика старшего сына. Мальчик всю дорогу держался за её руку и уже дома, посмотрев в глаза спросил: "А ты пойдёшь к нам в мамы?"
Вот так тоже иногда начинается счастливая, любовная семейная жизнь.