Год С. Я. Маршака. Он слышал, как думают люди

Заголовок этой публикации, как и сама публикация, которую мне редакция не заказывала, возникли спонтанно. Довелось помогать близкому мне человеку, педагогу по профессии, подкорректировать выступление по новациям преподавания русского языка и литературы в начальных и средних классах. И во всех учебниках то и дело попадалась фамилия С.Я.Маршака. Порой, забывая о практической цели, читал и перечитывал его. Как-то само собой вспомнились выученные наизусть его стихи в раннем детстве. Возможно, конечно, что я тем впечатлениям детским придал некоторую взрослость, возможно, но и выдумать их сейчас от и до я не мог, стало быть, эти впечатления и ощущения, действительно, состоялись во мне тогда…

Тогда, когда ты еще толком разговаривать-то не научился, а уже знаешь почти наизусть «Жил человек рассеянный на улице Бассейной». Знаешь почти наизусть потому, что так легко запоминается. И не только запоминается, но и дает сразу легкое движение твоей детской мысли. Ты еще чист сердцем, ты еще не склонен, как порой делают это сами взрослые, осуждать и злорадствовать по поводу недостатков, оплошностей и чудачества других людей.

Да, ты уже освоил жанр дразнилок с их чаще всего рифмованными окончаниями, с легкими зачатками зла, которое еще никак не задевает твое детское сердечко. Вот тебе, играющему с девочкой, крикнул кто-то: «Тили-тили тесто, жених и невеста». А вскоре крикнувший дразнилку, приближаясь кругами, уже с вами, и игра становится втроем только веселее, потому что незнакомо чувство ревности, а до знакомства с роковым любовным треугольником еще с добрый десяток лет, а то и больше. И если ты и засмеялся над рассеянным дядей, то тут же готов ему мчаться на помощь, чтобы сказать: «Ой, ну нельзя же, нельзя вместо шляпы на ходу надевать сковороду».

Вспомнилось обращение к Маршаку и в пору взрослой жизни. В пору, когда тебя, как и в юности, все еще может настичь неразделенная любовь. Или того хуже настичь одна из горьких всех потерь того же рода – стать покинутым, разлюбленным. И все это почему-то тогда так случилось, так совпало с другими житейскими, профессиональными и творческими невзгодами. А может быть, и не совпало, а привело в то состояние, когда помимо твоей воли все так и валится из рук, так и валится. Вот тогда как самое спасительное, из множества-множества того, что знал наизусть из любовной лирики, предпочел лишь сонет 90-й Вильяма Шекспира и из него же другие переводы Маршака. Особенно вот эти две строчки: «Будь самой горькой из моих потерь, / Но только не последней каплей горя!» Наверное, потому, что в этих строчках для меня мерцала еще надежда, что этой последней капли горя все-таки не будет.

Теперь-то я улыбаюсь, вспоминая ту горячку с ознобом. А тогда мне было не до смеха, и я спасался Маршаком, с его помощью «читая Шекспира как поэта родного», страстно заклиная и заклиная, не задумываясь, что не буду услышанным:

    И если скорбь дано
    мне превозмочь,
    Не наноси удара из засады.
    Пусть бурная
    не разразится ночь
    Дождливым утром – утром
    без отрады.
    Оставь меня, но
    не в последний миг,
    Когда от мелких бед я ослабею.

Что тогда, что тогда… Маршак остается Маршаком! Зацепило и сейчас, когда прочитывал его в школьных учебниках…

За окном начиналась весна.

У самого в эту весну не все ладно было, и шла для меня весна заботы нашей, весна тревоги нашей. И вот на какое-то время Маршак дал мне забыться, напомнив своей «Весенней песенкой», что сама по своей сущности весна не такая, а светлая, лучистая, оптимистическая, и, быть может, все обойдется. Ведь –

    Облака бегут скорей,
    Небо стало выше,
    Зачирикал воробей
    Веселей на крыше.
    Все чернее
    с каждым днем
    Стежки и дорожки.
    И на вербе серебром
    Светятся сережки.

И так дохнуло терпким свежим запахом верб, таким блеснуло бело-серебристым светом ее раскрытых почек, такой надеждой осенило, что вздохнул легко и надежно: а вдруг да все и наладится для меня… И потянулся я за томом Маршака из серии «Библиотека мировой литературы для детей», затем поискал еще кое-что на своей же книжной полке. И пошли открытия за открытиями…

Оказывается, Самуилу Яковлевичу Маршаку в этом году исполняется 125 лет со дня рождения. Радостно подумалось, что такой юбилей обязательно отметит просвещенная (в том просвещении есть и заслуга самого Маршака), современная Россия. И особенно мы, воронежцы.

Не то чтобы об этой особенности я не знал, просто освежило в памяти, что Самуил Яковлевич Маршак – наш знаменитый земляк! Ведь он родился в Воронеже, детство, отрочество и начало юности прожиты юбиляром в воронежском милом городке Острогожске.

Конечно, Маршак мог родиться и в другом месте России, его так же читали и любили бы дети и взрослые, как в прежние времена – так и в сегодняшнее время с его всех и вся привлекающим Интернетом. Но ревниво и «местечково» казалось мне, что случись это не в воронежском крае, то это был бы другой литератор Маршак.

Конечно, сам он так прямолинейно не думал, но и не отрицал того благотворного влияния, которое снизошло на него в Острогожске в детстве и юности: влияние разговорной речи с ее живым сцеплением русских и украинских слов, устного народного творчества, что зовется фольклором.

Об этом угадывается в страницах воспоминаний «В начале жизни» с чистосердечным пояснением автора: «В этих записках о моем детстве и ранней юности нет вымысла, но есть доля обобщения, без которого нельзя рассказать обо многих днях в немногих словах…» И затем на эту чистую пору жизни в воронежском провинциальном городке Острогожске матрицей ляжет приобщение к российской и мировой культуре. Учеба в одной из лучших гимназий Петербурга, чему он будет обязан знаменитому литературному критику В. Стасову, проникшемуся судьбой одаренного провинциального юноши, продолжится у молодого поэта в Англии – в политехникуме и в Лондонском университете.

Свое возвращение в Россию в 1914 году Маршак знаменует публикациями своих переводов в журналах «Северные записки» и «Русская мысль».

Оказывается, Маршак не только писал для детей. Он и практически работал над возвращением детям радости детства. С начала 1920-х годов Маршак участвовал в организации детских домов в Краснодаре, создал там детский театр, в котором и начиналось его творчество как детского писателя. В 1923 году, вернувшись в Петроград, Маршак пишет свои первые оригинальные сказки в стихах: «Сказка о глупом мышонке», «Пожар», переводит с английского детские народные песенки.

Здесь, в Петрограде, начнется развиваться главная творческая сущность таланта Маршака – слышать, как думают люди, о чем он, осознав, через годы сам признательно скажет в Москве:

    В столичном
    немолкнущем гуде,
    Подобно падению вод,
    Я слышу, как думают люди,
    Идущие взад и вперед.

Он слышал, как думают люди на родной московской улице имени Чкалова, где жил и по которой делал короткие пешеходные прогулки.

Он слышал, как думают люди, и тогда, когда, борясь с тяжелыми недугами, запертый болезнью в четырех стенах, почти лишенный воздуха, поглядывая лишь на открытые форточки окон, зримо представляя как по улице Чкалова –

    Проходит народ молчаливый,
    Но даже сквозь уличный шум
    Я слышу приливы, отливы,
    Весь мир обнимающих дум.

Он слышал, как думают люди всех возрастов. Особенно знал, как думают дети. Вот почему суррогаты поэзии и прозы, которые подсовывали в круг детского чтения неумелые или недобросовестные авторы, буквально приводили в ярость Маршака, в жизни обычно такого сдержанного, мягкого, интеллигентного.

Однажды, отложив в сторону кем-то рекомендованный сборник детского поэта, Маршак раздраженно сказал:

– Говорящий рот! Слова – без эмоций, речь – без интонации. Никаких красок и оттенков, никаких грудных звуков. Ничего! А ведь подумать только, с каким талантливым возрастом автор имеет дело!

И развивая свою любимую мысль, он продолжил:

– В детской поэзии всегда чувствуешь, кто по-настоящему радуется, сочиняет стихи, а кто искусственно взбадривается. Поверьте, голубчик, ребенок умеет отличить неподдельную радость и веселье от дешевого эстрадного запала.

Возьму на себя смелость сказать, что сознательно или подсознательно, но над Маршаком властвовала евангельская заповедь: «Будьте, как дети». Во всем и всегда, сколько бы он ни писал для детей. А без этого состояния детства, не уходящего от него самого, состояния детской непосредственности, детской чистоты и наивности и одновременно потаенной мудрости, как бы так мог он написать для детей, говорить на их языке, как?

Горький когда-то назвал Маршака «основоположником и знатоком детской литературы у нас». Маршак был ее организатором, наставником молодых, автором все новых превосходных стихов для детей, сохраняющих живость, непосредственность и столь необходимое ребенку веселое озорство. И когда Маршака не стало, как же заметно стало отсутствие «маршала детской литературы», как образно называли Самуила Яковлевича Маршака.

Помнится, как лет шесть назад русская литературная общественность, обеспокоенная тем, что при росте объема продаж детских книжек, лишь четверть приходится на долю российских писателей и поэтов, начала широкую дискуссию «Где найти нового Маршака?» В юбилейный год есть справедливая необходимость вспомнить и о других гранях творчества Маршака, которые оказались (а как им было не оказаться?!) за фасадом славы замечательного детского поэта и талантливого переводчика.

«Бьемся мы здорово, рубим отчаянно, - внуки Суворова, дети Чапаева». Едва ли не самый первый плакат военной поры, лаконичный, как пословица, напоминающий удалую солдатскую песню. Он встречал призывника на сборном пункте и напутствовал на перронах, перед посадкой в воинские эшелоны. Эти плакатные строки по-своему оперативно дополняли призывную, все заполняющую, песню «Вставай, страна огромная!».

И лирику Маршака (сужу по себе) мы меньше знаем, или почти не знаем, по сравнению с детскими стихами, пьесами, с переводами Шекспира, Бернса, Блейка….

Лишь объем публикации удерживает меня от бесконечного цитирования строк стихотворений лирики Маршака. Лирики, которая есть по мудрости мыслей, обобщениям философской, а по доступности понимания ее, просто лирикой… «Весь мой мир – как на ладони, / Но мне обратно не идти, / Еще я с вами, но в вагоне, / Еще я дома, но в пути».

Незадолго до смерти Маршак написал прекрасную лирическую эпиграмму на себя для всех: «Немало книжек выпущено мной, / Но все они умчались точно птицы. / А я остался автором одной, / Последней, недописанной страницы».

Эта удивительная целеустремленность непременно дописать недописанную страницу, целеустремленность, помноженная на ответственность перед читателями всех возрастов, поразит, надеюсь, не только меня, но и всех, кто почитает воспоминания современников Маршака. Он мог бы и позволить себе отдохнуть и потому, что так много потрудился в литературе, и потому, что страдал изнурительной болезнью… Книги-птицы огромными стаями прилетели к детям и взрослым, одинаково радуя всех.

Борясь с тяжелым недугом, в ответ на постоянные просьбы по телефону он все-таки ехал встретиться с юными читателями, и это помимо выступлений в других аудиториях, на общественных мероприятиях! Он жил просто и буднично, и одновременно, не осознавая в себе этого, величаво, торжественно, подавая пример неустанного, упорного, подвижнического служения литературе.

От него самого молодые поэты и писатели чаще всего слышали: «Вы только не ленитесь, голубчик, берите пример с меня». Да, он мог так сказать, потому что ощущал себя вечным тружеником, рабочим человеком с чертами старого мастера. Мастера, работоспособность которого с годами не ослабевает. Маршак не раз говорил друзьям, что больше всего сделал между 50 и 75 годами. Переводы баллад и песен Бернса, сонетов Шекспира, лирические эпиграммы, статьи о поэтическом мастерстве – все это относилось к последним десятилетиям его жизни.

Любопытную работу проделал однажды поэт Валентин Берестов, сравнив множество черновых вариантов перевода 90-го сонета Шекспира. Но если один сонет потребовал от Маршака такого труда, сколько же усилий было приложено для перевода всех 154 сонетов!

Вот же, оказывается, каким Маршак был и есть. А он, слава богу, есть, поскольку «поэты умирают в небесах», а на земле они вечно живы – ведь они оставляют нам, живущим…

Когда-то я шептал горячими губами в пространство: «Молю тебя в тишайшей тишине… / Весенней ночью думай обо мне, / И летней ночью думай обо мне, / Осенней ночью думай обо мне, / И зимней ночью думай обо мне. / Пусть день перевернет все кверху дном… / О чем угодно можно думать днем, / Но ночью только обо мне одном…»

И – успокаивало… Тогда благодарно думалось… Сейчас – осознанно: как хорошо, что 125 лет назад родился Маршак… В Воронеже!

Александр ВЫСОТИН

г.Воронеж

Источник: газета «Воронежская неделя» № 26 (2063), 27.06.2012г.