Сегодня три года, как тебя нет...

            Моему главному мужчине.

                Моему отцу…
                Люблю бесконечно за отвагу и мудрость...



                "Прими, Господь, в свои объятья
                И ласкою своей не обдели
                За те, что выпали ему страданья,
                Своей Любовью надели".


Что нам осталось? Только память. Я помню тебя своим сердцем , а ты помнишь меня своей душой, ибо я ещё здесь, а ты уже там.



Когда держишь тяжёлый кубок, то невольно расплёскиваешь вино, что в нём. Так и жизнь твоя расплескалась, отдавая всё лучшее другим и мне.
Ты не познал книжной премудрости, но, познавая все горести и лишения жизни, твоя мудрость имела столь крепкий фундамент опыта, что величие её силы всегда захватывало и покоряло меня. Ты прошёл всю войну, ты видел смерть, ты не щадил врага, но всегда говорил мне, что нет ничего важнее, чем рождение новой жизни.
Между нами не было недопонимания и лжи. Эти паразиты не населяли нашу жизнь, ибо мы обладали абсолютной душевной связью. Ты стремился дать мне совершенное воспитание, ты учил, что нужно стремиться к более сложному, не гнуться перед трудностями, не допускать обмана, потому как даже очень хорошие тайны в конце концов становятся явью.
Но жизнь - наш злейший враг, иногда она заставляет нас делать то, что мы не приемлим вовсе. Пришлось и нам с тобой пройти той дорогой, что выложила судьба. Наступил момент, когда обстоятельства окружили нас тесным кольцом и не дали даже малой толики выбора отказа от обмана. Мы подчинились силе происходящего и одели на себя маски обоюдного обмана, оберегая друг друга от истины, которая несла огромную боль нашим душам. Но я благодарна тебе и сейчас за то, что тогда ты вселял в меня надежду. Знаю, сейчас с небес ты смотришь на меня с такой же благодарностью.



Это было, как гром - ты заболел. Нельзя было ничего изменить, это случилось.Болезнь свалилась тяжёлым камнем неведомо откуда, и он давил нас, и не было возможности сбросить его. Нам оставалось лишь терпеть его невыносимое давление. Мы же просто были обыкновенные люди. О, как я тогда зависела от знаний, данных тобою мне. Отец мой, в тот момент мы стали с тобой единым организмом. Только ты обессиленно лежал, а я была твоим движением. Я стала той собакой, что так предана своему хозяину, стала поводырём в твоём мире, который сужался и затухал. И не было другого пути.
Ты не видел тогда моих слёз, ведь ты учил меня быть сильной, как мужчина. Я не стала трусом, ведь ты учил меня другому. Со всей своей возможной смелостью я приняла тот удар, всей моей целью стало - поднять тебя на ноги, вернуть тебе радость жизни. Мы разрывали замкнутое пространство, но его сила была больше нашей.
И пришёл главный хищник - время. День за днём он пожирал свет твоей жизни.
Мою голову переполняли тревожные мысли. И каким напрасным становилось ожидание
вознаграждения за мои усилия, ожидание твоего выздоровления.
Этот противник был сильнее меня и тебя, и любые действия против него были тщетны.
Когда ты, вовсе измученный болью, молил Бога о смерти, я кричала тебе: "Не смей, ты победишь, ведь ты солдат, ты слышишь, ты выздоровеешь"!
Ты выдавливал улыбку и, пытаясь браво ответить, вторил мне: "Да, доця, не переживай, тоби не нужно волноваться, усё наладится".
Я делала тебе обезболивающий укол, ты затихал и забывался коротким сном.
Так длилось мучительно долго и не было никакого просвета, я уже знала, каким будет итог.И в те редкие часы, когда ты здраво мыслил и мог слышать меня, я, зажав свою боль тисками, говорила тебе, что это просто кризис, и очень скоро ты будешь здоров, и наберём мы ещё с тобой высоту, так же, как ты это делал во время войны на "ИЛ-2" и косил вражеских мессершмитов, и будет победа за нами.
"Да, доця, всё будет хорошо, я чувствую, не переживай" - так успокаивал ты меня.
Но настала та - последняя - ночь... Даже у агонии есть предел. Воздух, пропитанный лекарством наполнил меня непонимаем происходящего. Впервые за долгое время болезни, ты попросил сам у меня клубники и пить. Я на миг поверила, что может врачи ошиблись, и вот тот момент, которого мы так долго ждали. Ты выздоравливаешь наконец! Бог услышал мои молитвы. Да, мыслям подвласны любые фантазии. Но я не оценила возможности своего врага - твоей болезни.
Ты съел клубнику с аппетитом, выпил воду и, поразмыслив, взял мою руку и сказал: "Помни, самое главное - уметь прощать, а особенно прощать себя".
Эффект неожиданности был сильным. Я растерялась и не знала, что тебе ответить. Пока я пыталась собрать свои мысли, ты сложил руки на груди, закрыл глаза и всё! ВСЁ! НЕНАВИЖУ ЭТОТ МОМЕНТ!
... Тебя не стало.

Как просто врывается горе в дом, ему не мешают замки и двери...


О, Бог вездесущий и всемогущий, ты везде можешь делать всё, и в ту ночь ты даже мог создать мир, где тебя не было, и где ты не мог изменить ничего, чтоб продлить жизнь моему Отцу.


Отец мой, мне до сих пор тебя не хватает, ты давал мне то тепло, что было для меня источником жизни. Мне без тебя холодно. Согреюсь ли я когда?
Бывает, я достаю твои ордена, медали, подолгу рассматриваю их и чувствую, что от них идёт тепло, твоё тепло, тогда я знаю, что всё в этом мире не зря.

Я пишу сейчас о тебе, и ты живёшь в моём рассказе, и всегда будешь жить в нём. И лишь сейчас я поняла твои слова о прощении других и себя. Этими словами ты разорвал порочный круг нашего обоюдного обмана, в который окунула нас твоя болезнь. Зная злую правду, мы убеждали себя в добром исходе.
Я простила себя за то, что обманывала тем, что ты поправишься. Знаю, и ты простил. Мотивация того обмана оправдана моей любовью к тебе.


Нам осталась с тобой память, только память.

Так пусть же земля, за которую ты воевал, будет тебе пухом, а солнечный луч всегда освещает место, где покоишься ты, и не упадёт туда моя слеза, ибо тогда ты потеряешь покой.

Что нам осталось? Только память. Я помню тебя своим сердцем , а ты помнишь меня своей душой, ибо я ещё здесь, а ты уже там.
И только память - светлая и неугасающая - тебе - воину, моему другу, моему отцу, моему главному мужчине в этом мире!