***

Холодало. Волки сбивались в
                стаи.
Овцы ходили гуртOм
Люди бояться
        стали
его ухмылки
за высоко поднятым воротником.

Он сидел и пил глинтвейн
           в пабе,
Надеясь согреться и помечтать,
И пытался намекнуть своей
          бабе,
что полезно хоть раз помолчать.


- Как я выгляжу в этом новом платье от Gucci, милый?
Теребит за рукавчик, не отстаёт.

Нацепил улыбку:
 - Очень красиво. Да... определённо тебе идёт.

Баба дико визжит от восторга,
прикасаясь губами к его щеке.
Она будто не видит,
что он устал и издёрган -
он разглядывает муху на потолке.

Эта муха так на него
         похожа:
Интересно, как она держится там?
И как всё ещё держится он сам?

В ресторанном окне отразилась его усталая небритая
        рожа,
его заспанные глаза.

Его баба лезет к нему обниматься,
пошло на ухо шепчет,
поглаживает по руке.

Ну, а он вспоминает ту,
с которой пришлось
           расстаться -
она всё ещё там - в захолустном
           маленьком городке.

Той, другой,
не нужны были
его слава,
 его деньги и дорогой
      наряд.
 Он зовёт гарсона(официант подлетает
        справа)
и заказывает себе три порции виски
       по пятьдесят.

Потом медленно достаёт портсигар из кармана,
мастерски обрезает сигару,
с наслаждением
     курит.
 Его пьяную голову окружило кольцо дурмана,
Баба, недовольная, брови
     хмурит.

Наконец, он срывается:
 - Твою мать!  Замолчи!
Сколько можно болтать?!
       Мешаешь!
Я пришёл сюда,
чтобы выпить и рисовать
Ты же, вечно меня
     отвлекаешь!
(на столе и правда листы бумаги).
Разозлившись,
она в него их кидает -
в ответ
он смеётся, а баба плачет,
                уходит.
Он всё пьёт и мечтает
               о том,
      как напишет
      далёкой любимой
      большой портрет.