Письмо на соседнюю койку

Ах, родная моя, нас уже бесполезно лечить –
Отказалась спасать даже та, что мы звали сестрою…
Точно так же когда-то бессмысленно стало учить,
А калечить не стали – отправили в «братскую» строем…
Ах, родная моя… Наши койки свезли в коридор –
К тупику и закрашенным наглухо треснувшим стеклам…
Помнишь, были бессмертны? Тихонько звучал перебор
И твой друг напевал про листву, и отчаянье молкло…
Ах, родная моя! Нам шесть дней не давали воды,
Про еду я не помню… Лишь помню – взглянув на могилы,
Мы с тобой отказались от этой безумной вражды
И просили прощенья – у этих, и тех – что есть силы…
И молили Его – помоги, вразуми и прости!
И просили. Просили и плакали. Плача, просили…
Но ни этих, ни тех не дано было, видно, спасти
И они продолжали борьбу. Воевали. Не жили…
Ах, родная моя… Нас одели в рубаху сми-ри-
тель-ну-ю; и от лба до затылка (до блеска!) обрили…
К сожаленью, никак не напишут про то буквари,
Что ее надевают на чистых, чтоб с грязью смирились…
Ах, родная моя! Мир когда-то простится с цевьём!
И когда бросят эти и те выбирать виноватых –
Под звучанье победного марша мы снова вползем
С бритым теменем в нашу родную шестую палату…