Франсуа Коппе. На Эйфелевой башне

Ужасным чудищем предстала
Перед лицом моим она –
Громада-мачта из металла,
Смутна и не довершена.

Гигант уродливый, железный,
Как будто идол городской;
Ты – символ мощи бесполезной,
Победа грубости людской.

Бессмысленным сооруженьем
Раздавлен, страхом одержим,
Сражаясь с головокруженьем,
Я полз по лестницам твоим.

Вцепясь в перила стылой дланью,
Оглохнув, ветром прочь влеком,
Опутанный железной тканью,
Себе казался пауком.

Бескрылой птицею нелепой
Сел наверху, касаясь звёзд;
А подо мной стонали скрепы,
Дощатый зыбился помост.

Увиделись ясней и ближе
Холмы, лежащие окрест,
Соборы и дома Парижа,
И так – до самых дальних мест!

Неправды не скажу облыжной:
Сей вид меня не чаровал –
Рельефной картой неподвижной
Он угодил в земной провал;

Париж предстал ничтожно малым –
Как будто чародея глас
Велел соборам и кварталам
Уменьшиться во много раз.

Мой город сжался потрясенно:
Шум городской – мышиный писк,
Та лента узенькая – Сена,
Игла – Луксорский обелиск.

Как тяжело душе печальной –
Вниз поглядев, увидеть там
Убогость Арки Триумфальной
И малорослость Нотр-Дам!

Вершины брать – порыв нескромный,
Но высь всё так же далека;
Осевший в бездну мир огромный –
Тесней любого закутка.

Видать, гордынею вчерашней
Наш галльский дух доныне пьян.
Над новой Вавилонской башней
Седой потешился Монблан.

Где, мастера, ваш суд пристрастный?
Вы честно оценить должны
Сей монумент пренесуразный 
Трёхсотметровой вышины.

О бескорыстные творенья
Творцов, чья Муза так легка!
О где ты, гений Возрожденья,
И где вы, Средние века,

Когда, пылая верой жаркой,
Наивнее которой нет,
Над дивной стрельчатою аркой
Ваятель бился двадцать лет;

Когда, в восторге от прелестных
Созданий неба и земли,
На башнях замков – птиц небесных
Изображали короли?

Как стыдно! Попрано святое.
Бросая на округу мрак,
Воздвиглось чудище литое –
Чарует скопища зевак.

Пусть пораженье явно было –
Мы выживем, наш дух таков.
Морщины горькие прикрыло
Сиянье лавровых венков.

Под смех Европы – не без блеска
Мы сможем выиграть игру;
Пусть обошлась сия железка
Нам в миллионы – не совру,

Нам набежит доход – не вычет,
Гигант с прицелом возведён;
Рабочий песенку мурлычет –
Доволен заработком он.

То не борьба за идеалы –
Свершеньям дан обратный ход;
Воздвигнем склады и вокзалы –
Искусство новое грядёт.

Как обличенье лихоимства,
Твой длинный корпус бестолков;
Ты – просто знак гостеприимства,
Дешёвый суп для бедняков!

Построенная лишь для вида –
Понятна цель, да толку нет –
Бессмысленная пирамида:
За восхожденье – горсть монет.

Прохожий бросит взгляд на дали
Со стоэтажья новых сфер,
И спросит: «Для чего создали
Такой огромный бельведер?

Следить за ратью, что с востока
Придвинул новый Тамерлан,
Иль просто вознестись высоко?»
Ответ простой: то ресторан.

Зачем с вершины боязливо
Взирать на мир в немой тоске?
Приятней выпить кружку пива
В сём поднебесном кабаке.

Эпохой правят чаевые.
Суровый век идёт к концу.
Нам начинанья деловые,
Как башня эта – не к лицу.

Строение времён упадка,
И намалёвано на нём:
«Здесь пьют и пляшут». Видеть сладко.
Кто знает, что грядёт потом?

Уродливее обезьянки,
Ночной колосс при свете дня,
Мечта заносчивого янки –
Зачем преследуешь меня?

И мне пророчества не надо.
Перед тобой склоняясь ниц,
Вновь слышу: грохот канонады
С восточных катится границ.

Броском костей в войне серьёзной
Нам отыграться не дано;
Тогда мы пожалеем слёзно
О злате, что расточено,

И проклянём тщету земную
За то, что, прибыли деля,
Воздвигли мачту столь смешную
Мы для Парижа-корабля.

Плыви, ковчег судеб народных!
Бушует море, ночь темна.
Где, на каких камнях подводных
Тебе погибель суждена?

SUR LA TOUR EIFFEL

J’ai visite la Tour enorme,
Le mat de fer aux durs agres.
Inacheve, confus, difforme,
Le monstre est hideux, vu de pres.

Geante, sans beaute ni style,
C’est bien l’idole de metal,
Symbole de force inutile
Et triomphe du fait brutal.

J’ai touche l’absurde prodige,
Constate le miracle vain.
J’ai gravi, domptant le vertige,
La vis des escaliers sans fin.

Saisissant la rampe a poignee,
Etourdi, soule de grand air,
J’ai grimpe, tel qu’une araignee,
Dans l’immense toile de fer;

Et, comme enfin l’oiseau se juche,
J’ai fait sonner sous mes talons
Les hauts planchers ou l’on trebuche
En heurtant du pied les boulons.

La, j’ai pu voir, couvrant des lieues,
Paris, ses tours, son dome d’or,
Le cirque des collines bleues,
Et du lointain... encor, encor!

Mais, au fond du gouffre, la Ville
Ne m’emut ni ne me charma.
C’est le plan-relief immobile,
C’est le morne panorama,

Transformant palais de l’histoire,
Riches quartiers, faubourgs sans pain,
En jouets de la Foret Noire*
Sortis de leur boite en sapin.

Oui, le grand Paris qui fourmille
Est mesquin, vu de ce hauban.
L’Obelisque* n’est qu’une aiguille
Et la Seine n’est qu’un ruban;

Et l’on est triste au fond de l’ame
De voir ecrases, tout en bas,
L’Arc de Triomphe et Notre-Dame,
La gloire et la priere, helas!

Du vaste monde, en cet abime,
Je n’apercois qu’un petit coin.
Pourquoi monter de cime en cime?
Le ciel est toujours aussi loin.

Enfants des orgueilleuses Gaules,
Pourquoi recommencer Babel?
Le Mont Blanc hausse les epaules
En songeant a la Tour Eiffel.

Qu’ils aillent consulter, nos maitres,
L’artiste le plus ignorant.
Un monument de trois cents metres,
C’est enorme. Ce n’est pas grand.

O Moyen Age! o Renaissance!
O bons artisans du passe!
Jours de geniale innocence,
D’art pur et desinteresse;

Ou, brulant d’une foi naive,
Pendant vingt ans, avec amour,
L’imagier sculptait une ogive
Eclairee a peine en plein jour;

Ou, s’inspirant des grands modeles
Et pour mieux orner son donjon,
Le Roi logeait les hirondelles
Dans un marbre de Jean Goujon*!

O vieux siecles d’art, quelle honte!
A cent peuples civilises
Nous montrerons ce jet de fonte
Et des badauds hypnotises.

Pourtant, aux lugubres defaites
Notre genie a survecu;
Un laurier cache sur nos tetes
La ride amere du vaincu.

Pour que l’Europe, qui nous raille,
Fut battue a ce noble jeu,
Tout le prix de cette ferraille,
Des millions, c’etait bien peu.

Un chef-d’oeuvre vaut davantage;
Et quand meme, et non moins content,
L’ouvrier sur l’echafaudage
Eut gagne sa vie en chantant.

Non! plus de luttes ideales,
De tournois en l’honneur du beau!
Faisons des gares et des halles:
C’est l’avenir, c’est l’art nouveau.

Longue comme un discours prolixe
De ministre ou de depute,
Que la Tour, gargote a prix fixe,
Vende a tous l’hospitalite!

Car voici la grande pensee,
Le vrai but, le profond dessous:
Cette pyramide insensee,
On y montera pour cent sous.

Le flaneur, quand il considere
Les cent etages a gravir
Du demesure belvedere,
Demande: «A quoi peut-il servir?

Tamerlan est-il a nos portes?
Est-ce de la-haut qu’on surprend
Les manoeuvres de ses cohortes?»
Pas du tout. C’est un restaurant.

A ces hauteurs vertigineuses,
Le savant voit-il mieux les chocs
Des mondes et des nebuleuses?
Non pas. On y prendra des bocks.

La fin du siecle est peu severe,
Le pourboire fleurit partout.
La Tour Eiffel n’est qu’une affaire;
Et c’est le supreme degout.

Edifice de decadence
Sur qui, tout a l’heure, on lira:
«Ici l’on boit. Ici l’on danse»*.
Qui sait ? Sur l’air du ca ira

Oeuvre monstrueuse et manquee,
Laid colosse couleur de nuit,
Tour de fer, reve de Yankee,
Ton obsession me poursuit.

Pensif sur ta charpente altiere,
J’ai cru, dans mes pressentiments,
Entendre, a l’Est, vers la frontiere,
Rouler les canons allemands.

Car, le jour ou la France en armes
Jouera le fatal coup de des,
Nous regretterons avec larmes
Le fer et l’or dilapides,

Et maudirons l’effort d’Hercule,
Fait a si grand’peine, a tel prix,
Pour planter ce mat ridicule
Sur le navire de Paris*.

Adieu-vat, vaisseau symbolique,
Par la sombre houle battu!
Le ciel est noir, la mer tragique.
Vers quels ecueils nous menes-tu?

22 juillet 1888
_________________________________

*jouets de la Foret Noire - буквально "шварцвальдские игрушки", крошечные резные деревянные фигурки, популярная детская забава того времени.
*L’Obelisque - Луксорский обелиск, он же "Игла Клеопатры" - древнеегипетский монумент, установленный на Площади Согласия.
*Jean Goujon - Жан Гужон, крупнейший французский скульптор XVI века.
*Ici l’on danse - "Здесь танцуют"; надпись на стеле, установленной на месте разрушенной Бастилии.
*le navire de Paris - имеется в виду символ Парижа - серебряный кораблик, помещённый на городском гербе.