Поэты Белого движения. И. Автамонов

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ АВТАМОНОВ
11 апреля 1913 г. - 26 апреля 1995 г.

В Светлую субботу на пасхальной неделе мы проводили в последний путь одного из видных общественных деятелей русского Лос-Анджелеса — Игоря Александровича Автамонова, скончавшегося после продолжительной болезни 26 апреля 1995 г.
Покойный родился в 1913 г. в Севастополе, где его отец, капитан I ранга, служил на Черноморском флоте. В конце гражданской войны, при уходе флота из Севастополя, отцу удалось взять с собой и семью. Таким образом они попали в Бизерту, а оттуда в Югославию, в город Сремские Карловцы, где в то время находился штаб генерала Врангеля.

В 1923 г. Игорь Александрович поступил в 1-й класс Русско-Сербской гимназии в Белграде. К этому времени штаб ген. Врангеля переехал в Париж. Отец Игоря Александровича уехал во Францию, где начал работать на автомобильном заводе Рено, оставаясь, как прежде, при штабе Русского Общевоинского Союза (РОВС), в отделе контрразведки. Через некоторое время он был убит при невыясненных обстоятельствах.

В 1924 г. Игорь Александрович был принят в кадетский корпус в Белой Церкви, который и окончил в 1931 г. с 7-м выпуском Крымского кадетского корпуса 11-м выпуском I Русского. Закончив среднее образование, поступил на технический факультет Белградского университета, окончив его в 1939 г. по машиностроительному отделению с дополнительным курсом по авиастроительной программе.
Увлечение авиацией выявилось еще в студенческие годы в том, что будучи соколом и членом правления Русского Сокольского общества в Белграде, Игорь Александрович основал и вплоть до войны вел сокольскую группу летчиков- планеристов. Он сам много летал и учил летать других на приобретенных и построенных группой парителях, один из которых был торжественно освящен И. И. Сикорским при его посещении Белграда.

В 1939 г. Игорь Александрович сочетался браком с Ириной Николаевной Вергелес, ставшей верной спутницей на всю его жизнь. Несколько ранее Игорь Александрович поступил инженером на югославскую авиастроительную фирму «Икарус», а затем на фирму «Мессершмит» в Германии.
После войны, переехав в США и получив подданство, устроился инженером-конструктором в крупную авиационную фирму «Норт Америкэн Авиэйшн», ныне известную как «Рокуэлл Интернэшнл». Здесь он создал ряд выдающихся конструкций электромеханических подсистем управления для боевых и экспериментальных самолетов того времени (Р-100, Р-107, Х-15, В-1 и космического челнока Shuttle). В этой фирме он с некоторым перерывом прослужил более 25 лет, до своего входа на пенсию.

В общественной жизни нашей лос-анджелесской колонии Игорь Александрович всегда был в центре большинства мероприятий и событий. Прямой, чрезвычайно талантливый и работоспособный, он обладал и даром оратора, умеющего убедить окружающих в необходимости собраться с силами и осуществить то или иное начинание. Так, например, была им основана корпорация «Наш храм», давшая возможность приобрести и перестроить в русском православном духе большой храм Покрова Божией Матери на ул. Аргайл в Лос-Анджелесе.
Игорь Александрович был также известен как один из тех общественных деятелей, которые проводили многочисленные в те годы торжественные собрания. Ни одно из мероприятий, посвященных знаменательным датам русской эмиграции — Дню непримиримости и скорби или Дню русской культуры, еще в 70-е и 80-е годы собиравших полный зал, не проходило без его участия. Игорь Александрович деятельно участвовал в ряде общественных организаций русского Лос-Анджелеса: он основал и долгие годы председательствовал в местном отделе Конгресса русских американцев, председательствовал свой срок в Русском инженерном кружке, был членом-соревнователем Кают-компании, членом Кружка поэтов и писателей, многолетним членом Общества «Русский сокол». Долгие годы он был председателем корпорации «Наш храм».

Свои последние шесть лет жизни до сковавшей его болезни Игорь Александрович отдал председательствованию Лос-Анджелесским отделом Общекадетского объединения; он деятельно участвовал в работе кадетских съездов, включая и последний — в 1994 году.
Кроме общественной жизни Игорь Александрович показал себя и талантливым поэтом, выпустив сборник стихов и две длинные исторические поэмы «Рогнеда» и «Владимир Мономах и Гита Гарольдовна», выдержавшие несколько изданий. Отчасти за эти труды покойный удостоился личных грамот и благословения иконой владык-первоиерархов митрополита Филарета и митрополита Виталия. Писал Игорь Александрович и прозой. Во всем этом сказалось влияние бабушки, заложившей в нем с детства религиозность и любовь к России.

Это был большой труженик на благо церкви и на благо своего Покровского храма, в котором он был прихожанином 30 с лишним лет. Еще совсем недавно, уже болея, Игорь Александрович с супругой проделали колоссальный труд по облицовке золотом главного купола Свято-Покровского храма, который теперь ярко выделяется из окружающих его бесцветных построек.
Царство Небесное и вечный покой дорогому Игорю Александровичу Автамонову. Глубокоуважаемой Ирине Николаевне приносим наше искреннее соболезнование.

Дмитрий Б. Тизенгаузен, Андрей Б. Сергеевский
    *     *     *     *     *

             НА   ЯХТЕ
 
Пойду на яхте против ветра,
Врываясь в каждую волну,
И брызги, всех оттенков спектра,
Фонтаном струйчатым взметну.
 
Пружинит парус, клонит яхту,
Упрямый руль сдержу рукой,
Над мачтой чайка, встав на вахту,
Застынет, словно часовой.
 
Бегут  навстречу  солнца блики,
Волна в затылок за волной ...
Покину копоть, шум и крики, —
Неволю жизни городской ...
 
Уйду от них в просторы моря,
У борта вынырнет дельфин,
И с ним погонимся  мы споря ...
Я с другом здесь, а там — один!
 
Вдохну глубоко, полной грудью,
Прохладу ветра, моря соль ...
Вдали исчезнут, серой мутью,
Досады гнет, обиды боль ...
 
На гребнях пены белый кивер,
А капли на руке, как ртуть,
Натянут туго узкий кливер, —
Отраден мне мятежный путь!..

*   *    *    *    *

  ИКОНА
 
Старинное письмо, изогнута доска,
От тяжести веков святые темнолики,
В померкнувших глазах страданье и тоска,
Царапины в углу, внизу подтеков блики...
 
В гостиной на стене, средь разной мишуры,
Фигурок и картин, над зевом граммофона,
Без ризы и лампад, как гость другой поры,
По модной прихоти повешена икона.
 
Веками перед ней с раскаяньем, с мольбой,
С покорностью в глазах, с надеждой, с упованьем
Крестились истово гонимые судьбой,
Скрепляя шопот свой трепещущим лобзаньем.
 
Пред ней молилась мать за трех своих сынов,
Ушедших на врага,- на брань отчизна звала...
И сын пришел назад... Один на шесть дворов.
И кланялась ей мать и громко причитала.
 
Пред ней стоял старик. Застыв, смотрел в упор.
Молитвы горький вопль из глаз лился без звуков.
Вернулся с ярмарки? – полусгоревший двор:
Жесток набег татар - ни дочерей, ни внуков.
 
Ненужной стала жизнь. Задут внезапно свет.
И, глядя на святых, молился он часами
За тех, кто светом был, кого, быть может, нет...
К зиме вернулся внук, отбитый казаками.
 
Отчаянье и скорбь несли веками к ней.
От просьб настойчивых доска пошла сгибаться.
О злодеяниях шептали правду ей;
И тени на святых вдруг начали сгущаться...
 
Молящимся она не раз дала в ответ
Утеху в горестях и силу для терпенья.
Кто знает, сколько раз избавила от бед?
Крепила дух людской, рождала облегченья.
 
Свидетель панихид, молебнов и крестин...
А вы смогли легко, как дань дурному тону,
Средь этой мишуры, фигурок и картин
Повесить, как курьез, старинную икону?

*    *    *    *    *


/Маскарад/.
                /Шутка/.
Мотыльками мчатся маски,
Мерно музыка мычит,
Маска маленькой матроски
Мне мигнула и молчит...
 
Мигом к маске маршируя,
Молвлю: "Маленький моряк,
Между мелями мелькая,
Мне мерещится маяк?
 
Маяка мерцанье мило.
Майский миф минутный мой.
Мотылек, Мечты мерило.
Метеорик молодой.
 
Можно мы морским манером
В мрак махнем,- моряк мне мил"...   
Миг, и мрачным Ми-мажором
Маска молвила: "Мандрил.
 
Муж мой. Мерзкая макака.
Маску манишь мыслью мрака?"...
Молвила и мне в манишку
Мечет маянеза миску...
 
Медлить можно-ли минуты.
Молненосно мокрый мул,
Мимо моряка "Малюты"
Между масками махнул...
 
Месяц в мареве мерцает,-
Мыльно мутный малахит...
Мрачно мокрый муж мечтает,-
Мысль о мести мозг мутит.

*    *    *    *    *    *


ЖЕМЧУЖИНА
                (Заметки на полях)
 
Жемчужина большая,
  Туманно голубая,
    В оправе золотей
      Пленяет красотой...
 
Оправа вдруг сломалась, -
  Жемчужина осталась,
    Но нет красы былой
      Без рамки золотой!..