Только имя

ИРИНА ИХЕНОВА ТИМОШИНА - http://proza.ru/avtor/dgojj - ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В ПЯТОМ КОНКУРСЕ ЖУРНАЛА "ЖИЗНЬ МФ ВСМ"

Памяти моего отца .

       Среди грузных, тяжело ползущих по низкому небу туч ярко блестит над далёкой сопкой злой круглый глаз луны, освещая широкую безлесую долину.  Узкой колеёй тянется по ней просёлочная дорога, изгибаясь и петляя вслед за поворотами почти неприметной речушки, угадываемой по переливающимся  на  воде отблескам луны. Холодный лунный блеск отражается  и от подмерзших луж  – октябрьские ночи в Забайкалье уже студёны. Слабой тенью стелется по дороге фигурка одинокого путника – подростка в городском теплом пальто и зимней шапке.  Движения его размеренны и привычны, как будто мальчик идёт так уже много дней. На самом деле, он идёт ночами, потому что днём  слишком приметен на степной дороге – нездешний, одетый хорошо, даже по-московски.
       Да, по-московски, ведь ещё полгода назад, весной 1937 года, он с отцом, мачехой, Любовь Карповной, и пятилетним братом  Доликом – Доржи  жил в Москве в большом доме с мраморной лестницей, на которой, возвращаясь с уроков, часто баловался с крошечной, невиданной породы собачкой соседа – японского то ли посла, то ли атташе. Собачку выгуливала тоже маленькая смешливая, совсем не знающая русского, дочка посла. Стёпка так и не успел попрощаться с весёлой соседкой и её забавной собачкой, потому что внезапно им с отцом в один день пришлось уехать в Читу, оттуда в Агу - центр Бурятского автономного округа, а Любовь Карповна и Долик почему-то собирались переселяться в Коломну.
     Идти придётся долго – до Улан-Удэ почти пятьсот километров, но на поезд  нет денег, а самое главное – он не знает, как объяснить, когда спросят, почему  один едет куда-то, вместо того, чтобы  учиться или работать. А ему обязательно надо найти отца, ведь тот просто уехал почти месяц назад в командировку в Улан- Удэ. Впервые  так надолго  Стёпку оставили  одного в холодной чужой квартире с казённой мебелью, на которой зелёной краской грубо написаны инвентарные номера. "Я на тебя надеюсь", - сказал отец, и мальчик старательно ходил на занятия, покупал продукты, даже кое-как стирал, не раз представляя, как обрадуется вернувшийся папа, как обнимет его, понюхает и поцелует макушку и скажет:" Не подвёл, сынок, справился, совсем ты взрослый уже". Но, должно быть, что-то случилось, потому что к концу месяца толстая уборщица без спроса собрала в узел их вещи и потребовала ключи.
       Теперь он идёт ночами, а днём спит, забравшись в стог соломы, которых ещё много по полям. В стогу можно собрать в горсть зернышки пшеницы или овса, пошелушить их в ладонях и долго жевать, а потом сладко спать или воображать  себя знаменитым охотником – степняком, который бродит по степи, сильный и удачливый. А ведь и правда, сколько их, предков – бурят, кочевало тут? Наверно, им тоже приходилось кого-то бояться и прятаться, но они шли – вон какую дорогу протоптали.Что же, придётся дойти по их следами, встретить отца, и всё опять будет по-прежнему.               
      Раньше, когда  еще жили в Улан-Удэ, он очень любил ездить на «правительственные  дачи» в Верхней Берёзовке. Там компания мальчишек вела отчаянные игры в «войнушку», особенно, после встречи здесь же, на дачах, с героем гражданской войны, знаменитым Командармом Дальневосточной армии маршалом Василием Блюхером и с его орденоносцами. Нарядные  взрослые ждали гостей на открытой веранде, играл духовой оркестр, а мальчишки у поворота дороги забрались повыше на толстые ветки старой берёзы и издалека увидели клубы пыли  за открытой машиной и конной охраной маршала. Самого маршала в белом кителе с орденами  он не успел как следует рассмотреть - взрослые обступили Блюхера и тут же повели к накрытому столу, а вот машину – чудо техники – улыбчивый водитель разрешил им и потрогать, и понюхать, и даже кое-кому - посидеть на кожаных сиденьях и порулить. «Вот это человек! Герой!» - восхищался потом отец, вспоминая встречу. В тех мальчишеских играх научился Стёпка премудростям "лесных разведчиков" - скаутов: умению маскироваться и терпеливо сидеть в засаде, незаметно подкрадываться к чужому "штабу" в разведке, ловко и быстро сооружать бивак и разжигать жаркий бездымный костёр, такой же, как разжигает теперь.
      Под вечер, когда на дороге затихало движение, а  в закатных лучах солнца огонь издалека не был заметен, паренёк  пёк в углях найденную на чужих огородах  мелкую картошку, не спеша наедался, рассовывал по карманам остатки  и, дождавшись темноты, отправлялся в путь. Ближе к Улан-Удэ дорога всё чаще бежала среди леса, и тогда удавалось идти  и днём, и ему нет-нет да попадались заросли малины с сухими, сморщенными, но сладкими-сладкими ягодами, почти как в варенье, которым потчевала его в дни болезни любимая тётушка Арина - папина сестра. Тетя Арина жила с ними и вела хозяйство с тех давних пор, как расстались его родители. Отец  вступил в партию, учился, мотался по командировкам, работал там, куда направляли, а мать - деревенская красавица, избалованная зажиточными родителями, не торопилась бросать свой дом и родню, чтобы скитаться вместе с мужем по чужим углам. Несколько лет метался отец в этом кругу, а потом, забрав сына, стал жить отдельно, женился, но хозяйство в доме, как и раньше, вела  тётушка Арина.Вот только в Москву она не поехала, сохраняя здесь их дом, их привычный мир, куда  все они должны были скоро вернуться.
      Он был похож на стрелу,выпущенную из лука умелой рукой – даже теряя скорость, на излёте, она всё равно попадает в цель, и к концу третьей недели, уже поздно вечером, оказался, наконец, на пороге своей улан-удэнской  квартиры в объятиях тётушки. Измученный, исхудавший, падающий от усталости Степка рухнул в сон в кабинете отца на мягком кожаном диване, пахнувшем знакомым табаком. Разбудил его яркий солнечный свет, который, казалось, наполнял радостью любимую комнату, плясал на крашенном полу и стеклянных дверках книжных шкафов, цветными искрами рассыпаясь от письменного прибора с отцовского стола. Дома, вот он и дома! Счастливый, ринулся в кухню на любимые запахи тётушкиной стряпни. За чаем с горячими шаньгами не сразу расслышал странно тихий, как будто шелестящий голос Арины.
- Отец арестован, Стёпша. К вечеру приехал, вон, как ты, чемоданчик бросил, утром ушёл по делам и не вернулся. Ночью уж с обыском были, про тебя спрашивали, требовали сообщить, как появишься. Я сразу подумала – надо тебе к матери ехать, в Мудай. Её-то адреса в документах нет, да и область другая, глухой улус, там тебя не будут искать.А для хозяйства – лишние руки в радость.
- А ты, ты со мной?
- Я тут останусь. Твоему отцу передачи буду носить, бельё чистое. За квартирой   присмотрю,- тётушка говорила отрешённо, не глядя на рыдающего мальчишку, и только руки разглаживали на краю стола и снова мяли  чистенькое кухонное полотенце.
- Да ты плачь-то – плачь, а ешь, жеребёночек мой. А как наешься, поезжай на вокзал, не дожидайся темноты.  Эти-то... по ночам приходят.
Арина надолго умолкла, давая  мальчику выплакаться, а когда заговорила, её голос зажурчал прежними мягкими нотками:
- Пока ты спал, я в дорогу уже  всё собрала. Как приедешь, сюда не пиши, не узнавай. Отец выйдет – мы тебя, родной, сами найдём. Я и провожать не пойду - ты вон как за три года вырос, без меня никто не узнает, не проследит.
- Беда какая, бацагашка, ой, беда-беда, - наконец, заплакала и она.
       Через  полтора года в общем разговоре с приезжим земляком  он случайно услышал, что тетка Арина куда-то исчезла, а в квартире живут чужие люди. Отрыдав в пустом гулком амбаре о сгинувших, Степан  понял, что от отца у него не осталось ничего – только имя.
       Через девятнадцать лет ему выдадут отпечатанную на машинке на половине листочка серой бумаги справку, что расстрелянный в октябре 1938 года по делу маршала Блюхера за ту единственную встречу на дачах и за "шпионаж в пользу Японии" из-за соседа по площадке, его отец, Афанасий Игнатьевич, «реабилитирован  за  отсутствием  состава преступления». Тогда он отыщет  уже двадцатичетырёхлетнего брата Долика  и  разделит с ним отцовское имя.