Так и живут

             

                1.

Не закрываются сном очи,
Подушка высохла давно,
Гнетуще давит одиночье
И за окном ещё темно.

Она в раздумьях пребывала,
Мешало прошлое ей спать,
К началу жизни возвращало,
Чтобы ошибки отыскать.
Так день за днём и год за годом
Смоталась жизнь наоборот,
А в ней все радости, невзгоды
И без пригляда наперёд.
И продолжали думы дело,
Съедала горечь изнутри:
«Такого разве мне хотелось?
Обрыдло всё – хоть не смотри.
Работа, дом, еда-забота,
Всё без отгулов, выходных…
В постели требует чего-то,
Своё он сделал и затих…».
И так себя разволновала,
Что боль надрывностью пошла,
Порой реальность забывала –
Так далеко в себя ушла.
Цеплялись дрязги друг за друга,
Наружу пёрли – не унять…
Не повезло, видать, с супругом,
Но кто же может всё понять?
Что нет ни ласки, ни участья,
Ни слова доброго в ответ.
Откуда, к чёрту, взяться счастью,
Когда любви в помине нет.
Упругим было её тело
И жить хотелось не в мирке,
Когда тепло и лето млело,
И тень манит в березнячке.
В ней от обиды сердце сжалось:
«Зачем мне эта красота?!»,
Ведь не такое ей мечталось…,
И расширялась пустота.
Теперь жалела, что так вышло,
Поправить в силах небесам…
А был он человеком пришлым,
Поведал ей об этом сам.
Гулял, работал, одевался
И жить потребой к себе стал,
В застольи, выпив, не смеялся,
Ненужной важностью блистал,
Что он порядочен и честен,
(о недостатках ни гу-гу)
Таким в своих кругах известен
«Спроси других, что я не лгу».
Спокойна речь и голос сочный,
Казалось ей, что не дурил
И внешне он как будто прочный,
И пил он в меру, не курил.
Ей представлялся малым добрым,
Клал слог цветистый, как букет,
Но оказался всё ж амёбным –
Настолько хилым был хребет.

С досады, нервности, бессилья
Сдавило так – лилась слеза!
Какой же нужно быть двужильной,
А так же гибкой, как лоза.

И раздраженье разрасталось,
И вихрем в сердце пронеслось…
Вся жизнь семейная вмещалась
В короткий звук: «Не удалось!».
Подушку взбила чуть повыше,
До света время ещё есть.
Задробил дождичек по крыше,
А думам некогда присесть.
«Но одинок он, на чужбине.
Детишки спросят про отца…
И кто же нынче его примет?
Вот проучить бы, подлеца».
Мыслишек пыл катил под горку,
В какие дебри мог завесть…
Одна нырнула всё ж под корку:
«Для сердца друга что ль завесть?».
Но возросла она в канонах,
За эти мысли только смерть.
Об этом слышала с амвона,
Себя одёрнула: «Не сметь!».
Ей жалость женская мешала
И учащался сердца стук,
Щенком припав, хвостом виляла,
С  виной, касаясь кистей рук.
Одно её всегда смущало,
Одна святая простота,
С галопа в шаг переправляла
И с глаз спадала слепота.
«Любви-то нет и не любила,
Зачем-то вышла за него.
Теперь придётся до могилы
Жить в перемирье как с врагом».

С обидой всплыли лишь потёмки,
Оставив нужное зерно.
Семейный груз в одной котомке
Тащить вдвоём им суждено.

Стал пить, с друзьями шлендал
И успевал, стервец, гульнуть.
Влепить в ту пору ему пендаль
И от порога завернуть».
Ох, как горька была та правда
И безутешен плачь души!
Но не во всём права ты, право,
Сильнее память вороши.
Ей бы запнутся в этой точке,
В себя бы глубже заглянуть
Да спрятать злобы коготочки,
Дошло бы, может, что-.нибудь…

Вот утро ладит свет в окошке,
Сбивает лёт греховных грёз,
И пёс цепной задвигал плошкой,
Заботы день свои принёс.


                2.

Сидел мужик и думу думал,
Мотал, как ролик, жизнь назад,
Брови морщились угрюмо,
Прикрылись веками глаза.
«Семья моя не очень чтобы…
Как результат прожитых лет.
С женой не прежние мы оба,
Что думаю на этот счёт?
Всё вспоминаю наше время,
Когда встречались по любви.
И как носила своё бремя –
Обоим было нам внови.
Не миновали нас пелёнки,
Полночных бдений маята,
Болели, плакали детёнки…
Познали это досыта.
Всегда вдвоём во всё впрягались,
Детей старались поднимать,
Хоть трудно было, но держались,
Ведь стали мы отец и мать.
А доставалось нам обоим,
Мы начинали жить с нуля…
Не стоит выливать помои,
Корить и плакать всё хуля.
Влезал в работу по макушку,
А руки словно волдыри,
Что подавала, то и кушал
За что всегда благодарил.
И ни к чему не принуждалась,
Была в решениях вольна,
Не сознавая, постаралась,
Чтоб жизнь была ущерблена.
Как безразличием давила,
Студила холодом всю кровь,
Что никогда её не бил он
И говорил всё в глаз, не в бровь.
Куда же делось равновесье?
Когда случился перелом?
Любовь умчалась в поднебесье,
А им, оставив хлябь и лом.

Была семья и были дети,
Теперь же только вид один.
За пятьдесят… и старость светит,
И знак вопроса впереди.
Стегнула жизнь и тем научен
И вполне сверился с лихвой –
Чего не дашь, то не получишь
Не дружишь если с головой.
Давно он понял вещь простую,
Что для неё не вышел рангом
И относилась как к статуе,
Но ей вернулось бумрангом.
Эх, бабы, бабы. Стать особа,
Разлады можно погасить,
Но виноваты в целом оба,
Не стоит порознь всех топить.
За наши годы всё бывало:
И боль, и радость, и раздор,
И колобродил, выпивал я,
Но не вводил семью в позор.
Катились думки по ухабам
И душу вдосталь растрясли.
Вопрос хочу задать я бабам:
А сами что вы нам несли?
Нуда, конечно. Быт, похлёбка,
Детей (кто сколько мог родить).
За с кем-то выпитую стопку
Готовы на кол посадить».
Метались мысли под фуражкой
Нестройно как-то, чехардой…
Полез в карман, достал бумажку
И произнёс: «Ну, что, родной…?».
Зашёл в шинок, присел за стойку
И приказал себе вина,
И попросив большую стопку,
Налил и выпил всю до дна.
Чуть иронично и с горчинкой
Вернулся мыслями мужик,
На лбу разгладились морщинки
И снова к стойке он приник.
А мысли в том же направленьи
Сверлили снова ему мозг,
Устал от этих упражнений,
От напряженья даже взмок.
Глаза влажны, на сердце сухо,
(у безразличия в плену)
«О жизни в целом – то не плохо,
Но я на частности сверну.
Иссяк родник любовной страсти,
Душа устала от борьбы,
Я у фатальности во власти,
Мы обязательства рабы.
Укрыты словно паланкином,
Лелеем жертвенность свою…
Пора бы кокон взять и скинуть,
И оказаться вновь в строю.
Расправить плечи, снять пАтину
Ненужной плесени обид,
Дожить свой век в добре, по чину,
Хоть наш кувшин почти допит».
Подпёр мужик щеку рукою,
Ещё лафитник заказал,
Грусть неподдельную с тоскою
Он всем обличьем выражал.
А думы вились не орлами
И хмарь суровила чело,
Играли скулы желваками –
Уж больно сильно припекло.
Летал он  в прошлое как в гости
На крыльях памяти своей.
Кому, зачем задаст вопросы
В тени давно минувших дней?
Он продолжал с женой своею
Тот давнолетний монолог.
Его риторику немую
Здесь вряд ли кто услышать мог.
И продолжал с чего окончил,
То дело было не хитрО.
«Ведь не канючил разносолов,
Всегда доволен тем, что есть,
Любил детей, ходил по школам,
Готовил вкусно всем поесть.
Хозяйства если прикасался,
То делал сам, своей рукой,
Деньгами тоже не бросался,
Друзья не сажут, что скупой.
Я тоже многое припомню.
К чему всё это потрошить?
Нисколько к этому не склонный
И к ниже пояса, чтоб бить.
А жизнь одна, к ней ноль в запасе,
Обиды в рожу не швырял,
И курс проложен по компасу,
Ему всегда я доверял.
Ну, Бог с ней! Что было, пало,
Обидой слёз не утереть,
У нас обоих их немало,
Так что ж теперь, взять, умереть?
А быть он может бесконечным
Давно избитый монолог,
Средины нет в делах сердечных,
Чего тут спорить, видит Бог.
Закончена всему раскладка
И легче стало на душе….
Остались оба на лопатках,
Сказала жизнь своё «туше».
                02.01.2007г.