Правдивые истории

          Оказывается я потомственный «браконьер». Мой дедушка Григорий вообще-то был печных дел мастером, но особой его страстью была рыбалка и его слава рыбака была не меньшей, чем печника. Я помню, как он брал меня с собою в икромет на «дело», для которого у него была своя снасть – эдакая в полтора - два метра дубинка с набалдашником на конце. Однако обо всём по порядку.

 Нечистая сила.

       Наш дедушка Григорий был известный в округе печник. Ни одну печку выложили его руки в своей деревне, да и в соседних деревнях осталась память о его мастерстве. Но некоторые печки, выложенные дедушкой, отличались одной странной особенностью, которая характеризовала, как это на первый взгляд ни покажется странным, хозяйку дома, а не печника. Печки, как правило, работали исправно. При хорошей тяге быстро растапливались и дрова, даже немного сыроватые, разгораясь, весело потрескивали, наполняя избу приятным теплом. И, если хозяйка успевала своевременно закрывать задвижку в дымоходе, никакого угарного газа не было и тепло в избе сохранялось почти до полудня следующего дня.
       И всё было бы хорошо, но некоторые печки во время топки начинали вдруг, как-то странно завывать, пугая хозяйку. Набожная хозяйка и домочадцы молча крестились, полагая, что это расшалился, чем-то недовольный домой и надо бы его умилостивить.
Секрет таких печек был прост. Если во время строительства хозяйка кормила Григория постными щами и была не приветлива, то он вставлял в дымоход гусиные перья.
Шалил домовой недолго, перья быстро выгорали. Но однажды дед Григорий и сам испугался не на шутку.
       Не меньшая слава шла о нём, и, как о рыбаке.. Однажды он поймал такого «чёрта», что вся деревня пришла посмотреть и послушать, как это он умудрился сделать.
        В те времена в наших деревнях были мельницы, а значит запруды и омуты. Одного небольшого омута хватало, чтобы наловить половину мешка рыбы – столько, сколько можно было донести до дома. Ловились плотва, налим, окунь, щука, карась. Мелкую рыбку дедушка отпускал, приговаривая – мелковата ты ещё, мелковата от тебя больше хлопот да забот, чем пользы.
       Надо сказать, что ловил дедушка рыбу больше намёткой. Размеры намётки зависели от роста, силы и ловкости самого рыбака. Это такое приспособление в виде гигантского сачка длиной от полутора до двух метров. Только горловина была треугольником, с одной из вершин которого на противоположную сторону под прямым углом закреплялась перемычка, к ней крепился шест длиной три, четыре метра и вся эта снасть обтягивалась рыболовецкой сетью, суживаясь в конус на конце намётки.
       Летом Григорий заходил с намёткой подальше, сколько позволяло мелководье, от берега нашей реки Сежа и проводил её по дну. Попадавшаяся в намётку рыба, особенно крупная не могла развернуться в узкой части конуса намётки и уйти на свободу, и была его добычей.
       По весне, пока не спала ещё большая вода, щука шла вверх против течения реки на нерест и, отметав икру, сваливала вниз по течению Сежи, доходя до притоков Волги, а там добиралась и до самой Волги-Матушки. В это время дедушка использовал иную тактику ловли щуки.
        И вот однажды наш дедушка  ещё затемно    отправился с намёткой  на  Сежу, где заранее облюбовал для рыбалки самый глубокий омут.  Завел намётку на всю длину шеста поглубже в воду и стал осторожно подтягивать намётку к берегу.  Как вдруг она стала тяжелой и в ней, что-то сильно-сильно забилось, дедушка испугался и  осенил себя крестным знамением, а в голове  мелькнула тревожная мысль - уж не нечистую ли силу он заловил. Тут он вспомнил, что мужики из соседней деревни вроде бы видели и самого чёрта, но испугавшись и побросав снасти, едва унесли свои ноги.    Прочитав «Отче наш»  дедушка водрузил шест на плечо и, не оглядываясь,   стал быстро, насколько позволяла нечистая сила,  уходить по крутояру подальше от реки. Только отойдя на порядочное расстояние, он, ещё раз перекрестился и со страхом обернулся посмотреть, что же там, в намётке сидит-то тяжелое такое и когда разглядел, то ахнул – в намётке была не просто большая, а огромная щука.
       Григорий с трудом высвободил из намётки щуку, и та стала биться о землю, приближаясь всё ближе и ближе к заветному берегу. Тогда он стал её дубасить шестом наметки по голове, шест сломался и щука, наконец, затихла….
       Уже рассветало и первые робкие солнечные лучики в такт шагам дедушки весело искрились на чешуе огромной щуки, голова которой вровень с головой дедушки, покоилась на его плече, а большой хвост волочился по земле.

«Рыбалка» на мушку.

       Опять же весной в конце нереста, когда большая вода уже почти сошла и отнерестившаяся щука сходила вниз по течению и на мелководье была хорошей мишенью для браконьеров, к нам на Сежу из соседней деревни не редко хаживали мужики охотиться на щуку. А то, что браконьеры были во все времена, так это ни для кого секретом не было. Да! Да! Я не оговорился, именно охотиться. Обычно приходил по два – три человека с ружьями и длинным шестом.
       От таких горе рыбаков рыба, конечно, страдала, но её было много, а браконьеров мало и потому рыбы хватало всем – и любителям посидеть на утренней зорьке с удочкой, и другим рыбакам с их мудрёной снастью.
       Настреляв щук, сколько могли донести, мужики нанизывали их через жабры на шест и, довольные своей добычей, несли её домой. Путь их проходил через нашу деревню, ибо иной дороги в соседнюю деревню не было.
      Когда случалась особенно удачливая рыбалка-охота, то в такт шагам мужиков, хвосты щук чертили на пыльной дороге замысловатые узоры, - значит, удавалось подстрелить очень больших щук и запасливые «рыбаки» успевали согрешить уже и самогончиком, так ласково называли они этот ядрёный напиток, что выгоняла, известная в деревне самогонщица бабка Настя.

Исповедь «браконьера»

       Говорят дурной пример заразителен, вот и я не удержался и тоже однажды согрешил. Произошло это в один из весенних тёплых солнечных дней. Я возвращался берегом небольшой речушки из школы домой, учился я тогда уже в шестом классе. Эта неприметная речушка впадала в нашу известную обилием рыбы Сежу.
Подойдя к небольшому водопаду и, облюбовав на не высоком обрыве себе местечко, я прилёг на траву и стал с интересом наблюдать за весело журчащей водой.
      Под обрывом она образовала глубокую промоину. Чуть дальше речушка сужалась и переходила в мелководье, где хорошо просматривалось песчаное дно, и, как резвился щучий молодняк, постреливая из стороны в сторону «карандашами» своих гибких, сверкающих на солнце тел. Здесь речушка, насколько позволяли её размеры, старалась нести свои воды, уже не спеша и с достоинством.
       Я залюбовался, открывшейся мне картиной жизни, заслушался соловьём, который где-то надо мной высвистывал свои коленца, размечтался о приближающихся школьных каникулах, как вдруг вздрогнул от неожиданности, прямо передо мной одна за другой выскочили из воды три большие щуки. Толи они ошиблись в «своих расчётах» и, промахнувшись, не попали на мелководье, чтобы продолжить свой путь дальше вниз по течению речки, толи кто их вспугнул в глубине промоины, - не знаю, щуки плюхнулись в промоину и ушли в глубину, обдав меня радужными брызгами воды.
       Я всмотрелся внимательней и увидел, как, мешая друг другу, щуки устроили настоящую чехарду пытаясь пробиться через мелководье на большую воду. Не мешкая, я быстро сбегал домой за отцовским ружьём. Тут-то я и стал «браконьером», подстрелив одну из уже знакомых мне щук – первую, как потом оказалось, и последнюю в своей жизни. Так я был «браконьером.

«Рыбалка» на дубинку. 
       А что же дедушка со своей диковинной снастью – дубинкой? Как мы с Григорием ловили рыбу на дубинку? – это уже совсем просто. Здесь успех рыбалки зависел от глазомера и ловкости дедушкиных рук.
       Мы тихо ходили с дедушкой по берегу реки Сежа и, как только он замечал движение камыша или куги (значит, там щука мечет икру, и самцы крутятся около неё), то он сразу начинал молотить своей дубинкой, стараясь попасть щукам по голове. Оглушенная щука всплывала, и я помогал дедушке вытаскивать её на берег. Намолотив, таким образом, с десяток на обед, да и на следующий день ещё хватало, мы с дедушкой довольные добычей возвращались домой. Семья то у дедушки была не маленькая, и наша рыбалка была неплохим подспорьем…

«Рыбалка» с топором

       Глубокой осенью по первозимью, когда становился лёд на речках, мы со старшим братом тоже не дремали. Важно было своевременно выбрать момент, пока лёд не вошел ещё в силу и не окреп, - иначе не будет удачной рыбалки. У берега на мелководье были видны каждая травинка и, как плотвичка, окунёк, карасик и другая какая рыба занимались своими делами.
       Захватив с собою топоры и, стараясь не шуметь, мы тихо ходили по тонкому льду вдоль берега и, выбирая рыбу крупнее, глушили её обухом нашей «снасти». В то время рыба в речке не переводилась и с пустыми руками мы не возвращались домой, и это тоже была наша подмога семье.

Подранок.

       Давно это было, более полувека прошло с того, так поразившего меня случая, а память цепко хранит мельчайшие подробности первой в моей жизни охоты – охоты на зайца.
       Жили мы тогда нашей большой и дружной семьёй в сторожке Аксиньинского лесничества. Мама и отец – лесничий сумели привить нам любовь ко всему живому: от трудолюбивого, всегда спешащего по каким-то ему одному ведомым делам мравьишки, до величественного и степенного лесного исполина – лося.
       С детства мы знали повадки и особенности многих лесных обитателей и не редко выхаживали, по различным причинам попавших в беду и, оставшихся сиротами малышей: ёжика или волчонка, или брошенного щенка, или ворону с перебитым крылом.
       Мама, хоть и не всегда была довольна нашим очередным порывом, но относилась с пониманием и помогала, чем могла. Отец тоже не оставался в стороне – рассказывал и показывал, как ухаживать за бедолагами, а то и помогал мастерить клетки.
       И вот как – то в начале зимы старший брат предложил мне пойти  с ним на зайца. Было мне в ту пору лет пятнадцать. Мы встали на лыжи. Был погожий солнечный денёк, бодрил лёгкий морозец. Накануне вечером выпал снежок, на котором были хорошо различимы следы зверей и, казалось, всё предвещало удачную охоту. Зайцы в эту пору подбирают в полях капустные листы, кочерыжки, солому, но зима в тот год была ранняя и снежная, и им трудно приходилось с прокормом.
       Конечно, как учил нас отец - опытный егерь и охотник, для успешной охоты необходима основательная подготовка. Хорошо бы заранее, за два-три дня, где-то на отшибе деревни, на чердаке заброшенного дома или в сарае обустроить засидку, недалеко от которой устроить приваду для зайцев, установив один или два снопа овса. Присыпать снопы снегом и аккуратно замести соломой свои следы. С вечера затаиться в засидке так, чтобы в поле вашего зрения находилась привада для зайцев, ведь стрелять вернее в сидящего зайца. Однако увидев зверя, стрелять все же не торопитесь, потому как ночью, при лунном свете легко подстрелить собаку или даже кошку, и вот тогда, вы непременно наслушаетесь язвительных насмешек от селян и долго ещё будете притчей в языцех.
Эти и другие советы отца мы вспомнили с братом, когда уже торили вдоль дороги лыжню, но мы очень соскучились по зиме и лыжам и, вероятно, нам больше хотелось прогуляться, нежели мёрзнуть всю ночь в засидке.
       Вскоре я увидел   свежие заячьи следочки. Обычно заяц, перед тем как устроиться в лежку на дневную спячку (охотиться он только ночью), старается запутать свои следы и делает, так называемую вздвойку. Он бежит, петляет потом, остановившись и, пробежав обратно по своим следам метров двадцать, делает вскидку – сильный прыжок в сторону и зарывается в снег. И если с вами неопытная собака, то она, возвратившись по следу до места вскидки, снуёт из стороны в сторону, пока не наткнётся на зверя и не погонит его. Тут уж охотник не зевай, смотри в оба, а то косой и будет таков.
       Собаки у нас не было, и брат затаился в засаде, наблюдая за дорогой, а я, зная эти заячьи премудрости, пошел по его следу. Дойдя до места вскидки, я стал внимательно рассматривать след, пытаясь определить направление прыжка зайца и голосом – оп, оп, оп подавать сигнал брату, чтобы он был готов к выстрелу. Метрах в трёх от вскидки я обнаружил лёжку и вспугнул зверя. Раздался выстрел, я дождался брата, и мы пошли по свежему следу. Немного пройдя, и увидев на снегу капельки крови, мы разделились - брат просматривать дорогу, на случай, если заяц её перебежит, а я пошел дальше по следу раненого зверя.
       Вижу, подранок прижался головой к берёзе и зарылся в снег; только уши и задние лапы видны. Думаю живой ли или уже кончился. Выдернул я его за задние лапы из снега и, как тут заяц начал кричать, ну совсем как ребёнок: а-а-а, а-а-а, а-а-а. У меня аж мороз по коже, волосы дыбом. Я почти физически почувствовал нечеловеческую боль и страх зайца. Не выдержав, я уронил беднягу в снег. Зайчишка проковылял немного и упал.
Подошел брат и говорит мне:
- Добей его быстрее.
А я никак не могу прийти в себя и, едва сдерживая слезы, с трудом отвечаю,
- Не могу, не могу я, - и отворачиваюсь, чтобы не видеть расправы.
       Это таким для меня было потрясением, что до сих пор не могу забыть этот истошный крик зайца и следующая охота, в которой я принял участие, состоялась спустя десять лет.


Волчица

       Было это в конце пятидесятых годов прошлого века. Бродил я как-то в самом начале лета по лесу и увидел волчьи следы, которые привели меня к большой яме, где скопилась дождевая вода. Значит, волки ходят сюда на водопой, подумал я, и решил предложить старшему брату поохотиться на волка. Одному было как-то страшновато. Досаждать стали селянам волки, потому на их отстрел лицензия не требовалась, да и деньги выплачивали за каждую волчью шкуру приличные.
       На следующий день под вечер,   мы с братом облюбовали место, устроили засидку и условились, что стрелять будем одновременно. Впереди целая ночь и мы по очереди пытались хоть немного вздремнуть. Но лесное ложе неудобно, да и напряжение ожидания зверей ко сну не располагало. Сидим, прислушиваемся, ещё темно, едва слышны какие-то шорохи ночного леса. Начинает слегка светать, затренькали синички и ещё какие-то пичужки – предвестники скорого утра. Вдруг явственно слышим похрустывание веточек, похоже, кто-то шел на водопой. Мы насторожились и залегли, брат правее чуть сзади меня. Его ружьё оказалось рядом с моим правым ухом, изменить положение уже было нельзя, боялись спугнуть зверя.
       В это время из-за деревьев к луже выбегает волчица и, широко расставив передние лапы, начинает быстро лакать воду. Мы приготовились к выстрелам. Почуяв наше шевеление, а волки очень осторожные хищники, волчица, повернув голову, посмотрела на нас. Я просто оцепенел от её взгляда. Неприятный холодок пробежал по спине. Волчица вдруг прыгает в нашу сторону.
       Разорвав рассветную тишину леса, наши выстрелы слились в один. Зверь падает недалеко от нас. Мы какое-то время лежали, молча, боясь пошевелиться. Выстрел брата сильно оглушил меня, но в установившейся звенящей тишине было слышно, как разбежались испуганные волчата, которые, отстав от матери, так и не успели напиться водички. Жалко, конечно, их было, они в это время бывают уже большенькими.
       Мы связали волчице передние и задние лапы, просунули между ними шест, взяли шест на плечи и принесли добычу домой. Обработали шкуру и повесили сушить во дворе.
Меня долго преследовал леденящий душу взгляд зверя, да и слух после выстрела не скоро вернулся. 

Сохатый

       Пришли к моему отцу - лесничему из соседней деревни как-то мужики-охотники, человек семь. Показали лицензию на отстрел лося, попросили нашу собаку и меня на охоту позвали. Собака у нас была толи дворняга, толи помесь неизвестно кого с кем, но лосей выслеживала не хуже другой лайки.
       Я примерно знал, где могут быть лоси, и мы сразу пошли в тот квартал. Квартал это участок леса пятьсот на пятьсот метров, ограниченный просеками. Мы распределились по номерам, кому куда идти, кому пугнуть зверя и я пустил собаку. Мы с мужиком пошли по просеке, где уже рос молодняк-подлесок. Вскоре услышали лай собаки и в метрах ста впереди увидели выходящего из ельника лося. Лоси почти не боятся назойливых собак. Мужик вскинул ружьё, выстрелил и я увидел, как пуля, сбив ветку, зарылась в снег совсем рядом с сохатым. Вслед за мужиком беру упреждение вверх и вперёд и стреляю. Лось в странном прыжке встал на задние ноги, его развернуло в противоположную от нас сторону, он фыркнул, и собака погнала его через просеку в следующий квартал. Подошли, видим широкий круг крови на снегу. Позже оказалось, что пуля прошила нос сохатому.
       И началось такое…. Какая уж тут охотничья этика, какие номера, где стремление попасть в убойное место, чтобы сразу свалить подранка. Как только лось выйдет к границе квартала, его и не видно-то как следует, а мужики давай шмалять по нему почём зря. Так не только собаку, но и друг друга подстрелить не долго. Нет, мужики, не одобряю я такую, с позволения сказать, охоту. Вскинув ружье за плечо, я отошел по просеке подальше от охотников.
        Надо же было такому случиться, мимо меня, не обращая ни на кого внимание, шатаясь, проходит раненый лось. Мужики кричат: «Добей его, добей быстрей». А у меня не то, что рука не поднимается, смотреть на него больно. Его так нашпиговали пулями и ни одной смертельной. Кровь отовсюду, со всех ран, прямо с души воротило. Это издевательство какое-то, а не охота.
Забрал я собаку и пошел домой. Нет, видно не для меня эти охотничьи «забавы»…. Это была последняя охота в моей жизни.
.