В распрекрасную ту благодать

    - Куда прешь на красный, сука! Ой, еп...
    Занавес. Черный, плотный, бесконечный, как космос. Все чувства погасли.
      
    Ну что они так орут? Я же сплю... Двое... спорят, что ли... Язык незнакомый. Где я?
      
    Рывок, и, перекатившись на живот, быстро поднимаюсь на колени. Одновременно разлепляю веки. Ну и местечко... Ровная, как стол, земля, твердая, сухая, чуть сдобренная крупным песочком. Редкие раскидистые деревья. Одно совсем недалеко. С толстой ветки свисает на ржавой цепи метровый отрезок рельсы. По всей равнине, сколько видно глазу, группками расположились люди.
      В нескольких метрах от меня торчат массивные ворота. И никаких стен. Даже крохотного частокола или натянутой проволоки не наблюдается. Как у Высоцкого: "и среди ничего возвышались литые ворота..." Люблю эту песню, в машине только Высоцкого и кручу. В машине... А что ж тогда случилось-то? Помню, как старый бздун в идиотском берете на красный попер. Песня эта как раз началась...
    Около ворот визгливо спорили два цыганенка. Их мамаша в платке с кистями и цветастом платье сидела поодаль, рядом с дряхлым дедом. Чуть левее три мужика, расписных, словно сервиз из Гжели, азартно резались в карты. Но денег не было видно. Девка шлюховатого вида маячила перед воротами. Видимо, очень короткая юбка и высоченные каблучищи сапог делали сидение на земле затруднительным для нее и провоцирующим для многих других.
    ЧуднО... Без сигаретки тут не разберешься. Я привычно похлопал себя по карманам. Сигарет не было. Наверно в машине остались. Черт! Что ж с памятью? Как обломилась. Эх, пойду, стрельну у картежников, чай не откажут.
    - Эй, мужики, закурить не найдется?
    Те уставились на меня с таким удивлением, будто я попросил у них пудреницу.
    - Ты чё, курить хочешь?
    Я прислушался к себе, курить и правда, не хотелось. Но, проснувшись, не затянуться... непривычно. Я помотал отрицательно головой. Удивление в глазах мужиков тут же угасло.
    А интересно, чем тут люд питается и куда потом... Кроме ворот, никаких строений на равнине не наблюдалось. И чистенько, ни оберток от еды, ни экскрементов. Никаким дерьмом не пахнет. Собственно, вообще ничем не пахнет.
    - Мужики, вопрос может быть и идиотский, но где это я?
    - Да нормальный вопрос для новичка, - ответил один из картежников, - у райских ворот.
    - То есть, я помер что ли?
    - Нет, эт я, Оле Лукойе, тебе сказочку на ночь втираю. Если ни курить, ни жрать, ни отлить не тянет, значит, точно, преставился.
    Новость ударила по мозгам. И я попытался ухватиться за соломину логики:
    - Ну если тут райские врата, так где рай-то сам?
    - А ты когда-нибудь слышал про райские стены или забор? Все попы талдычат про ворота, так вот они. Когда-нибудь откроют и пойдем. Старикан с ключами каждый день припирается: поковыряет в замке, поковыряет, да все без понту. Помыкается с четверть часа и отваливает.
    - Петр что ли?
    - Может и Петр, мне его анкета ни к чему. Вон у потаскухи спроси, деды по ее части.
    - Мужики, ну хорошо, ворота пусть будут райские. Но вы-то что тут делаете? И мочалка эта. Табор вон там... ну ладно, они хоть тоже христиане. Я, когда осматривался, компанию азиатов видел. Такие, в халатах стеганых.
    - Ну тут уже не нас спрашивать надо. Куда доставили, там и сидим. Ты сам что ли по спецраспределению явился? Или из монастыря каких-нибудь там карамелиток?
    - Кармелиток, - автоматически поправил я, но смутился и, пробормотав "спасибо, мужики", отошел. Выходило, что я в аварии гробанулся из-за деда того полудурочного.
    Внезапно издалека послышался топот лошадиных копыт. Шалава отбежала от ворот, подскочила ко мне и бухнулась рядышком на колени. Я, глянув вниз, ощутил было некоторое волнение с примесью неловкости. Но она тут же сильно дернула меня за рукав и шикнула:
    - А ну, садись. Сам едет.
    - Кто? - я огляделся. Весь народ стянулся к воротам, опустился на колени и замолк.
    - Знаешь, мне это все напоминает одну песню... - начал я, обращаясь к девке. Она злобно зыркнула на меня и снова уставилась вперед.
    Тройка лошадей стремительно подлетела к воротам и остановилась. На телеге стоял коренастый мужичок. Он тоже повернулся к воротам и замер, глядя на приковылявшего сквозь толпу и вяло тыкавшего в замок громадным ключом седого лохматого старика.
    - Это же Высоцкий, - не сдержав радости узнавания, довольно громко произнес я и показал на коренастого. Девка снова шикнула, хлопнув меня ладонью по плечу. Затем рука соскользнула мне на бедро. Надо же, оказывается и на этом свете прикосновение женщины, пусть даже шалавы, способно пробуждать...
    - Извини, - шепнул я ей в самое ухо, - больше не буду шуметь. Не злись на меня, ты мне вообще-то нравишься. Когда ты тут на колени бухнулась, я такое почувствовал...
    И положил ладонь на девкину руку, пытаясь подвинуть ее к области паха.
    Она отдернула руку с ужасом и омерзением:
    - Почувствовал? Так ты живой?
    Живой... Как, живой! Я живой? Мир вокруг начал бледнеть. Сбоку раздался звук удара железом о железо. Ворота распахнулись и народ повалил вовнутрь. Я пытался разглядеть, что там, за воротами. И, сквозь сгущавшуюся пелену, увидел яблоневый сад. У распахнутых створок, покачивая громадными белыми крыльями, с видом взбешенных Шварцнеггера и Сталоне, сжимали "калаши" двое в хаки.
      
    Хмурый медбрат устало посмотрел на меня.
    - Очнулись? А старикану, ну тому, которого вы... в общем, не повезло. Вон в коридоре родственники его топчутся. Рассказали, что дед был со странностями. Всюду таскался с пластмассовой коробкой, утверждал, что создал прибор для проникновения в воображаемую реальность. С метровым радусом действия... Калиостро, блин.