Маленькая девочка смерть

  Маленькая девочка приходит ко мне по ночам. Без спроса, без стука. Молча проходит сквозь дверь, бросает на меня злобный взгляд, теребит за уши, словно давнего знакомца, моего старинного друга Бэма, который по странности собачьей на нее совершенно не реагирует, словно не замечает присутствие кого-то постороннего в комнате, и садится у холодного камина. Берет спички и разжигает огонь. Простое действие рук, но выглядит оно, как исполнение сакрального ритуала, порядок и значение которого я не понимаю по незнанию. Девочка достает из сумки-мешка, перекинутого через плечо, сухое полено, кладет его на остывшие уже с прошлой ночи угли, из этого же мешка вынимает лист бумаги, на мой взгляд совершенно белой, но девочка некоторое время рассматривает его сквозь оконный проем, вглядываясь во что-то под тусклый, пробивающийся сквозь портьеры, свет уличных фонарей, водит пальчиком по бумаге, словно изучает водяные знаки, затем закрывает глаза, подносит лист ближе к лицу, втягивает носом недоступный мне аромат, замирает на мгновение, смакуя, глубоко вздыхает, обеими руками мнет лист и кладет его рядом с поленом. Извлекает из бокового кармашка коробок со спичками, высыпает их все до одной на пол и долго выбирает ту единственную, которой сегодня ночью выпадет честь устроить костер из страниц моей души. Сделав выбор, остальные моя ночная гостья ссыпает в камин ненужными щепками-солдатами, которым суждено быть уничтоженными, так ни разу и не понюхав пороху.
 
  Пока языки пламени, весело приплясывая, из огненных малышей превращаются во взрослых танцоров, девочка подходит к моему письменному столу, уверенно берет часть моих рукописей, несет к разросшемуся уже огню и бросает их в пылающую пасть ненасытному пламени.
   
  В первые несколько ночей, я твердил ей, что рукописи не горят, но каждую ночь повторялась одна и та же игра: девочка бросает рукописи в огонь, белые когда-то, покрытые теперь крупным почерком страницы корчатся в огне, каждая из них превращается во что-то особенное. Не похожие друг на друга, они гибнут в одиночестве, словно люди, чтобы возродиться для новой жизни и новой смерти. Огонь освобождает из  плена моих корявых букв, иногда неудачно подобранных слов образы, заключенные там долгие годы до… До того дня, когда ко мне ночью впервые пришла эта странная малышка.

  Огонь превращает наполненные мыслями, чувствами, надеждами, фантазиями страницы в почерневшие хлопья жизни, а комната наполняется освободившимися тенями. Чем больше страниц летит в огонь, тем больше теней-фантазий теснится вокруг. Черная девочка каждую ночь сжигает одинаковое количество листов, наугад выхватывая тонкими пальчиками свежую стопку, которая всегда состоит ровно из тридцати трех страниц. Тридцать три мечты летят в жерло ночного зверя, тридцать три клочка жизни – зримой или выдуманной – но не становящейся от этого менее дорогой. Злобное маленькое существо – мой мучитель, а может спаситель или испытующий – я сам никак не пойму, кто же она для меня – сидит на корточках и смотрит, как догорают страницы моей души, а как только последняя тень вылетает из камина, девочка твердой рукой хватает кочергу, неизменно стоящую у камина и с неимоверной отчаянной жестокостью начинает крушить то, что было заключено мной в стены бумажной тюрьмы. В эти минуты она становится ратником на поле брани со смертоносным мечом в руках, которого окружают злейшие враги, и она мстит им, не испытывая ни капли сомнения или жалости, вкладывая в каждый удар великую мощь ненависти.
   
  Каждую ночь уничтожается то, что я создавал годами. Мои миры – матрешки, яркие расписные куклы, рассматриваешь одну до мелочей, изучаешь, вчитываешься, вглядываешься в каждый завиток затейливого узора жизни и, кажется, что невозможно уже углядеть в привычных формах ничего нового, как вдруг откидывается крышка, из-под которой выглядывает новая куколка, вызывая в душе умиление и восторг. Матрешки-восьмерки, вложенные друг в друга, как символ бесконечности вселенной - никогда не знаешь, что на следующем уровне, дорогие моему сердцу, рассыпаются в пыль.
Я, ошеломленный ее яростью, каждую ночь наблюдая картины уничтожения, нахожусь в состоянии гипнотического оцепенения.

   Как хрупко все, что мы создаем – одна вспышка ненависти – одна спичка – и смерть, и жизнь уже, словно далекая еле видная, кажущаяся миражом маленькая искра в вечной черноте небытия. Кочерга рассекает воздух – вжих – и нет моей маленькой Лю, вжих – нет Гая, вжих – нет Хмура – вжих – вжих – вжих – комната пустеет… Лишь в камине тлеют угли, сопит старый верный Бэм, как ни в чем не бывало, а маленькая девочка смотрит на меня, полными ненависти глазами…

- За что ты так ненавидишь меня? – задаю я ей немой вопрос.

- За что ты так ненавидишь себя? – отвечают мне еле заметным движением, словно нарисованные, губы.

И она исчезает… Исчезает, чтобы следующей ночью появиться вновь. Маленькая девочка смерть.

Иллюстрация: Nicoletta Cecolli