Некрасивые цветы

Пётр Кузнецов

х х х

Я строг и по-апостольски суров.
Но справедливо сказанное мною:
Не интересен мир без дураков
И  я один из них, но многих стою.

Ах, милые! Какая благодать –
Лететь впотьмах, в серебряном свеченье.
Привычное, доступное ломать
И возводить свой храм, по мановенью.

Курить фимиам. Падите ниц,
Как от удара молнии, наотмашь.
Достанет вам чудесных учениц.
А бронза мне – скажу вам – это роскошь.

Я памятник воздвиг, не на века.
Мой сад цветущ, а значит, долговечен.
Пока мои хорошие, пока.
Да будет дом ваш милостью отмечен.

Прижмёшь к лицу листок,--
Как горько пахнет осень.
Не наживёшься впрок,
Да и никто не просит.


х х х

Парю над собственной мечтой,
Гляжу вперёд:
Там, за неведомой чертой –
Один исход.

Всё та же гибельная мгла
И тишь болот.
Зачем судьба мечту дала? –
Один исход.

Вот кто-то тянет меня вниз:
«Спустись!» - зовёт.
Но и внизу всё та же жизнь –
Один исход.

И пусть я молнией ворвусь
В громоотвод, -
Моя сиреневая грусть
Дождём пройдёт…

И, может быть, когда-нибудь
На ряби вод
Моя мечта кого-нибудь
До слёз проймёт.

НИКОЛАЮ    РАЗУМОВУ

Ты любишь то, я – это.
Ты ходишь там, я – тут.
Ты в звании поэта.
Я в звании зануд.

Тебе повсюду рады:
Улыбки до ушей!
Меня же, словно гада
Выносят из дверей.

И отряхнув колени,
Как будто влипли в грязь,
Кричат: «Ждём откровений,
Достопочтимый князь!»

А я, сморкаясь кровью
И подтянув штаны,
Опять гляжу с любовью,
Мол, нет ничьей вины.

Такая уж задача:
Терпеть битьё и срам.
И связываю, плача,
Пегаску по ночам.

Терпи, дурак крылатый, -
Ужо Христос терпел!
Был бит неоднократно
И на кресте висел.

Но всё-таки… не вечер,
хоть льют ушаты лжи:
Он жив – Сын Человечий!
А где те торгаши?


х х х

Живём, дрожим и умираем:
Нелепо, жалко, невпопад,
Как будто смертью утверждаем,
Что жизнь бессмысленней стократ.

И каждый, вроде бы, стремится
Пройти божественным путём,
Но остаются единицы,
А толпы как бы не при чём.


х х х

С судьбы стирается канва,
Как со стены замазка
И удалая голова
Готовится к развязке,
Непостижимая умом
Она, как незабудка,
В сознанье нашем бытовом
Лишается рассудка.
Но возвращает на круги
Туманная догадка,
Что обязательны долги
Высокого порядка.
И вдруг взрывается звезда –
Без видимой причины –
И  исчезает навсегда
В космической пучине. 


х х х

Свет падал, падал
И всё-таки упал.
Ударился в ограду
И в темноте пропал.
Куда он закатился? –
Ни капель, ни стекла.
Во что он превратился,
Сломавшись, как игла?
Вот только что был брошен,
Как жест: не докучай;
Как фраза: «Мой хороший,
Сердитый мой, прощай!»
Я даже видел верно
Как он стекал в кусты
И вдруг исчез мгновенно
В густой чадре листвы.
Но ведь и в них ни ряби –
Ладонь моя пуста
И тишина по-крабьи
Шевелится с куста.

КАРПУША

Карпуша-капуша
Не плут, не бездельник.
Карпуша послушно
Берётся за веник.
Он без понуканий,
С великой охотой
Полощется в ванне
С котом Кашалотом.
Он тих, деловит
И по-своему скромен:
Без дел не сидит, -
Так уж, видимо, скроен.
Но чтобы ни делал –
Он так тягомотен,
Что лучше б сидел он
Без дела, свободен.
За что ни возьмётся –
Расколет, размажет.
«Послал бог уродства!» -
Родители скажут
И сами берутся,
Вздыхая убито:
И блюдца не бьются,
Сияя умыто,
И кот после моек,
Не жмётся пугливо,
Не ходит не воет,
Как ветер дождливый.
И те же полы:
Словно в праздник нарядны!
И стены белы!
И постели опрятны!
И всё же, Карпуша,
Ты дядю не слушай:
Трудись, не ленись! –
Вот такие галоши.

х х х

Ты жалуешься мне
На скуку и болезни
И у меня нет песни,
Чтоб выглядеть вполне;
Когда бы мог, не как
Затравленный зверушка,
Тебе шепнуть на ушко
Какой-нибудь пустяк.

А хочется сказать,
Чтоб ты повеселела,
Но и меня заела
Лихая благодать:
Душевной пустоты
И маяты телесной.
И нет лекарств чудесных,
Которых просишь ты.

У нас вовнутре враг:
Червь зависти и лени,
И как разгул метельный
Неистребимый страх.
И скука, как жучок
Не уставая точит-точит;
Лишь горлышко промочит
Да плюнет в кулачок
И за своё опять,
Угрюмо и бесстрастно.
И это так ужасно,
Что хуже не бывать.
 
х х х

В стране миллионы
Любителей чая.
Целебным настоем
Он всех выручает –
От грозных болезней
И просто хандры,
Нет чая полезней
Любой ерунды.

Среди бюрократов
Влиятельный слух
Сказал: «Чай, ребята,
Опасней уколов,
Заразнее гласности
И демократии,
Опасней опасности
Свалиться с кровати,
Страшней алкоголя,
Газет ядовитей –
В тюремной неволе
Сей чай в фаворите.
И  эту заразу
Бодрящего тона
Нам надо указом
Признать вне закона –
Как опыт печальный,
Как вылазку вражью,
Ведь чай размягчает
Мозги наши в кашу.

О, мой соплеменник,
С башкой абажуром,
Угрюмый затейник,
А проще: придурок,
Не светит, не греет,
Нигде не витает,
Ни в чёрта не верит,
Но всех поучает
Такой перестройный
И с виду полезный,
А будто покойник
Ответственно трезвый,
Такой сановитый,
Такой осторожный,
Как клещ паразит,
Только что не подкожный.


х х х

Снег возникал из ничего,
Как бабочки кружась
И умирал беспечно
На фонари лепясь.
Светились окна тускло,
Как угольки в золе.
И было очень грустно,
И пусто на земле.


х х х

Гениальность не порок,
Но втайне мучит –
Есть в гениальности душок
Навозной кучи.

Почтенный критик должен знать,
Коль озабочен,
Что гения легко узнать
В иных и прочих.

Там где маститый графоман
Непререкаем –
У гения всегда обман –
Он невменяем.

И гением нетрудно быть –
В глуши, в деревне
Достаточно вам сочинить:
«Я помню чудное мгновенье».


х х х
 
Небо задыхалось в кашле,
В каше далей.
Дымились облака, рыдали.
Вдали коричневые пашни
Давились воздухом сдирали
Со смуглых тел, туманов свитки,
В себя попрятались улитки.
Река покрылась рыбьей рябью.
И наливаясь хмурой хлябью,
Как сатана на колесе,
Носился ветер в небесе.
Клубилась пыль, случайный мусор,
Обрывки грёз и разговоров –
Как будто яблоко надкусывал;
И небо сочно раскололось.
Из белой трещины, колючей,
Покачивая животом,
Наружу вывалилась туча:
И хлынул дождь, и грянул гром.


ДОГМАТИКУ

Повесьте правила на плечики.
Испейте ветра натощак.
От догматической мертвечины
Жизнь погружается во мрак.

Но раскупорьте от беспечности
Так, будто колете дрова,
Решив согреть всё человечество,
Не тратя время на слова.

И пригубите от Всевышнего
Из полной чаши бытия,
Когда пахнут нам в душу вишнею
И хлебом отчие края.

И от дорог давно не хоженых,
Такой тоской охватит грудь,
Что скажешь первому прохожему:
«Благословен во веки будь!»


х х х

Задумал жениться –
Насмешки терплю:
Девица – синица,
Люблю, не люблю.
В испуге зеваки,
В испуге родня:
Какая собака
Куснула меня?
Невеста – казачка.
Я важен, как гусь.
Я с этой гордячкой
Сам разберусь.
И мы не из этих,
Чтоб загодя ныть.
Найдутся и плети,
Чтоб крепче любить.
Бесстрашно и прямо
Иду под венец.
Печалится мама,
Рыдает отец.
А мне всё до Сеньки –
Сам себе пан.
Вздыхают соседки:
Мужчина пропал.
Закончился праздник,
И будням -- черёд.
Я мою и глажу,
Кручусь будто чёрт,
А эта зараза
На стуле сидит
И плёточку-язву
В руках теребит.

Вот так-то жениться.
Вот так, мужики:
Жена – не синица,
А мы – дураки!

АЛЕКСАНДРУ   ТИМОШИНУ

Ты принесёшь стихи –
Редактор прослезится,
Ныряя, как во мхи,
В прохладные страницы.

Его разбойный вид,
На критике взращённый,
Застенчиво слетит,
Как вихорь укрощённый.

«Ах, -- скажет он собрав
Слабеющие фибры –
Ты, Александр, прав
Вибрируя верлибром!

Порхающим пером
Пространство описуя
Ты, как ночной паром.
Всё суетное – всуе.

Таинственность завес.
Невозмутимость Будды.
Жить плохо без чудес,
Без озорной причуды».

Редактора простят
Колючие коллеги,
Роняя нежный взгляд
На буйные побеги:

Где много выкрутас,
Язычества и пляски.
Но ведь волнуют нас
Сильнее былей сказки!

х х х

Поднять Россию из руин –
Ну это ли не счастье?
А ныне всякий сукин сын
Рвёт родину на части.

У них рубахи до пупка
И морды, как крапива;
У них отметины совка
Партийного разлива.

Народ туда, народ сюда –
Кругом одно и тоже:
Летит дорога в никуда
Под жернова, похоже.

Грызёт страну какой-то бес,
Червяк какой-то точит
И вот она, как страшный лес,
Где нет ни дня, ни ночи.

Кто честен – дёргает набат,
А есть – делится хлебом.
Но от верёвочек висят
Одни обрывки неба.

Текут, как слёзы голосы
Ещё не померевших.
И так подкручены весы,
Что нет святых и грешных.

О, эта нынешняя мразь,
Не та, что были прежде.
В такую грязь ещё упасть,
Чтоб стал хорош и Брежнев.

Как нужно ослабеть сердцам,
Как подогнуть коленки,
Чтоб вспоминались сказкой нам
Чекистские застенки?!


х х х

В глазах моих темным-темно
И в голове ни звука.
Но даже так – не всё равно,
Коль крик: «Россия – сука!»

Они сегодня на плаву
В своём разбойном раже.
Но их, как сорную траву,
Народ всегда уляжет.

Я верю в сильный наш народ,
Затурканный  доселе:
Он всех врагов переживёт,
Все беды перемелет.




х х х

Свой первый май не забывай.
С судьбою в прятки не играй,
Когда весна, смеясь, в глаза твои заглянет.

В душе черёмуховый рай,
А жизнь, как добрый попугай,
Билет на счастье из корзиночки достанет.

Немало, друг, ты встретишь вдруг
Шальных и ветреных подруг,
И не одна ещё обидит и обманет.

Но после горечи разлук,
Как после холода и вьюг,
Опять весна смеясь в глаза твои заглянет.

Закружит голову она.
И даже может быть до дна
Иссушит сердце до кровинки, не жалея.

Не забывай, что жизнь одна,
Она прекрасна и верна
Тому единственному, кто был всех милее.


х х х

Говорят, что я заноза:
Весь в колючках и резьбе.
Но зачем же лазить в розы,
Если вам не по себе?

Я такой не для потехи,
А для праздника души.
И грехи мои, как вехи,
Только тем и хороши.

Говорят, что бездельник,
Каторжанин и алкаш.
Ну и пусть. Зато без денег,
В доску свой и родом наш.

Я, как милые огрехи,
Рукодельницы судьбы.
Я, как задница в прорехе.
Я, как русское «кабы».

Ну, давайте, бросьте камень –
Вы узнаете тогда:
Только высечется пламень
И вздохнёт в пруду вода.

Гром не грянет. Невозможно
Раздразнить во мне грозу.
Только выплеснется слёзно
Капля горькая в глазу.

Обзывайте как хотите.
Всё равно, неправых вас
Я возьму в покорной свите,
В светлый путь и добрый час.


х х х

Нет опыта не битого
И сытого поэта.
Не мёртвыми молитвами
Душа его согрета.

Горит полночная звезда
В его жилье убогом,
Где кроме Музы и стыда,
Нет ни кого под боком.

Пресветлый рай, не ближний свет
И нет в него дороги,
Но всё-таки рождён поэт
Быть бесконечно в боге.

Без славы грош тебе цена –
Не всякий лирик лаком,
Хоть жопу высунь из окна,
А будешь пастернаком.


х х х

Выстудило, сморщило дороги.
И в какую даль с тоской ни глянь,
Всюду вид до горьких слёз убогий,
Лоскуты кустов да неба рвань.

Набежит волной тепло несмело,
Хлебным духом ласково обдаст,
Будто мать из детского придела
Мне краюху хлеба передаст.

Весь я там. В той жизни ставшей сказкой,
Потому и с нынешней мирюсь,
Что какой б ни выкрасили краской,
Всё равно, ей будет имя – Русь!


х х х

Мелким бесом
Затявкал дождь,
Как будто прессе
Не дали кость.
Как пьяный слесарь,
Плюющий всласть,
В пылу эксцесса
Войдя во власть.
Как я немного
Робея так,
Ворчу на бога,
Влача очаг.
Слова слёз паки,
Блажен, речист
Не яко накипь
И каббалист, 
А свет невзвидя
От бесьих шор,
С любовью идя
Опустит взор.
Не мзды не чая
И не суля,
А сердце мая
И вас моля,
Давайте вволю
Поговорим
О нашей доле,
О доле-дым.


х х х

Жизнь прошла, а мы так и не встретились.
Видно ты под серебристой дымкой
Прилетела в руки чьи-то, сети ли.
А в мою ладонь легла снежинкой.
Я и не заметил. Ненароком,
Может, любовался как ты таяла,
Думая о чём-то о высоком.
И меня стыдобушка не маяла
И меня не жёг огонь отчаянья,
Не будила совесть по ночам.
Ты растаяла, как лодочка отчалила…
Я же смертный грех не замечал.
Я и ныне не окликну свистом.
Всё хорошее в себе давно я сжёг.
На тебя сегодняшнюю, чистую,
Я бы и взглянуть уже не смог.
Мне теперь довольно и стервозы,
Чьи глаза, как мёрзлое бревно.
Для неё куплю я в праздник розы,
Чтоб она не прятала вино.
Не судьба. А может, так и надо:
Буйно разрастаясь, отцвести.
Нет – меня не мучает досада:
Всё проходит как должно пройти.
Жизнь полна глубоким ожиданьем,
Прелестью, волненьем страстей,
Ведь чем больше сбывшихся желаний,
Тем она печальней и пустей.


х х х

Выбирай, не выбирай –
Всё равно убога
Жизнь прощённая…
                И в рай
Заросла дорога.
Заболочена земля,
Как язык у враля.
Ведь о том чего нельзя
Все мы понимали.
Мир космического «Мы»,
Как былинка сужен.
В безобразно царстве тьмы
Человек не нужен.
Уязвлённый, жалкий он
Бродит по пустыне,
Бьёт его со всех сторон
Бесовство гордыни.
Брат на брата, как враги
Смотрят сквозь прицелы,
А в глазах: круги, круги…
Снег осатанелый…
Света нет ни у кого…
В сердце – ни слезинки,
Будто выпили его
Черти на поминках.
Помирай, не помирай,
А одна дорога,
Я твержу, как попугай,
Чтоб пожить немного.

х х х

Опять унылой кляче
Месить комки дорог.
Ей, истине ходячей,
Лишь плети в драный бок.
Туман, как пыль осевший
На балаганный кров,
Такой же постаревший,
Как лица седоков.
Теперь им райских песен
Уже вовек не свить:
Из глаз сочится плесень
И паутины нить.
Что ж! – ремесло актёра
Всего лишь ремесло.
Но скоро очень скоро
Им будет всем светло.
И робкий Арлекино,
С своим дневным лицом,
Закружится над тиной,
Как лебедь над прудом.
И жидкий лес предместий
Пронзит витая дрожь.
И где-то охнет песня,
И хлынет тёплый дождь.

Теперь ничто не свято:
Людская боль – смешна.
Россия виновата,
Что вся на всех одна.


СТРАННИКИ

            1
Нас когда-то было много,
А теперь почти не стало
Никого.   
              Куда дорога
Увела? Куда пропала?
На каком из километров,
Уронив бессильно крест,
Будто лист влекомый ветром,
Кто-то в облаке исчез.
Приберёт и нас.
                Высоко
Вознося на небеси.
Предсказуемого срока
Нет поэту на Руси.
А пока: одна отрада
Сердца страннику дана:
В этой жизни выпить надо
Чашу горькую до дна.

             2
Светает. На небе ни точки.
Волшебный хрусталик погас
Не к месту приходятся строчки,
Как громкая речь в ранний час.
А где-то за кромкой сознанья,
Такая озёрная тишь,
Что весь уходя во вниманье,
В предчувствии бога молчишь.
Пусть кто-то колотится в двери,
Ты сердцем в таком далеке,
Что жизнь, будто тающий берег,
Уже не причастна руке.


х х х

Сохнет плеть на кляче –
Ей висеть не в жилу
Ничего не знача,
Позабытой вживу.
Так и мне, поэту,
Горько и обидно –
Одному лишь ветру
Распевать, как видно.
Скоро закудахчу,
Хлопая руками –
Не взлететь иначе
Мне над дураками!
Стану пёстрой птицей,
С вами дурью маясь,
Выйду на страницы,
А потом покаюсь.
Умные потомки
Улыбнутся хмуро,
Глядя на потёмки
Нынешней культуры.

х х х

Весенней погодой ни гроз кутерьма,
А талые воды нас сводят с ума.
За быстрой рекой не угонится взгляд.
Помашешь рукой и вернёшься назад.
А сердцу нет места – куда не гляди!
Так сладко! Так тесно! Так томно в груди!

х х х

Ещё усыпан сад неприбранною медью:
Се осени наряд, как хлебушек последний.
Пушистые волокна
Опутали кусты.
И прослезились окна,
Как девушки чисты.
И пахнет зимней стужей
Скудеющая даль.
Лишь вороньё не тужит –
Их не берёт печаль.

х х х

Беспробудно, как пьяная оголь,
Дождь трещит день и ночь напролёт,
Будто нет у бездомного бога
И других соразмерных забот.
Непотребно, с надрывом пытошным,
Он выводит ненастную гнусь,
Будто враг оголтело-дотошный
Нечистотами пачкает грусть.
И такая от этого скука,
Хоть умри – не ухватишь за край.
Даже стон мой бесформенным звуком
Превращается в матерный лай.

х х х

Гадать, что мёртвому припарка:
Жизнь всё расставит на места.
Наверно, сердцу ближе чарка,
Душе милее красота.
Где человек? – за рёвом стада
Путь предначертанный ему
Теряет таинство уклада
И погружается во тьму.
Тому, кто вышел из народа
Обратно в люди – хода нет.
И здесь кончается природа
Его означенных примет.


х х х

Что там нынче за пургой:
Что ещё не вывезли?
Я ещё почти живой,
Но как конь на привязи.
Не беда, что холода,
Белая метелица:
Эта буйная орда –
Сущая безделица.
Что ж душа хрипит, как медь,
Больно и надломано?
Ей бы соколом взлететь,
Да неволей скована…
Я откину прядь со лба,
Выйду в люди ухарем.
Сколько худа без добра
Вы ещё не нюхали?
Не беда, что снежный плач
Свалит с ног и борова.
Жизнь, ведь тоже, если вскачь,
Как оглоблей в голову.
Крикну: «В чём моя вина?
Или всё мерещится?»
А в ответ мне тишина
Под метелью плещется.
От того и не мила
Кабала-затейница,
Что и так-то жизнь мала,
Как в снегу растеньице.
Как удачу не гони,
Ни потворствуй доле,
Только: боже сохрани! –
Сдохнуть на приколе.


х х х

Жизнь шиворот-навыворот
И я – живой урод,
И обстановка вшивая,
И сплю разинув рот:
То есть, не сплю, а думаю –
Мечтаю и сяк,
Как жизнь свою угрюмую
Исправить натощак.
Среди родни и ровни я
Талантом не блещу:
Я как равнина ровная
Коловращеньем льщу.
Мне пятнышко случайное:
Уже – приятный знак,
Уже не так отчаянно
Заметно кто дурак.
А в голове осенняя
Картина и распад
Раскрыта и рассеяна,
Как роща в листопад.
И каждый глядя, ярится,
Как будто встретил порчь.
Вам что-нибудь не нравится? –
Тогда пойдите прочь!


х х х

Облака, облака, облака…
Журавли, журавли, журавли…
И тоска моя так глубока,
Что ни неба, ни края земли.
Что-то сердце безжалостно рвёт,
Застилает глаза пелена,
Утешаю себя: всё пройдёт,
Но темна моих слов глубина.
Я не знаю: что там меня ждёт.
Я не знаю ни дня, ни потерь.
Журавлей, как листву унесёт –
Только мне не откроется дверь.
Дайте света побольше глазам.
Дайте душу росой окропить.
Припадаю я к вашим ногам.
Дайте жить! Дайте жить! Дайте жить!
Облака, облака, облака…
Журавли, журавли, журавли…
Я, как высохшая река:
Только осень да сердце в пыли.

х х х

За всё мне горько,
За всё мне стыдно
И этой порке
Конца не видно.
Живу без бога,
Живу без веры:
Одна дорога –
Податься в меры.
Но знает школьник
Природу правил:
Не комсомолил,
Не комиссарил.
Уйду в пустыню,
В пустыне кану:
Сквозь мглу и тину
Из рёбер встану –
Бездонным оком,
Бездомным взглядом…
И ветер волком
Присядет рядом.
х х х

С судьбы стирается канва,
Как со стены замазка
И удалая голова
Готовится к развязке,
Непостижимая умом
Она, как незабудка,
В сознанье нашем бытовом
Лишается рассудка.
Но возвращает на круги
Туманная догадка,
Что обязательны долги
Высокого порядка.
И вдруг взрывается звезда –
Без видимой причины –
И исчезает навсегда
В космической пучине.

х х х
 
Безвозвратно, безнадёжно
От любви к любви шагал.
Словно песенник острожный
На распутье погибал.
Погибая, даже лаской
Избалованный вконец,
Не рассказывайте сказки
О слиянии сердец.
В жизни проще и грубее,
И скандальней бездна душ:
Сумасшедшим суховеем
Опалила душу сушь.
И над чувственным порогом
Муза крылья простерла:
То ли это мне от бога?
То ль в отместку за дела?
Утешаясь как придётся,
Всё ж спокойнее, чем был,
Поворачиваю в солнце
Крылья порванных ветрил.
Не берёзы рукоплещут
Плотно выстроившись в ряд –
Ночка голосом зловещим
Говорит: «Пропали, брат!
Пропадём – ещё немного…»
Обойдётся как-нибудь:
Эта пыльная дорога –
Всех изверившихся путь.


(ОТРЫВОК)

Жена выглядывала хмуро
Из-под опущенных бровей:
Её брезгливая аура
Стекала с кончиков ногтей.
Расписанный под небосвод –
Увы, украшенный не блёсками! –
Я открывал лишь тихо рот,
Как рыба вынутая блёснами.
Гротеск ситуации бил наповал,
Как рыдван тащившийся в гору:
Я всё же ещё, по привычке, роптал,
Как в омут, затянутый в ссору.
И с горькой обидой на женщин взирал,
Ломая молитвенно пальцы,
И страшно конфузясь за дикий скандал,
Бранчливо бросался скандальцем.


х х х

Грусть, как камень, хоть с сердца снимай
Ветер, ветер, давай посмеёмся –
Скучно слушать твой дикий лай,
Под задорное солнце.
В подвенечной фате сады,
Сладок воспоминаний дым:
Ах, как были мы молоды,
Чтобы делать, как молодым!..
Что-то грубость заела стих.
Что-то с нежностью больно мнится,
Будто кто-то ударил под дых
Или вечно  покойник снится.
Я с весенних дворов гоню
В сердце трепетное листанье.
Я знакомым весь день звоню
Нарушая их расписанье.
По узорчатому ковру
Я хочу нагуляться вволю,
Чтобы радость дала перу
Притягательное раздолье.


х х х

Историки в истерике
Скрипят в келейках перьями –
Помпезная Америка
Увязла в суеверии.
Там славославят дьявола
И верят по наитию,
Что обретут без малого
Все прелести в соитии.
Их гороскопы взбешены:
В тотальном отчуждении
Дух человечий – все грешны!
Грядёт ли озарение?
Не барышни кисейные,
В век духоодичания
Им надо потрясения
Простого, как мычание.
Наркотики, наркотики –
Бунт или обольщение?
Экспромты постэротики
До скотопревращения.
Им позарез бы надобно
Раскрепощенье нервное:
Уходят, как за надолбы,
В нирвану – средство верное.
Как залпы пулемётные,
Дырявят душу новости:
Нет вотума, нет вотума,
Нет ни стыда, ни совести.


х х х

Виноват потому, что родился;
Потому, что не умер сразу;
Потому, что от водки не спился
И страну не предал ни разу.
Потому, что любил и верил,
Дружбу выше всего ценил,
Не губил ни людей, ни деревьев,
Никого ни о чём не просил.
Виноват, что ничем не прославясь
Обозвал знать продажной сукой –
То ли ненависть, то ли зависть
Вызвав у башибузуков.
Виноват, что не мучил кошек,
Матершиной заборов не пачкал,
На работе ломил, как лошадь,
Без призывов и без накачек.
Никому и ничем не обязан,
Я тот самый рассейский народ,
О котором с блудливым сарказмом
Телефонит келейный кот.
Это он и ему подобные,
Расстеливши зады по креслам,
Видят в нас лишь одних подопытных
И не больше – хоть мордой треснись!


х х х

Приду и сяду в уголок
И буду вечер маяться,
И горячо хвалить цветок,
Чтобы не разонравиться.
Уж у меня собачий нюх
На милые безделицы! –
Я не какой-нибудь лопух
Оглохший от постелицы.
Так дав желаниям разгон
Спешил я на свидание,
В душе гремел оркестром гром
И грело ликование.
От зданий шёл здоровый дух
И люди шли, как шествие…
Лишь я летел во весь опор,
Светясь от сумасшествия.
Вспорхнул, не охнув, на этаж
И рухнул возле двери я,
Как задыхающийся паж,
От царского доверия.
Любимая, я храм воздвиг!
Пусть те, кому ты нравишься,
Иль вырвут грешный мой язык!
Или – умрут от зависти!


х х х

Когда я говорю: «Мне жаль…» -
Я всех действительно жалею
И потому светла печаль,
Которой смолоду болею.
Как телескопом обвожу
Глазами отчие пенаты,
Ведь и о них я расскажу
С любовью, с болью за утраты.
Люблю, когда в начале лета
Берёзы лезут в небеса,
И речек розовые ленты
Напряжены, как паруса.
Лесов не мерянные чащи
Зовут в таинственную марь…
Здесь мой родник животворящий,
Здесь я с души снимаю гарь.
В тисках индустриальных дебрь
Я всё же дик и непригляден,
Как раздосадованный вепрь
Оглохший от тычков и ссадин.


х х х

Не пишется… Бьюсь головой об стену;
Сердце от боли – сплошное желе,
Будто женщина, скатившись до измены,
Вынула душу и жарит в золе.
В просинь брезгливые сумерки нижутся,
Ветер пропащий не знает границ…
Стихи, как утопленники, встали и движутся,
Жеманно кривляясь под хохот блудниц.
Вот я беспомощно дёргаю ножкой –
Трогайте пальцем! – я тише овцы,
Как говорят причащённые ложкой:
Мы – ваши дети, вы – наша отцы.
Это не боль уже – сущая пытка!
Кажется: рёбра растут из земли
В тело подвешенное на нитках
Лунных лучей – приходи и коли!


х х х

Беснующиеся трибуны… Звёзды плачут…
Жизнь – стадион из конца в конец.
Сердце выкатилось, как мячик,
Весело кувыркаясь в месиве сердец.
Куда ты скачешь, милая нелепица? –
Здесь, в мясорубке судеб и душ,
Тебя изомнут! Здесь на заплёванной лестнице
Насилуют кочующих облаком клуш!
Куда ты лезешь с азартом клизмы? –
Экая невидаль цветочный пламень!
Тебя обвинят здесь в каком-нибудь «изме»
Замшелом, как фарисейский камень.


х х х

Звон звонниц…
Жизнь. Нечаянный конец.
Но мы в отчаянном начале
Зажгли костры своих сердец,
Средь разногласья и печали.
Влезали споро в груды дел,
Взамен не требуя награды:
Едва ли кто-то преуспел
Перевернув дерьма громады.
И очень многие из нас
В небытие ушли, как в воду…
Скрипел расшатанный баркас,
Плыл не взирая на погоду.
И кто-то грёб и кровью губ
Была окрашена водица…
И думал я как был не груб,
Что и не стоило родиться.
И думал, мрачно глядя в глубь,
Что жизнь, как парус обветшала,
Что не осталось сил любить
И духа нет начать с начала.
Но слышу я печальный голос
Земли измученной моей:
«Ты – опалённый зноем колос,
Ты – плоть и кровь моих полей».


х х х

Не сплю…
Голова, как ночная бабочка…
Звёзды, гудки, собачье повизгиванье…
Душевный фонтан – фантастической лампочкой –
Насыщен лунными брызгами.
Вздыхаю так, что деревья гнутся,
Желая птицами сняться с места.
Так вздыхает над чайным блюдцем
Задолжавшая государству невеста.
Так мучительно дует на ссадину,
Очень жалея, что это не рана,
Какой-нибудь профессиональный ябедник,
Мечтающий о медали «За взятие меломана».

Вздохи… вздохи… Я слышу их,
Они для меня не эфирное маянье:
Даже сквозь строчки статеек иных,
Слышу натужное лаянье.
Очень задеты и очень обижены,
Очень им, очень им хочется,
Всеми своими урчащими грыжами,
Спасти бесталанное творчество.

х х х

Чья-то боль к тебе протянется,
Чья-то радость обожжёт…
Кто-то даже не оглянется,
Кто-то жалуясь придёт.
Будет дождь колюче тыкаться,
В мыслях вычурных шурша,
По ночам с тобою мыкаться,
Прожитое вороша.

х х х

Да есть ли время разбираться:
В груди ли ноет или грудь? –
Когда одни обиды сняться,
Когда от боли не вздохнуть.
Не вижу в форме заблужденья –
Поэт пред истиною гол! –
Не ради словоизверженья
Нас мучит огненный глагол.


х х х

Разбитная горожанка,
Напустив туман селу,
Ходит будто парижанка
По траве, как по стеклу:
Шаг и сердится картинно,
Ножкой землю уколов.
Тонкой юбки паутинка
Возбуждает древний зов.
Даже дед погрязший в сказке
О русалочьих делах
Вероломно строит глазки
У старухи на глазах.


х х х

Глазами пасмурными выела,
А говорят: телекинез…
Едва ли б магия осилила
Души умолкшей Эверест.
При встрече с вороватой скромностью
В любую щель спешит свернуть,
С почти изящной невесомостью
Неся, как на подносе, грудь.

Ах, время! Грубо и жестоко
Нам мстит за шкурный интерес.
Испепеляющее око
Его для многих – судный перст.

х х х

Что-то сны нехорошие снятся мне:
Снятся женщины ночь напролёт
И они, с разъярённые лицами,
Окружают меня, будто вражеский дот…
Не браните меня, современницы! –
Из простуженной глотки тепла не извлечь…
На зелёных холмах машут крыльями мельницы,
Как белое пламя над памятью встреч.
Пригоню свой табун, он давно уже рвётся,
Луговые туманы на гривы смотав…
И всё выше и выше поднимается солнце,
Как языческий бог, вырастая из трав.


х х х

Что я всем доброхотам зубастым
Нашпигованной злачной мурой?
Я хочу, может, груды их паствы
Осенить милосердной строкой;
Так воспеть эти райские кущи,
Этот всеми изжёванный цвет,
Чтобы каждый отныне живущий,
Не судил, а любил, как поэт.


х х х

Мало зависти, мало желанья,
Чтобы сбросить оковы быта,
Если дохлое прозябанье
В лоб, как вывеска, намертво вбито.
Что пользы в ином томище? –
Бумаги угроблено столько одной! –
И всё же разит за версту скукотищей,
А мы в ней – ни в зуб ногой!
Пиши, хоть, как курица лапой,
Но очень прошу: пиши,
Когда для себя решил,
А дело других – смеяться или плакать.
Чтоб мысль обгоняла слово,
Как пешего автомобиль,
А не учёной коровой
Изображала кадриль.
Дело читающих – быть или не быть!
По мне же: что нравится – то и прекрасно там.
Дай бог, о землю шапкой бить
В восторге от вашего Р осинанта!


х х х

Хочу такую, чтоб от ужаса
Заледенела в сердце кровь.
Хочу, чтоб мне хватило мужества,
Как крепость штурмовать любовь.
Хочу давить от хотенья
И, ошалев, ловить стремглав
Искру слепого вдохновенья,
И быть счастливым, миг поймав.
Хочу растерянной обиды
Перед холодной красотой,
Чтоб целовать след Афродиты
И быть униженным толпой.
Всего хочу, устав от битвы
По-донкихотски с пустотой.
Стена! И нет такой молитвы,
Чтоб слово врезалось в покой.


х х х

Мы можем ошибаться: может быть
Случайного увенчивая лаврами.
Мы можем ненавидеть и любить,
Но не имеем права быть неправыми.
Мы можем недоспать и недоесть, -
Кому взбредёт нас упрекнуть за это?
Мы можем всё, пока у правды есть
Хоть крошечная вера в силу света.


х х х

Как лавина прорвав буреломы,
Мысль кипит и твердеет рука.
«Здравствуй, Муза! Мы с Вами знакомы –
Это я, сумасшедший слегка.
Не прошу ученической скидки,
Не для этого жизнь привела,
Чтобы я после стольких попыток,
Свёл до шашней святые дела».


х х х

Руки в брюки! – фасонно скучая
Я пройдусь независимо так,
Словно бог, от себя отлучая
Обалдевших от скуки гуляк.
Что им я? И они мне, тем боле,
Если в самом интимном кругу
Я могу, словно выблудив в поле,
Чутко слушать волчицу-пургу
И глядеть зачарованно в струи,
Как ковшом до краёв зачерпнув
Дорогое вино поцелуя
У любимой склонённой к плечу.
Я художник и этим всё сказано.
Пусть моей грандиозной мазне
Будет милость забвеньем оказана,
Значит, всё же нужна она мне.


х х х

Прими мой май! –
Вовек подобной сини
Тебе нигде не увидать.
Я всё же родом из России –
Хороший, надо полагать.
Подумать только как бывало! –
С высокопарностью творца
Я называл тебя шалавой,
Ещё не ведая конца.
А ты, как саламандра в юбке,
Глаза от нежности ужа,
Кралась… И вспыхивали зубки,
Как жало узкого ножа.


х х х

Мы, как узлы одной машины,
Вошли в какой-то злой экстаз,
Пока не лопнули пружины
Соединяющие нас.

Всё было, было так недавно,
Что до сих пор корю себя,
Что не успел сказать о главном,
О том, что я любил тебя.

Теперь лишь улицы мести –
Такою болью сердце сжало,
Что прежним цветом не цвести,
Ни бог не выручит, ни дьявол.

Блуждаю в памяти как в снег
Средь запорошенных могилок:
Чужой нелепый человек
И сам себе дышу в затылок…


х х х

Мне весело! Мне очень весело!
Я всем вручу по калачу
И, как затюканная мессия,
Сам над собою похохочу.

Вонзайтесь до бровей в веселье!
Хватайте дармовой кусок!
Наверно, нету зверя злее
Вас, с вашей правдой рук и ног.

 
х х х

Обкорнала их серость буден,
Будто выблевала земля…
Им бы в зубы, как бублик, бубен
Нуля!

Обыватель, начиненный стрессом,
Лезет в корчах, как свора собак, -
Он ведь тоже – творец прогресса,
Прогрессирующий, как рак.


х х х

Была, говорила кося,
Что очень устала:
Зарплата, морщины,
Что жизнь как-то сразу окончилась вся,
Без всякой причины.
Что не с кем последние дни
Скоротать. Друзья, как слепые.
И дома и в людях – печали одни,
Кругом – ностальгия.
Рвала, как бумагу, слова,
Вокруг торопливо бросала.
И в комнате, будто листва
Сквозь стены шурша прорастала.


х х х

Неспокойно сердцу… Дом мне что ли тесен?
Грустно почему-то от хороших песен:
На душе просторно и необычайно,
Словно с другом детства встретился случайно.



ВЕСЕННИЙ   ТРИПТИХ

ГОЛУБИ
Лощённые и важные
Они сидят рядком
И кажется: у каждого
От спеси в горле ком.
Урчат, слегка грассируя,
Любуется собой,
Всем видом имитируя
Душевный непокой.

ФИЛОСОФ
Куда до них философу
С туманной болтовнёй,
С амбициозной россыпью
Над жизненной стернёй.
Я выдал бы задание:
Пускай блеснёт умом! –
Разъять небес рыдания,
Как череп анатом.

ГРОМ
Гром, как из тьмы колодезной,
Сгрёб дребезг грузных бус
И бросил в синей роздыми
Томительно, как блюз.
И каждый птенчик вспенился
Взъерошенной волной,
И каждое растеньице
Наполнилось весной.

х х х

Надену корону – ты будешь царицей
И жемчуг звезды вплету в волоса;
Лицу твоему я отдам все зарницы –
От зависти пусть голосят небеса.
И кольца Сатурна на руки надену,
И брошу под ноги Млечный Путь,
Но чтоб я ни делал – и так ты бесценна:
Ты лучше, ты краше – такою и будь.

х х х

В цвета, как в радугу одеты
Твои слова и сны мои.
О, это верная примета
В душе присутствия весны.
Ещё зима, ещё бураны
Играют с ночью в чехарду.
Ещё сверкает первозданно
Свет по игольчатому льду.
И скрип шагов, и звук полозьев
В морозный ясный день летит,
Но, как роса на бледной розе,
Уж солнце в небесах горит.
И вот в какое-то мгновенье
Вдруг сердце радостно замрёт:
Мир, как белый сад цветёт.
В цвета, как в радугу одеты
Твои слова и сны сои.
О, это верная примета
В душе присутствия весны.

х х х

Листва заплескалась в закате,
Как резвая молодь рыб.
Уж ночь примерила платье
По сенью кудрявых лип.
Повеяло пряной прохладой,
Как будто из тьмы веков
Прекрасная Шехерезада
Взметнула волною шелков.


х х х

Что за клейкое слово – Липово:
Пахнет мёдом и мокрым садом,
Но, как голос органа хриплого
Обречённо гудят ограды.
Тишина небывалым хоралом
Нарушает гармонию цвета.
Как же в сущности надо мало,
Чтоб однажды заметить это.


АПОКАЛИПСИС

По всей земле исчезнут люди
И будет холодно и мгла…
Лишь над Землёй носиться будет
Дух разрушения и зла.
Придёт Она – чумы страшнее –
Повсюду сея мор и глад:
Не будет спутницы вернее,
Чем эта – Атомная – в ад.




ВОЕННЫМ   ПОЭТАМ
(по мотивам военных стихов)

Поэты военной поры,
Вы мне не дадите забыться –
Читаю и будто с горы
Лечу я по вашим страницам.
По вашим знамёнам сужу
О выбранной мною дороге
И с гордостью лиру держу
Под вашим вниманием строгим.

х х х

Здравствуй, пчёлка! Ты всё жужжишь?
Шьёшь ресницами, как пропеллером?
Я бы тоже махнул, глядишь,
Как пчела над душистым клевером.
Но увы, мне таким не стать.
Грациозно отставив ногу,
Я могу лишь тебе послать
Эту жвачку стихов в дорогу.
Вот потому и пишу
Зарифмованной бранью письма.
Если хочешь – себя укушу,
Чтобы выглядеть независимо.

х х х

Ступень одолевая за ступенечкой
Карабкаются вверх, завидя свет, -
Переживают! – осуждая времечко:
В поэзии – кричат – чего-то нет!
Да ведь она страшнее малярии
От наглой наготы поэтов там!
Наверно, полоумные Марии
Родят таких из ненависти к нам.


ВЬЮГА

Над полымем луга,
Как голое тело, -
Безумная вьюга
Шаталась и пела.
И косы льняные
В полыни свивала,
И мысли шальные,
Как тесто взбивала.
И не было света,
И не было друга…
И в думах поэта
Бесчинствует вьюга.




МУЗЕ
1
Умри от счастья, склочница!
К твоей руке припав,
Я – падший ангел творчества,
Сдаю в химчистку нрав.
Порочны устремления,
Постриг – не аргумент:
Не выдаст справку гения
Мне скряга – литагент.
Я постарел, обвык, обмяк…
Прилипчивы привычки:
Как в детстве, радуясь, яички
Об лоб бью, будто об косяк.

2
Мой ласковый зверёныш мой! –
Шепни мне напослед:
Что я задиристый такой
Был неплохой поэт.
Всем уходящим на покой
Не пожалей добра,
Пока в них бродит хмель густой.
А мне, видать, пора…

х х х

Учить всегда напрасный труд
Когда, как стражей у порога,
Сомненья с первых же минут
Одолевают педагогов.
Я оправдал надежды всех
Кто ждал, что так или иначе,
Но грандиозный неуспех
Мне непременно предназначен.
И всё-таки в зените лет,
Как беглеца в сетях дороги,
Меня настиг безумный свет
Зовя в небесные чертоги.

х х х

Его величество гротеск,
Как снежный ком.
Сатиры блеск,
Как лунный флер,
Как вихрь взметнувший,
Как приговор
Всем равнодушным.

х х х

Ты хотела это тело? –
Так возьми и получи!
И потому какое дело
Что мы делаем в ночи?!
И над чем вдвоём хохочем
В поцелуях смех глуша?!
Мы ещё не то отмочим,
Если ночка хороша!
Пусть луна висит, как глыба
Голубеющего льда.
Я люблю словечко «либо» --
Чтобы раз и навсегда,
Чтоб без всяких оговорок –
Принимай каков уж есть!
Может быть, я тем и дорог,
Что всех слабостей не счесть?
Но при всём при том, при этом,
Я до нежности охочь –
Это может по секрету
Разболтать хмельная ночь:
Я не раз ей очумело
Выговаривал любя,
Чтоб выбалтывать не смела
Как мне грустно без тебя.

х х х

Чтобы тоской не мурыжить нервишки
Иль втихомолку обиды копить,
Чтобы не маяться, как от одышки,
Чтобы сердце, как двери открыть.
Пусть не взыграют сомненья забавой, -
Змей-искуситель вмешаться не прочь!
Трудно мне сладить с нахальной оравой
Нажитых слабостей злющих, как ночь.
Может, кому-то милей трали-вали,
Кто-то охочь до приятственных слёз.
Я бы слова забивал, будто сваи,
Чтоб расходился по коже мороз.
Слаб человек в этом скопище адовом,
Закомплексован до самых бровей –
Вот почему так хочу я порадовать
В общем-то очень хороших людей.

х х х

Как белый флаг в окошке свесилась рука
И машет, машет, машет…
Такую грусть, пожалуй и река
С мерцающей луной не перепляшут.
Как слякотно снаружи и внутри!
В глазах шевелится растоптанная лужа,
Как будто вытекшие сполохи зари
И не понять: кому и кто здесь нужен.
Ведь я, как снег, как ветер леденящий,
Как слёзы что исходят из земли.
Не пожелай судьбы моей пропащей!
Душе воспламенеть не повели!
За голос мой немножечко нескладный,
За то что я с тоски шероховат,
Ты, видно, по ошибке ненаглядным
Зовёшь меня, жалея невпопад.
Пусть листопад красивый и печальный
В твоей любви пронзительно споёт.
Зачем тебе костёр мой поминальный?
Любовь не канет.
Молодость пройдёт.

х х х

Мокрым снегом, вьюжным свистом
Дух бродяжий закалён.
Не последним скандалистом
Ты уйдёшь в последний сон.
Раздираемый сомненьем:
Так ли жил как надлежит? –
Пропадёшь в костре осенним,
Охраняя рубежи.

х х х

Как лошадь-верблюдок.
Ублюдок и дик
Средь зданий и будок,
Сквозь лай и гик,
Весь в чёрном и мрачном,
Я хуже, чем рок
Для хищных и жвачных.
Не стойте у ног!

х х х

Мы росли на задворках страны
Среди бедности и униженья:
Нам хватило невзгод без войны,
Чтобы выиграть с жизнью сраженье.
Кто-то выжил, а кто-то не смог.
Кто-то подличал драпая в люди.
Кто-то жил не тужил, как божок.
Кто-то маялся на перепутье…

х х х

Ты существуешь и я существую:
С радостным удивлением глядим друг на друга –
Можешь потрогать! – я даже не запсихую,
Если конечно, не рассыплюсь от испуга.
Жизнь была: наважденье и лёд,
Пламя где-то витало не грея,
Я тихо и скорбно берёг живот
Пуще ближних свой пуп лелея.
Болото было тёмным и рыхлым,
Но думалось мне: как ни мерзок мрак,
Если колокола надежд утихли –
Живу как надо, как не дурак.
Если люди сошли с ума,
Словно поезд сошедший с рельсов,
Морально успокаивает душу тьма –
Хочешь своруйся, а хочешь спейся.
Снова слышу: «Живи и надейся!»
Словно люди сошли с ума,
Как поезда сошедшие с рельсов
Или обезлюдевшая тюрьма.
А те времена прошли. Общаемся.
Размякшие лица, как мыльные пузыри.
Оказывается: мы не кусаемся,
Не злыдни какие-то, чёрт побери!
Забудем про то, про это забудем,
Хлюпнемся в радужный круг новостей.
Все нехорошее сгинет в людях:
Не будет ни драм, ни страстей.
Жулики станут скромнее монахов.
Хам милосердьем осветит лоб.
Даже убийца, навидясь страхов,
Заживо ляжет, от святости, в гроб!


х х х

Сердце рвалось в высь
Цепляясь за узкий карниз.
Кто-то шипел: «Брысь!»
Кто-то толкал вниз.
Как бритва остры слова –
Попробуй не оступись! –
И катится голова
В пропасть с названием: жизнь.

х х х

Мокрым снегом, вьюжным свистом
Дух бродяжий закалён.
Не последним скандалистом
Ты уйдёшь в последний сон,
Раздираемый сомненьем:
Так ли жил как надлежит? –
Пропадёшь в костре осеннем,
Охраняя рубежи.


х х х

Всё мяли да рыли,
Взахлёб говорили,
Судили, рядили
Какими мы были –
Плели панегирики
Музе, вампирики.
А мели грудели,
Как горы горбами…
И мы поредели,
Обставясь гробами.


УТРО

Новый день начинать не хочется
Ни с базарной ворчни, ни с обид.
За окошком туман ворочается,
Как какой-то библейский кит.
Ухватившись за острый лучик,
Я тяну золотистый шар:
В пышном ворохе рыжих тучек,
Он похож на сердечный пожар.

х х х

Жрецы, как промотавшиеся пьяницы –
Нет прошлого и будущего нет –
Шатаются, кичливые пристанища,
За частоколом сумеречных лет.
Оттуда тянет сыростью и смрадом…
И словно бы ударившись об риф,
Потомки оскорблённые, с досадой
Перечеркнут наш век альтернатив.


ВСЕ   ПЕРЕСТРОИЛИСЬ…

1
Все перестроились встав в круг.
И только я, как одуванчик:
Ни головы, ни ног, ни рук –
Один лишь скромненький желанчик.
Но есть же ведь и высший суд!
И я жалею, что не первый…
Но день и ночь дымясь, как трут,
Во мне подпрыгивают нервы.
Не жизнь, а точно косогор.
Не горизонты, а опушки.
И дни походят на забор
Вокруг работы и пивнушки.
Мысль, как на привязи дворняжка.
Закут особ – хоть вой и лай
Или греми, насупясь, чашкой,
Иль совесть разбазаривай.

2
Как за пароходом тянется бурун.
Так за мной, когда я спорю дуром,
Белым криком брызжет в сотню лун
Разговор лощённых трубадуров.
Им бы щёки парусом вздувать!
Им бы в барыши греметь в восторге!
Ну а тут приходит мрачный дядь,
Говорит, как на банкете в морге.
Говорит, как ярый пессимист,
Сам себя в сомненьях обличает
И того кто на руку нечист,
Как господь, от храма отлучает.
«Ну куда ты лезешь?!» - говорят,
Норовя отбить охоту к слову.
Прохожу сквозь них за рядом ряд –
Жить средь этой сволочи не ново.


НЕПРИНУЖДЁННОЕ   ЗЕРКАЛО

Мы не ответчики,
Но как потатчики
И мы отмечены,
Как бюрократчики.
От равнодушия,
От праздной лени ли
И мы оглушены
Мохнатой зеленью.
Как смерзью, выжиги
И нас отметили, -
Попробуй выжги-ка
Со лба отметины.
Попробуй вылижи
Пятно потатное;
Попробуй вырежи,
Как непечатное!
Вот почему пока
Не перестроились,
А лишь шагнув слегка,
Как бы пристроились.
Дела – пока слова –
Никак не вяжутся,
Стоим у кромки рва,
Со страху – кажется.
Всё от мерещенья
Торим дороги мы.
Даров обещенных
Ждём, как убогие.
Преубеждённые
Ко всем веяньем, -
Как осуждённые,
Как изваяния.
И всё ж, не хватит ли
Трещать по поводу? –
Мы не игратели
Без чести смолоду.
Никто не выстроит
За нас как надо бы,
Никто не выстоит,
Хотя и рады бы.
Пока мы топчемся
От замешательства, -
Жить надо обществом,
Жить замечательно.


БЛАГОРОДНОЕ   СОБРАНИЕ

Местком лишь жил желанием –
О благородный гнев! –
Устроить на собраньи
Бездельнику нагрев,
Как в бане, чтоб до поту,
До ломоты во лбу, -
Чтоб рвался на гульбу.
Как водится, в начале,
Тая грозу в глазах,
Внушительно молчали
Внушая парню страх.
Такой сюжетный фантом
В учрежденье том,
Как ноты музыкантам,
Был каждому знаком.
Всё было благородно:
Ругали, чтоб ругать, –
Ведь стало очень модно
Собранья собирать.
Вы думали, что будет
Убийство? – как же! – вот!
Не примутся же люди
Пинать своих в живот.
Чего порой не слышишь! –
Уж так велит закон.
Но ведь и живёшь и дышишь,
Не лезешь на рожон.
Да и кому от сглаза
Такая жуть нужна?
Безделье – не зараза,
А общая вина.
Да и сому какому
Взбредёт на ум вменить
Бумажному месткому
Теченье изменить.
Суть заседаний – веер
Старинных нравов дам,
Которых, как на Север,
Не разохотить нам.
Подвижничество. Споры.
Удел – не имярек.
Прекрасны (всуе) горы
И за окошком снег.
А у себя под боком
Доходней тишь да гладь:
Там, в мыслях о высоком,
Готовы есть да спать,
Коль премия в кармане
И в области почёт,
И сверху гром не грянет,
И снизу не течёт.
Кругом в сплошной страховке
Надёжной, как броня,
Все божии коровки
Ползут брюшки храня.

х х х

Стихи текут рекою вспенясь
И умирают стоя в русле.
О чём и для кого писать,
О том молчат с проклятьем гусли.
О, бледность очумевших лиц!
О, бледность претворений!
Паленым пахнет со страниц
От человечьих трений.
И даже полотёр иной,
Как кот надыбив спину
Исходит бешеной слюной
Царапая картину.
Одист на бравом скакуне
И тот в грязи топорщится,
Как напроказившей жене
Грозя стране: «Притворщица!»
Все, как один, за перестройку;
Куда ни ткни – повсюду «за»!
Приняв, как душ, головомойку
Теперь глядят во все глаза.
От головы до пят представясь,
Ладошкой вытерли бока
И всем культегерям на зависть
Полезли к чёрту на рога.
Куда, родимые ромашки? –
Но крик такой, что не понять:
То ли заводят скопом шашни,
То ль диверсантов кроют в мать.
Уже и музыку… Маньяки,
Как кошек тянут за хвосты:
Мол, от неё – грабёж и драки,
И, как грибы, растут Христы,
И недород, и лиходёйство.
Да полно сосками махать! –
Ведь от такого фарисейства
Легко представить шлюхой – мать!

 
 ИЗ   СБОРНИКА  СТИХОВ   «ШАНС»
 
ЗЛОПЫХАТЕЛЮ
 
Было скользко – стала жарко,
Стало, вроде бы, трудней,
Но сколь ворону не каркать –
Мы становимся сильней,
Сколько нечести не рыскать,
Сколько ям под нас не рыть, -
Мы хромаем не от риска,
А от страха отступить.
Вы, любезный, просто врёте,
Что взялись мы впопыхах
Повернуть на повороте,
Словно конь о трёх ногах.
Это вам бы так хотелось,
Чтобы нам не по зубам
Оказалась наша смелость
Как для сердца – девять грамм.

х х х

Сон властно смежил веки мне
И в невесомость погружаясь,
Я словно воин на коне
Копьём пронизываю Зависть.
Но сделав сальто, из-за туч
Спешит на помощь ей Гордыня, -
Как меч, в руках сверкает луч,
А позади, как шлейф, пустыня.
А вот и чистенькая Ложь
С небес спускается, как дива,
Держа в холодных пальцах грош
И кособока, но красива.
И лестью мне ласкает слух,
И нету сил рассеять чары:
Глаза слипаются от мух,
Не видя зарева пожаров.

х х х

Не от святости прёт Лариска
В фантастический Сан-Франциско.
Ей, Лариске, на святость плевать –
Что со святости можно взять?
После проповедей моралистов,
Что одеты из-под полы,
Даже будь и святой Лариска,
Взвизгнув, выльет ушат хулы.
И когда она, плавясь страстью,
Ловит денежных мужичков,
Я уверен: что это счастье
Внушено болтовнёй крючков.
И поют её бёдра скрипкой
О пропащей судьбе, как стон…
Презираю её, с улыбкой,
И жалею, ведь я не слон.


ДВА   ПОЛЮСА

Два полюса. И между ними –
Пустыня духа, нищета,
Где шлюшки в эйфорийском гриме,
Тоскуют по словам Христа.
Где добродетельные дочки
Шалят, ошпаренно взопрев,
До срока лопаясь, как почки,
Поплёвывая на запрет.
Где по мальчишеским румянам
Течёт седая синева
И керосиновым дурманом
Цветёт клочками голова.
Два полюса труда и быта,
А между ними – гниль и грязь…
И кто-то очень умный видно,
Уже готов, перекрестясь,
Отмежеваться, чтоб не било
По рапортам на фимиам.
Интеллектующий горилла
Кричит: «Таких не надо нам!»
А нам нужней и те и эти,
Чем этот выкормыш ханжей,
Который сроду не в ответе
Ни за страну, ни за детей.

х х х

Ну, что тебе надо
Ещё, мещанин?
Ну, кроме награды,
Шмотья и машин?
Ну, кроме работы –
Где можно украсть?
Где можно до рвоты
Куражиться всласть.
Леса – до которых
Ты очень охоч:
Там им уже скоро
Нечем не помочь.
И реки, как кони
Всё тише бегут –
Спрессована в комья
Земля до минут.
Ну, что тебе надо
Ещё, кроме нас
И нашей досады
Взрывной, как фугас?
Всего ты достиг,
Сокрушитель голов,
Плодя не великих,
Но всё же, врагов.
Плодя не идейный,
но всё же, разброд.
С обидой смертельной
Глядящий вперёд.
Во всём преуспел –
Так чего же опять
Ты в наш передел
Тянешь лапы, как тать.

х х х

Поспешайте жалеть! – чаще можно успеть.
Разрешите друг в друга вглядеться.
Не хотите ли песню на пару допеть,
Чтоб достало до самого сердца?
Мы расходимся врозь, разбиваясь о месть –
Как слепые срываемся с кручи.
Погодите друг другу на головы лезть –
Есть ступени крепче и лучше.

х х х

Находи дорогу к чёрту в пекло! –
Это путь для правильных мужчин.
Надо начинать себя из пепла,
Из мечты, из собственных глубин.
Никакие выверты прогресса
Не сумеют выхолостить век.
Если жив хотя б один повеса,
В жизнь влюблённый насмерть человек.


ВЛАДИМИРУ   ВЫСОЦКОМУ

Нас пугали опухолью раковой
Буржуазной пропаганды якобы,
Говорили: «Все бы одинаково
Измельчали под влияньем Запада!»
Слушаем эстрады заграничные –
Устричными песнями напичканы
И носы воротим от приличного,
Серого, быть может, но столичного.

И молчит его гитара мая бедная.
Онемела песня несусветная.
Неужели оргия буфетная
Нам заменит исповедь отпетую?

Хриплый баритон, как парус порванный,
Одиноко высится над спорами.
Позади бы ангелочков с горнами…
Музыка – беда нерукотворная.
Музыка, как баба окаянная:
Любишь за отраду несказанную,
Любишь, в тайне муча слово бранное,
За её святое и обманное.
Кажется, мы оклемались всё же,
Поняли: самим себе дороже,
Делая халтуру лезть из кожи,
Чтоб привить убогость молодёжи.
Поняли, что слово – тоже дело.
Если дух здоров – здорово тело.
Если мы в глаза взглянули смело,
Жить в такое время – то ли дело.

х х х

Обкорнала их серость буден,
Будто выблевала земля.
Им бы в зубы, как бублик, бубен
Рубля!
Обыватель, исчадье стресса,
Лезет в корчах, как свора собак!
Он ведь тоже – творец прогресса,
Прогрессирующий, как рак.
х х х
От ссор и склок пора бы нам
Переходить к делам.
Себя зовём прорабами,
А городим бедлам.
О чём шумим, товарищи?
Какой недуг
Вас, всё на свете знающих,
Озлобил вдруг?
Какие думы смурные
Стучат, как молот, в лоб,
Когда вы оконтурено
Взираете из колб. 
Наверно, хватит дуться,
Чины деля,
Ломая ближних в буйстве,
Как кренделя.
Наверно, хватит драчек,
Недолго до беды.
Нам строить жизнь и значит –
Тесней ряды!


ШАНС
           А. Тимошину

С работы на работу
И так вот – день за днём:
Обычные заботы –
Везде и не при чём.
Обыденность заела,
Да так, что не вздохнуть:
И вроде бы у дела,
А радости – ничуть.
И вроде жив покуда
И в чём-то преуспел,
Но всё-таки без чуда
И бытиё – удел.
Всё воедино слито –
Уж как тут не крути! –
Жизнь, словно танец Витта.
Не выжить взаперти
И не остаться честным
Не исчерпав души,
Хоть и помрёшь известным
В какой-нибудь глуши.
Да не о славе слово,
Не о престиже транс –
Не упустить бы снова
Стране бессмертный шанс.


ГВОЗДИ   ДУМ

Я перекрыл все русла рек,
Которые во мне текли.
В душе пошёл тяжёлый снег,
Чернее выжженной земли.
Я разорил свои поля,
Леса в пустыни превратил
И обезлюдела земля
Покрывшись язвами могил.
Я оскорбил проклятьем день
И он свернулся, как цветок.
И проросла зловеще тень,
Как крест на паперти дорог.
Я гвозди дум в ладони вбил,
Униженную плоть распяв,
И чёрный мрак в душе завыл,
Как демон крылья распластав.

х х х

Золотым дождём листва прольётся –
Сердце опечаленно замрёт;
Каждый ждёт чего-то не дождётся,
Глядя на осенний приворот.

Ждал и я, по прошлому не плача,
Словно забулдыга на краю…
Что с того, что жил на свете мальчик
Думавший, что он живёт в раю?
Что с того, что сброшенный, как с кручи,
Этот мальчик,  утирая кровь,
Говорил, поплёвывая в тучи:
«Это вовсе даже не любовь…»
И вставал, смущённо озираясь, -
Разве не понять неловкость ту?
Сердце жжёт неутихающая зависть,
Что устало драться за мечту.

х х х

Ей-богу, смехотворные амуры
Встают за мной задиристо-немы,
Всем видом поощряя шуры-муры
Поклонниц тарабарщины и тьмы.
Бледнея от внушаемых предчувствий,
Они, почти вживаясь, говорят,
Что от других стихов их совесть мучит,
А от моих их черти тянут в ад.
Что вот и одеваюсь я обманно,
Что я до неприличия не тот
Каким кажусь, и очень даже странно,
Что по ночам не режу я народ.
И невдомёк, что шляпа и причёска
И, в общем-то, прилично-мрачный вид –
Всего лишь ироническая соска
Для тех, кто обожает детектив.
Да и стихи не более, чем шутка
Для всякого кто жаждет теплоты,
Кто вечно экономя на желудке,
Охапкой носит женщине цветы.

Я в смехе весь, как город в пышном снеге,
Когда завьюжит шалая пурга…
Как просто в непохожем человеке
Узреть два восхитительных рожка.

х х х

Давно,
Я чувствую давно,
Бредя
По снежной целине,
Что мне
Остаться суждено
С самим собой наедине.

Нельзя,
Идя в снегу нельзя
Жалеть о том
Чего не стало.
Да разве выдержит земля
Всех тех, кому дороги мало?

Так пусть дурная голова
Хрустит, как мёрзлая капуста, -
Я превращая в снег слова,
Как  снегопад ложу их густо.

И если этот жёсткий снег
Кого-нибудь спасёт от стужи,
Я буду рад,
Как человек,
Который хоть кому-то нужен.

И всё ж порою грустно мне,
Ведь я давным-давно всё знаю:
Нельзя пройти по целине
Так, как и врагу не пожелаешь.


ИКАРЫ

1
Почувствовав крылья,
Ты хочешь взлететь,
Ломая затылком
Регламентов клеть.
Но участь икаров
Давно решена…
И плачет гитара,
Печали полна.
Так ветер блуждает
В осенней ночи
И кто его знает
О чём он кричит?
И улицы мёрзнут
На пёстром огне.
И окна, как звёзды,
Одни в тишине.

2
Почувствовав крылья,
Ты хочешь взлететь;
Ты пробуешь силы,
Чтоб что-то успеть…
Но участь икаров
Давно решена –
Их смелость недаром
В вину вменена.
И ветер нас будит,
Похожий на плач.
Так было, так будет,
Пока учит алчь.

х х х

То разухабисто, то грустно
Играла дивная гармонь
И затуманенные чувства
Палил рябиновый огонь.
И как из тягостного мрака,
Освобождённая душа
Любила всё светло и мягко,
Как матерь любит малыша.

О   ЛЮБВИ

Не хочу, а может, не умею
О любви кричать, как на пожаре.
Этой штукой молча проболею
Как бы сильно женщины не жали.
Сколько их, весёлых и глазастых,
Сколько их, беспечных и настырных
Через нашу молодость прошастали? –
Разных: и воинственных и мирных.
Что любить? На чью угоду пала
Сердце разрывающая трясь –
Вряд ли хватит славного Байкала,
Чтоб умерить вспыхнувшую страсть.
Хорошо, когда с тобой взаимны.
Не умрёшь, коль отшатнутся вдруг.
Повторяя имя милой – гибнем
И без милой – корчимся от мук.

х х х
 
Давай присядем на дорожку
И помолчим.
Луна придвинулась к окошку
Клубясь, как дым.
Кудрявый клён в потёмки вжатый –
То вверх, то вниз:
Танцует в паре с провожатой
Танго-каприз.
Давай ещё чуть-чуть побудем
Наедине, -
Ведь ничего уже не будет
Тебе и мне.
Уж если расставаться твёрдо,
То лучше так:
Светя последним светом гордо
В прощальный мрак.

х х х

Ты люби меня, любимая, -
Не жалей, как говорят.
Грусть моя неугасимая –
Бесконечный листопад.
Заигрался ветер с вербою…
Только сердце разрывать –
А о чём печаль? – не ведаю
И откуда – не понять.
Вижу что-то хороводное
В ярком убранстве берёз:
Так и хочется подобное
Ощутить в любви, до слёз.
Чтоб до крохотного листика
Воспарить и хоть – под нож!
Как чудесна эта мистика,
Эта чувственная дрожь!
Понимаю всё что сбудется,
Что не сбудется – пойму.
Сколько ж в сердце грусти грудится
На одну любовь мою!

х х х

Мне б до сердца дотянуться.
Мне б до облака достать.
Мне б в плечо твоё уткнуться,
Замереть и не дышать.
Мне бы с ласковой тревогой
Неодетым выбегать
Каждый вечер на дорогу,
Чтоб тебя не прозевать.
Каждым вздохом упиваться.
Каждый жест предвосхищать.
Чистым полем расстилаться,
Чтоб шаги твои держать.
Мне бы рыскать серым волком,
Чтоб от бед тебя беречь.
Мне б, как нитка за иголкой,
За тобой повсюду течь.

х х х

Привет вам все, кого любил когда-то!
О ком грустил, с кем хлеб и соль делил.
Привет вам! – говорю я виновато,
Я в суете совсем о вас забыл.
Я знаю: вы по-прежнему шальные
И в этом ваша сила и беда;
Все умницы и хохмачи большие,
Наверно, вас ругают, как всегда.
Ловите, милые, как ласточку во фраке,
Мой умопомрачительный привет!
Лечу и я в таком хорошем мраке,
Так безалаберно похож на свой портрет.
Я гость очаровательной болтушки…
Но мне милей такая тишина,
Когда, как после дружеской пирушки,
Со мной лукавит зверская луна.
Как горячи непрошенные муки!
Попридержите ветер за узду,
Чтоб я сумел на память о разлуке,
Пред сонмом звёзд, зажечь свою звезду.

х х х

Тянем время и молчим покуда,
Словно оборвать боимся нить.
Это удивительное чудо –
Посреди толпы не говорить!
«Здравствуй, что ли…» -- мысленно шепчу я
И ловлю неслышное: «Привет…»
Радость, будто облако кочуя,
Излучает благодарный свет.


х х х

О как твои глаза твои темны!
Как будто неземные чары
Идут в меня из глубины
Неся разруху и пожары.
Но и приговорённый я,
От всех предчувствий и несчастий
Ищу защиты у тебя,
Как птица, прячась от ненастья.
Лишь так разбившись о твоё
Неразрешимое упрямство
Сумею я постичь своё
В глуби сокрытое субстанство.


х х х

Здесь я, а там она.
И мы такие разные:
Она – сама весна,
Я – осень непролазная.
В ней – красота, задор.
Мне похвалиться нечем.
Иду к ней, как в собор
И возжигаю свечи.
    
Вот фотография,
Где беспечально
Стоим она и я,
Как бы случайно.


 
х х х

Грусть очищает нас от скверны
Растущих лет, от их плевков.
Пусть канем мы в неимоверной
Непостижимости веков.
Всё ж, в бесконечности желаний,
Наш путь украсят до конца,
Сквозь плотный дым воспоминаний,
Черты прекрасного лица.
Соединятся воедино
В тех грёзах: вереница встреч;
Луна, как долька апельсина;
Безумный пламень рук и плеч.

х х х

И больно мне и страшно почему-то
Увидеть вдруг, средь незнакомых лиц,
Улыбку обращённую к кому-то,
Под тишиною шёлковых ресниц.
Остановись, прекрасное виденье!
Прошу тебя не обрываться вдруг:
Так велико моё проникновенье
В глубинные пласты волшебных мук!

х х х

С каким отчаянным апломбом
Ты заявила: «Ну и пусть!» -
Неразорвавшеюся бомбой
Тая растерянность и грусть.
Как опереточная дива,
Наотмашь бросила в лицо:
Что бесконечно некрасиво
Быть, не по возрасту, глупцом.
И как попало бросив шубку,
И шарф, и сумку на плечо,
Всё охорашивала юбку,
А юбка вовсе не при чём.
И я невольно… Или вольно? –
Переполнялся торжеством;
И мне когда-то было больно
Стоять поломанным кустом.
И я свивался в жгут от грусти
И что-то мямлил невпопад,
И был гадливеньким сочувствием
Испепелён до самых пят.


ПОРА   ЛЮБВИ

Пора любви – пора необычайная.
В просторном мире счастья и тревог,
Стирается из памяти случайное,
Но ты, любовь, живёшь. И наш порог
Опять берёзки, храбро избоченясь,
Листвою осыпают золотой.
И мучит заразительным свечением,
Плывущий в небе месяц молодой.
Река, переливаясь перламутром,
Молчит, нетерпеливо затаясь.
Как сотни лет тому назад, приходит утро,
Над лесом узкой лентою змеясь.
Туман покрыл старинные дубравы,
Где тихий шелест, как невольный взгляд…
Влюблённые всегда бывают правы,
Кто невиновен, кто и виноват.


х х х

Как уголёк угасла смелость
И я вздыхаю: «Как же так?» -
Приняв за зрелость – неумелость
И равнодушие – за такт.
Всё было: таяли снега,
Дымы стояли коромыслом.
Как деревянная нога,
Скрипели мысли.
И слово превращалось в ветер.
Трепало дом к исходу дня.
Грубела женщина от сплетен
И ненавидела меня.


ЛЮБЛЮ…

Люблю жасмин в букете чая,
Когда приятели гурьбой
Стоят в очередях, не чая
Вернуться вовремя домой.
Люблю тенистые  аллеи,
Когда униженный вконец
Рок-музыкальной «бармалеей»
Я сам похож на холодец.
Люблю без памяти поляны
За сладость грёз и буйство трав,
Где у папессы Иоанны
Садились звёзды на рукав.
Люблю, за чудное мгновенье,
Без дел по улице бродить,
Где, может быть, как вдохновенье,
Её вдруг встречу, может быть.
Пускай соткут улыбки встречных
Её портрет, как идеал;
Пусть будет утро или вечер,
Но взор прохладой чтоб дышал…


х х х

Я не хочу тебя тревожить
Дыханьем робким, как листы.
Слова мои на ночь похожи
И до безумия пусты.
С их безысходностью кричащей
Хотел бы я пропасть, как миф,
Для всех навеки уходящих
Земное что-то сотворив.


ОСЕННИЕ   КОСТРЫ

Осень, осень!.. Светло и бескрайне
Обомлел луговой хоровод.
Брызжет золотом гиблая тайна
Задушевных осенних красот.
Как причудливо светятся краски!
Не ищи утешенья во мне:
Уведу, будто в омуты, в сказки
И пойдёшь ты за мной, как во сне.
Мне, наверно, совсем неслучайно
Полюбился осенний мотив.
Кто я здесь? – очарованный странник,
Одиноко бредущий средь нив.
Затяну поясочек потуже:
Путь бескрайный, как жизнь, предстоит.
Пусть простят мне те, кому нужен,
Чьей любовью душа отболит.
Осень – в сердце пора просветленья.
Осень в сердце, хоть прячь, хоть не прячь.
Слышу я чьё-то чудное пенье,
Чей-то голос, похожий на плач…


х х х

Я дарю тебе осень.
Понимаешь ли ты,
Что ветрами уносит
Не только листы?
Что не только земля
Сиротеет к зиме?
Опустели поля –
Сиротливее мне,
Словно что-то родное
Из жизни ушло,
Словно это со мною
Произошло.
Понимаешь ли ты,
Что такое тоска:
У последней черты
Замерзать, как река?



х х х

Тонкая рябина,
Дальние огни,
Журавлиным клином
Уплывают дни.
Сумеречный ветер
Вымок и продрог.
Копошится вечер
В копоти дорог.
По гремящим крышам
Ходит дождь хромой.
То ли я здесь лишний?
То ли день такой?


х х х

Дождь с тоскою вперемешку,
Запустение и плач.
Вот и я, чуть-чуть помешкав,
Завернулся в мокрый плащ
И пути не выбирая
Зашагал по лужам прочь,
Как подругу обнимая
Заблудившуюся ночь.

 
ЭЛЕГИЯ

Чуть поскрипывают ели,
Сея реденький снежок.
Спят гривастые метели
В складках брошенных дорог.
Дремлют в нежити морозы,
Лишь лимонная заря
Расцветают зимней розой
На исходе ноября.

х х х

Я погружаюсь в ночь, как в прорубь,
В её ознобистую мглу,
Где бьётся в снеге свет, как голубь,
Прилипший в ужасе к стеклу.
Снега обрушились упруго,
Хоть по кому-то свечи жги…
И тонет ночь с глазами друга
В тисках неистовой пурги…

х х х

Снега метут и я
Растерянно мечусь.
Любимая, любимая,
Какая в сердце грусть!
Прильнув на миг к стеклу,
Шепчу, как заводной:
«Люблю, тебя люблю!
Ты слышишь голос мой?»
А на дворе пурга,
Нигде просвета нет.
Разлука и снега
Затмили белый свет.

х х х

Стихи о Новом годе не даются…
Снежинки. Ёлки яркой маскарад.
Едва успею мыслью прикоснуться
Слова, как призраки, уходят в снегопад.
Мгновенно исчезают в снежных струях,
Неуловимой прелестью дразня,
Оставив лёгкий привкус поцелуя,
Как будто отвергая и маня.


ХОРОШЕЕ   ВОСПОМИНАНИЕ

Это была луна –
Ночная лилия.
Это была весна.
Идиллия…
Неспокойно сердцу..
Дом мне, что ли, тесен?
Грустно почему-то от хороших песен.
На душе просторно и необычайно,
Словно с другом детства встретился случайно.


х х х
 
Дайте слово и мне, -
Я ведь тоже природа
И меня надо грубо
Сохранить в естестве
От завистливых глаз,
От худого народа –
Я любому природному,
Как брат во Христе.
Запишите меня
В вашу Красную книжку:
Я ведь тоже почти
Исчезающий род!
Я, конечно, не цапля
И даже не шишка,
Но и мне нужен самый
Учёный учёт.


х х х

Ночь глухая без конца и края,
Тихими надгробьями стога.
Тускло, будто тайна вековая,
Брезжит в неподвижности река.
Я один стою во тьме кромешной,
Прошлое и явь связав в себе,
Думаю о суетной и грешной
Жизни, что отмерена судьбе.

х х х

Я не хочу тебя тревожить
Дыханьем робким, как листы.
Слова мои на ночь похожи
И до безумия пусты.
С их безысходностью кричащей
Хотел бы я пропасть, как миф,
Для всех навеки уходящих
Земное что-то сотворив.

х х х

Ночное светило
Глядело уныло
И ветер, хрипя,
Бормотал, бормотал…
Дорога печально и тускло коптила,
Как лампа, в которой огонь догорал.

х х х

Качается тополь, как маятник,
Под циферблатом луны –
Это похоже на памятник
Чёрной от войн тишины.
Самые чёрные розы
Пусть прорастут из земли,
Чтоб настоящие слёзы
Смыть черноту их смогли.
х х х

Листва заплескалась в закате,
Как резвая молодь рыб.
Уж ночь примерила платье,
Под сенью кудрявых лип.
Повеяло пряной прохладой,
Как будто из тьмы веков
Прекрасная Шехерезада
Взметнула волною шелков.

х х х

Глаза отдыхают ночами
От лиц, от дневной суеты.
Никто не стоит за плечами –
Лишь я да луна, да листы.
Мир полон чарующей жути.
Луна, как мадонна чиста.
И свет, раздирающий прутья,
Касается зябко листа…

МОЗАИКА

Срежу голову
В белый снег.
Душно голубю.
Тесен век.
Ещё бездомней,
Ещё страшней:
Как труп на дровнях,
Останки дней.
Давай поухаем
В метельной мгле,
Рыдая слухами
По всей земле.
От стен Лефортова
До Магадана;
От духа спёртого,
Как в прорубь: в прану,
В петлю, под ножечек;
И просто так –
В венце из розочек
В могильный мрак.
Вас глазки рыхлые
Ещё не мяли –
Чего же стихли вы,
Как псы в опале
Виляя хвостиком
За жидкий суп.
Такие постники! –
Без глаз и губ.
Да ведь мертвечина:
Всё смрад и гниль.
В гробу отечество
И слёзы – пыль.

х х х

Пусть дождь деревья лижет
Мне право наплевать:
Я не о том, что вижу –
Что думаю сказать.
В отсутствии предмета,
Бывает невдомёк,
Что в каждой строчке мета
Сердечных подоплёк.
И если в сердце глыба
Невысказанных слов –
Я не боюсь ушиба
Критических подков.
Но мне всегда больнее
За дружеский упрёк,
Что много ахинеи
В пространстве строк.
Не соглядатай важный,
А сам себя творец:
Я прошуршу однажды
В тоске чужих сердец.

х х х

Бездомная луна влачится
В морозной мгле кружа;
Как будто старая волчица
Боками тощими дрожа.
Из шеи перекушенной дороги
Фонтаном в небо хлещет чернота
И странная усталость вяжет ноги,
И кажется: приблизилась черта.
О, эта ночь, в пустынном теле –
И этот скрип, и хруст, и храп –
Несут великие метели
На кончиках тяжёлых лап.


х х х
   
Я весь похож на ветхий шкаф,
А на лице такая мина! –
Как будто выпил керосина,
Лицу концепцию придав.
Мои невзрачные глаза
Тогда купаются в отваге,
Когда меня влечёт к бумаге
И мысль не держат тормоза.
Издалека завидев вас,
Я окончательно ликую
И словно музыку смакую –
Всей гаммой чувственных гримас.



ПРИЗРАК

Он давно выбивается в люди:
Если надо – зарежет отца.
Он тебя на рассвете разбудит
И задумчиво сбросит с крыльца.
Дохнут мухи от липкого взгляда.
Помертвев осыпается сад.
И без крика ложится ограда,
Простодушно являя фасад.
Бродит призрак, забыв про Европу,
Перегаром похмельным дыша,
Выжигая поборами ропот
И особливо наглых душа.
Над клубящимся кубом собеса,
Вдруг восходит матерчатый мрак:
То ли бесы приветствуют беса,
То ли просто фалический знак.
Оплетают Россию потёмки,
Уплетают за обе щеки.
Собирай, россияне, котомки:
Заявились большевики.


ТЕМА

1
Историки и старики
Живут великим прошлым.
Их сны туманны и легки,
И только о хорошем.
А у меня один мотив:
Без памяти и знаний
И сон мой тягостен и лжив,
И явь без упований.

2
Пронеси меня, господи! -
Мимо этих чертей:
Их лукавой безмозглости,
Их паскудных речей.
Пронеси меня, миленький,
Не оставь одного –
Болтуны и насильники
Не щадят никого.
Пронеси над туманами
Наподобье пера.
Над речушками пьяными
Где резвится плотва,
Над лесами и весями –
Пронеси, как свечу,
Чтобы кто-то невестимо,
Встал к чужому плечу.
Пронеси меня, господи! –
Я не чуда хочу:
Просто ползать по плоскости
Я устал. Я молчу.

3
Я уже и тем хорош,
Что на маму с папой похож.
Нету комплекса короеда:
Походить на соседа.

4
Любите нас пока мы живы.
Любите нас, пока вы есть,
Пока вытягивая жилы,
Вступаемся за честь.
Любите нас, пока мы рядом
И можно шлёпнуть по спине,
И притулившись у ограды,
Спокойно выпить при луне.
Любите нас. Всё очень просто:
Ведь в жизни так легко терять.
И как потом обидно-остро!
И вы попробуйте позвать?

5
То икота, то спазмы,
То яблоневый спас.
Великие соблазны
Подстерегают нас.
То хочется забиться
В медвежью глухомань.
То так развеселиться:
Что и не виснет брань!

х х х

После – хуже,
Бывает – лучше.
Ночью лужа
Почти, как туча.
После дождика
Тужит снег,
После болтика –
Человек:
В белом фраке,
С цветочком в петлице.
Врут собаки,
Что жизнь  волчица.

НЕУДАЧНАЯ   ШУТКА

Я вам нанёс визит
Само собою:
От вас разит,
В истерике жена –
Сынишка занимавшийся резьбою
На креслах случайно выпал из окна.
Теперь я жду ответного визита.
Ну что же: так и надо, паразиту.

х х х

Когда человеку проруха,
А в доме и соли нет:
Даже засохшая муха
Сгодится ему на обед.
Бульон приготовит из ножек.
Нажарит постных котлет;
И долго будет, в горошек,
Гореть в его окнах свет.
И будет шипеть пластинка,
И шелестеть листва;
И будет, как шар на резинке,
Покачиваться голова.
Какой-нибудь давний знакомый
Просунув лицо в окно
Скажет, с интонацией томной:
«О, господи, как в кино!»
Покалывая потёмки,
Дождь посетит наш мир,
Будто засвеченной плёнки –
Кадры квартир.

МАЛОПОНЯТНОЕ

В пруду лебеди лебедят,
Соболезнует леска рыбе.
А язи по-людски язвят
Уязвлённые, на отшибе.
Нервно вздрагивает вода,
Покрываясь рыхлой рябью.
Прёт, как водоросли, ерунда,
Выражаясь научно: рябью.
Рифмы влипают в парящий мозг,
Будто в небо густое стая.
Лучше роз не бывает роз.
Розги грубостью развращают.
Я как знахарь разбитый вдрызг
Паралипрозорлической грымзой,
(Муза) погружённый в маразмы брызг
Разорённого разума  - в дым злой.
Мои руки, как гиблый тростник.
Мои губы, как чашки кувшинок.
Мои мысли, как парусник,
От икринок.

ЕЩЁ,  ЕЩЁ,  ЕЩЁ…

Ещё бегут и падают
И говорят навзрыд.
Но никого не радует
Их нехороший вид.
Ещё кишит помоина
Глазами горемык.
Но жуткая убоина
Не тянет за язык.
Ещё глаза глядят,
Ещё волнуют звуки.
Но всё заметней яд
Какой-то дикой скуки.
Ещё унылый день
Заводит перебранку,
Но беспробудно лень
Стреляться спозаранку
И мучает мигрень.
Ещё вокруг балдёжь,
Деленье по сословью,
А я уже, как вошь
Ползу по суесловью.
Ещё грызёт вопрос
И зябко от акцента.
Но перешли в понос
Плоды эксперимента.
Уже собачий пир
Закончился грызнёй.
А у меня до дыр
Протёрт язык. Бог мой!

х х х

Как икону Божьей матери
Русь возьму и кану с глаз.
Пусть попробуют ругатели
Обойтись теперь без нас.
Знаю их: все перебесятся,
Порасколят черепки.
Даже не на чем повеситься
Будет битыму с тоски.
Ах, дурная наша вольница.
От свобод в зобу спёрло?
Демократию, как школьницу,
Изнасиловал мурло.
Как она позором маится!
Обдавая злобой всех.
И, как будто, повторяется –
И для этих, и для тех.
Оглянитесь, соплеменники, -
По отчизне бродит Хам.
Иль бывалые изменники
Залепили очи нам?
Ах, опять наскочат конники,
Якнув сабелькой сплеча.
И поднимут из покойников
Дорогого Ильича.
И пойдёт гулять метелица,
Как взбесившийся гарем.
И не станет канителиться –
И не с этим, и не с тем.


ПРОЩАЙТЕ

Прощайте: повидло.
Согласно мужскому уставу –
Посуда побита –
И всё же свободней не стало.
Прощайте: сметана
И нежного сала пласты –
Нам лучше не стало –
Но помыслы наши чисты.
Прощайте: мой томик,
Мой дворик, мой плод –
Мы медленно тонем –
Но мысленно едем вперёд.
Прощайте: журналы, кино –
Родившие зверя –
Он лезет в окно,
Прищемленный дверью.
Прощайте: остатки стыда.
Спасенье
Не стоит труда.
Затменье.


С   БОЛЬЮ   О   РОССИИ

1
Рушатся засовы и запреты,
Дикий воздух хлынул в мрак людской,
Будто все тяжёлые рассветы
Валом прокатились над страной.
Радостью свободы, жаждой мщенья
Распирает рабские сердца:
В ожиданье нового крещенья,
Не предвидя страшного конца.
Льётся кровь, как талая водица
С отогревшихся под вешним солнцем крыш.
Льётся кровь, а кажется, что снится,
Думаешь: сейчас перекрестишь
И пройдёт, как злое наважденье,
И в глазах развеется туман –
Только не приходит пробужденье:
В воскрешеньи чудится обман.
Жили мы ни шатко и не валко,
Как старинной вязки ворота:
Радовались жизни из-под палки,
Напивались вдрызг из-под кнута.
Радовались песне, урожаю,
Даже, кочка радовала глаз
На которой разбивались лбы не раз,
Если ноги больше не держали.
Вспоминали все: с теплом, с любовью –
Уезжая и не навсегда –
Но везде склонялась к изголовью –
Тёплым сном – зелёная звезда.
И луна шуршала занавеской,
И ворчал за печкой домовой,
И огонь в печи уютным треском,
Над тобой поддерживал покой.
Жизнь текла, хоть и с надрывной ширью:
С горем и с надрывами подчас,
Но и солнце над седой Сибирью
Не всегда мечты крушило в нас.
В ясный день, когда над полем дымка
Бледная, прозрачная стоит
И вдали река, как паутинка,
И в кармане хлеба ломть лежит;
А ещё – душа нарастопашку
И лучат глаза от красоты –
Отдал бы последнюю рубашку,
Понимая, что всё это – ты.

2
Никак не унять эту дрожь
И с духом никак не расстаться:
Когда человек, будто вошь –
Не знает к кому присосаться;
Года, как дощатый настил –
Изрядно его потоптали –
А родину всё же любил,
Другие её – продавали.
Всё верно: и дурость, и грязь,
И рощ полинялые ситцы –
Но если на сердце пришлось
Как можно на милую злиться?
И хвори, и беды её
Тебя ото всюду достанут,
И добрые чувства её
Тебя никогда не обманут.

3
Луна серебряным колечком
Скатилась в речку – и пропала.
Кому отдам своё сердечко,
Кому любовь моя запала?
Над рощей, спящей в чудной хмари,
Плывут, как струги облака.
Судьба накажет и одарит,
И подмигнёт издалека.
На парня пьяного от дела,
Бранится жалостный народ.
Страна разула и раздела –
Да видно, чёрт его возьмёт.

4
За той, за страшною чертой,
Где небеса от горя выли
И люди бились меж собой,
И оседали в жёлтой пыли,
Где в клочья рвался ураган
И зной был ласков, как телёнок,
Где прежде чем сказать: «Прощай!» -
Стреляли, с нежностью, в затылок:
Когда-то был цветущий рай,
До глубины души, до жилок.

5
Не в воде утону, так в вине.
Или в смраде истлею от водки.
А придётся сгореть от красотки –
Значит так предназначено мне.
Жизнь такая идёт дребедень,
Что и вешаться стыдно и жалко.
Я живу, как ползучая тень,
Для которой не нужно и палки…
Что ж вы сделали с жизнью моей? –
Сам не знаю во что превратился.
Ото всех от похмельных ночей
Я со всеми давно распростился.
Если пылью не стану – так в гниль
Я тогда превращусь непременно.
Даже нечего будет в утиль
Сдать – на мыльную пену.
Мимо мчатся мои города,
Деревеньки пасутся, как кони.
Вот ещё не исчезла звезда –
Только бог ещё видно и помнит.
Я размазан до слёз, до соплей,
Мир и счастья вам, добрые люди!
Вот уж в небе «курлык» журавлей
И листва отлетела в остуде,
Иней свесился с крыш серебром,
Ветер плачет о чём-то жалея
И пылают рябины огнём:
Как печально! А всё ж, веселее.

6
Ни ты, ни я: не хуже и не лучше –
Мы просто разные!
А это дело случая,
Но не национального оргазма.


ЭХ,  ДУША  ТЫ  МОЯ!

Эх, душа ты моя тараканья!
Эх, головушка – мухомор!
Упреждала меня маманя:
«Шибко ты, баловёнок, скор!»
Я ж поскоком, светясь от счастья:
Эхма, туточки да куды! –
И глазёнками, так и бластя:
«Это, маменька, ерунды!
Мне от ихней машинки швейной –
В позвонках жеребячья дрожь.
Али я – дуралей никчёмной? –
Эвон силушки – не упрёшь!»

Утекла та пора золотая,
Тополиная юность моя.
И маманя давно – не тая.
И во мне – уж не та струя.
 
х х х

Как будто не о чем жалеть
И мне совсем не жаль:
Настанет время умереть –
Умру! – и вся печаль.
Смерть, как осенняя вода,
Темна и одинока.
Что было – канет без следа
И зарастёт осокой.
Забуду жизнь, как страшный сон:
Пройдёт печаль о смерти,
Ничто не тронет давних волн,
Не потревожит тверди.

х х х

Не приходи так рано!
Не смей дразнить меня!
Я во хмелю тумана
Страшусь начала дня.
Страшусь дневного света,
А пуще дня – людей:
Такая в сердце мета,
Хотя и не злодей.
Меня туман качает,
Как лодочку волной;
Трава души не чает
И звёзд пчелиный рой.
А где-то в ближней чаще
Так весел соловей –
И нет мне песен слаще,
А ты манить не смей.
Я жив, покуда ветер
Хватает за грудки.
От пьяной воли светел –
Жаль ночи коротки.
А мысли, как полешки
В задумчивом костре…
И я кричу: «Помешкай!» -
Накрашенной заре.

СТИХИ   НА   ЗАДАННУЮ   ТЕМУ

Добро должно быть с кулаками?
Такое, право, как плевок!
Тогда и в душу лезь с ногами,
И утверждайся в праве ног.
Во все века: огульно, чохом
Поэтов били на Руси.
Не по злобе, а ёрный хохот –
Кричали бешеным: «Куси!»
Да под смиренную молитву –
Во имя благ невесть каких,
Как шельмам всучивали бритву:
Кто любит жизнь, тот в смерти лих.
Спивались, вешались, стрелялись,
Сходили попросту с ума,
Но как убить их не старались –
Поэтов тьмы, хоть стражей тьма!

О  ЧЁМ   ЖАЛЕТЬ?

О чём жалеть? О чём печалиться?
О чём? Всех жалоб не излить.
Луна, как пьяная качается
Не в силах боли заглушить.
Ясна пустынная дорога,
Прозрачна, как речная гладь.
В тени взъерошенного стога
Не стыдно молча замерзать,
Не стыдно каяться и злиться,
Друзей не горько оставлять;
Я словно раненная птица
Хочу зарю отзоревать.
Хочу, чтоб небо было в звёздах
И пахло высохшей травой,
Чтоб возвращаться было поздно
С навек повинной головой.
Хочу, чтоб иней кружевами
Лежал на вымерзшей земле:
Я не жалею, что я не с вами,
Что не блаженствую в тепле.
Дай бог вам шумного застолья!
Дай бог сто лет встречать весну!
Чтоб вас не корчило от боли
На всю любимую страну.
Чтоб вас не мучила зараза
В дыму задохшихся стихов,
Не обжигали сердце фразы
Интеллектующих писцов.
О чём жалеть когда впустую
Жизнь разменял на ночи я
И проигравшись подчистую
Остался у обочины.

СТРАДАНИЯ

«Мамка чо это да чо? –
Глядит в окошко горячо:
Кажну ночку вижу я
Глаза его бестыжия!»
«Разлюбезная дочь,
Это балует ночь:
Ночка заполошная,
Горячка полуношная».
«Погляди: звезда упала,
Будто лёд за шиворот –
Сердце так затрепетало,
Даже оторопь берёт!»
«Ой, не гляди в окошко, дева, -
Чтобы сердце не болело,
Чтобы не было беды
От подобной ерунды!»
«Я кому пою страданья?
 Кому пожалуюсь?
Все ребята – ноль внимания
На меня отсталую!»

Не спеши водой разлиться.
Не спеши, честной народ.
Сердце девушки – не птица.
А любовь – не огород.

БОЛОТО

Ещё не вечер, но уже
Заметно некое довольство:
Весьма загадочное свойство
людей в лакейском кураже.
Уже мелькают тут и там
Физиономии пропойцев,
Внося заметно некий шарм,
И даже, некое расстройство.
Уже из окон валит чад
Приготовляемых закусок.
Дома дымясь от перегрузок
В астральных сферах бороздят.
Машины, шорохи шагов,
Шипенье, треск, рукоприкладство,
Волнообразие голов,
Как символ некоего братства.
Заметна некая стезя
В общенародном променаже,
Когда глазами егозя,
Снуём заправских правил глаже.
Я надвигаюсь на весу
На остеклённые прилавки
У коих, взмокшие от давки,
Хватают люди колбасу.
Но всё закончится без бед
Кошмарным ужином, как Меккой.
И как всегда, осадок некий
В душе оставит слёзный след.
И эта точечка стыда,
Как символ некоего света
Во мне пребудет до рассвета,
А утром сгинет без следа.
И день начнётся и т. д.
И повторится в ерунде.


х х х

Ей-богу, муза забрюхатила –
Неужто гения родит?!
Недаром весь Союз писателей
От нетерпения бурлит.
Но искушённые в баталиях
Междуусобной болтовни
Они, хотя и опечалены,
Но не теряют даром дни:
Шьют распашонки для младенца,
Сооружают колыбель.
И вовсе муторно на сердце, -
Да коль не сам – чего ж теперь?!
И лишь одно теперь их мучит –
Заглохший творческий родник,
Быть может, гением озвучит
Их – персональный ученик.

х х х

Луна глядела с высоты
В окно на белые листы.
Они посвечивали льдом
И вырастали над столом
Паря, как айсберги в воде,
В неукротимой темноте.
И стал похож на айсберг дом:
Одним единственным окном,
Одним столом, одной кроватью,
Рычащим краном, мятым платьем,
Печально плачущим дитём.
Плывёт, покачиваясь, дом…
И только в сердце холодок –
А ну как рухнет потолок?!

СТИХОЛЮБУ

Чтоб лихоманка одиночества
Тебя не тяготила ночью –
Поэт идёт на муки творчества,
Что не всегда смертельно… Впрочем,
Возьми как верную реальность,
Плоды его жестоких мук:
Поскольку, на сто вёрст вокруг –
Стихи единственная крайность
Незаменимая ничем,
Хоть и не очень знаменита,
И уж, конечно, крепче спирта,
Что очевидно – но не всем.
Читай взахлёб. Читай навзрыд.
И просто как получится.
Не потому ль душа болит,
Что эта боль разлучница.
В ней ясно слышатся шаги
И голоса размытые,
Как будто ночью скрытые,
Расходятся круги.

РАБОТА

Работа – жар. Работа – лёд
А ночью сны в испарине –
Большие, как в Испании
Ворота Гибралтар…
Сны, словно пряник тающий
В глазури мятной… но
Сны вспарывает лающе
Будильник заводной.
И соскочив психованно,
Впотьмах и темноте,
Я весь закомплексованный
Кручусь по комнате.
Потом, с обличьем взломщика
Штурмую транспорт наш,
А рядом – самогонщица,
А позади – алкаш.
Раздражены, измучены,
Мы – уличная дрянь
И ядовитой тучею
Висит в салоне брань…
Работа – жар. Работа – лёд.
В цеху порядок строгий,
Здесь мы совсем другой народ:
Красивые, как боги.
Ну, а накатит – не беда:
Шершав язык и сочен…
Но ни за что и никогда:
Не плюнешь другу в очи!

х х х

Передо мной, светясь от любопытства,
Стояла женщина, которую б вовек
Не полюбил я, даже из ехидства,
Оставшись с глазу на глаз на почлег.
Но надо было что-то говорить мне
И я смущённо что-то говорил,
Как кающийся грешник на молитве,
Враз растеряв уверенность и пыл.
Она стояла вытянувшись птицей:
Чуть подтолкни и кажется – взлетит!
Клубились независимо ресницы,
Как тучи пряча взора малахит.
Казалось что вулканы клокотали,
Горячей лавой окровавя рот…
Но и меня не чище годы доконали
И я – увы! – давно уже не тот:
Гляжу вприщур, ходить стараюсь тихо –
Откуда прыть, коль часто нечем крыть?!
Хлебнувшие, как говорится, лиха
Не могут обаятельными быть.
х х х

Шёл снег,
Дождь лил…
Был свет
Не мил…


МАТИЛЬДА

Матильда – матовое имя
И произвольное, как лес
Пересекающихся линий
Философических завес.
И погружённый без остатка
В причинном образе его
Магического беспорядка,
Уж сам не значишь ничего.

х х х

День расточал тепло и лужи:
Уютно капала вода,
У перехода по белужьи
Ревел автобус; иногда
Являлся взмыленный прохожий
И замирал раззявя рот –
Весенним гомоном взъерошенный,
Как утомлённый пароход.

х х х

Зачем природа так извилила,
Изрыла человечий мозг? –
Его от сложностей заилило
И он болотным мхом зарос.
Блуждают мысли неприкаянно:
То там аукают, то где
И лишь одна – сверкает в ямине,
Подобно утренней звезде.
Она подобна пробужденью,
Когда уходит светлый сон,
Она подобна наважденью,
В глухом лесу со всех сторон.
Она, как острая заноза.
Но как душисты были розы!

х х х

Было так жарко, жарко.
Было себя до обидного жалко.
От жара трещала дубовая тьма.
В трещины боком полезли дома,
Клочья тумана, заборов обрывки,
Куцего неба зелёные сливки;
Что-то ещё – бесконечно щемящее;
Что-то – безродно; что-то – щенячье.
Всё это коротко названо: утро –
Слов не нашли благозвучней, как будто.
Впрочем такую дублёную муть –
Лучше обратно во тьму запихнуть.
Пусть будет жаркая гадость –
Но будет надежда на радость:
На освежающий ветер ли, дождь ли –
Только не эти дрожащие сопли,
Только не эта сопливая муть –
Видя которую хочешь пальнуть.

СВЕТ

Свет падал, падал
И всё-таки упал:
Ударился в ограду
И в темноте пропал.
Куда он закатился:
Ни капель, ни стекла? –
Во что он превратился
Сломавшись, как игла.
Вот только что был брошен,
Как жест: не докучай,
Как фраза: мой хороший, –
К сердитому – прощай!
Я даже видел верно:
Как он стекал в кусты
И вдруг исчез мгновенно,
В густой чадре листвы.
Но ведь и в них ни ряби –
Ладонь моя пуста
И тишина по крабьи
Шевелится с куста.


ТАТЬЯНЫ

Наши Ларины сегодня,
Наши будние Татьяны –
Во саду ли, в огороде –
Той проигрывают явно.
Всё у наших как-то грубо,
Всё совсем наоборот –
Вместо кофточек и юбок:
Спецодежда  - целый год!
Ни учтивого лукавства,
Ни приятности в очах,
Встретишь в поле, буркнет: «Здравствуй…»
И поёжится в плечах.
И пойдёт такое диво –
Не оглянется, смеясь,
Не потянется игриво,
Словно сноп лучей струясь.
«Э-хе-хе!» – вздохнёшь бывало,
С сокрушением всех сил –
Эх, не та Татьяна стала,
Будто бес их покосил!
И заноет самочинно
Утончённая душа,
И навалится кручина,
Прожитое вороша,
И ввозришься в даль туману,
Назюзюкавшись вполне –
Богу равный, осиянный
В невозможной тишине.
И придёшь и скажешь прямо
Перепуганной жене:
«Ты чего-и-то, Татьяна,
Вроде, как бы, не по мне!
Мне теперя нету поля
Возле грубостей твоих:
От такого рыла, дроля,
На меня находит чих!»
Ну, а та – дитя в охапку,
В крик, слезу начнёт пускать!
Хлопнешь книжкой ей по сапке
И завалишься читать!

 
ОПТИМИСТИЧЕСКАЯ   ПЕСНЯ
                (лубок)

Наши шлюшки-погремушки –
Без предрассудков и затей:
Расчехлены, словно пушки
У передних рубежей.
Или выиграют битву
С иностранною ордой
И как мышки замуж выйдут,
Ну, а нет – сойдёт и свой.
Их поганое искусство
Называют ремеслом.
А какой-то чёрт нерусский
Им подсунул свой синдром.
И теперь у них такое
Вытворяется  в крови,
Что Россия сдаст без боя
Все народные рубли.
Все народы лягут в лёжку –
Приходи и насыпай,
Как созревшую картошку
В небывалый урожай.
Правда, мы не лыком шиты,
Нас ничем не распугать!
Пусть попробуют бандиты
С нашим духом совладать:
Мы такое им устроим!
Мы такой синдром привьём!
Мы такую ГЭС построим!
Насидятся голодом
И поймут тогда, дичая,
Докатившись до сумы,
Что и махонький начальник
Пострашней любой чумы.


х х х
 
Собирает мужчина пожитки
И наверно, горит со стыда:
Нет позорней и тягостней пытки
Уходить – насовсем, навсегда.
И хотел бы обнять на прощанье,
Что-то доброе очень сказать,
Да на сердце тупое отчаянье
От которого криком кричать.
Вот сейчас всё окончится разом –
Ну хоть ты не сиди, не молчи! –
Обожги его женским сарказмом,
Напоследок слезами смочи.
В дверь соседка просунулась тихо:
На лице застарелый испуг,
Будто видит последнего психа
У своих разведённых подруг.
Что ж мы делаем, добрые люди?!
Кто подскажет тебе, человек,
Что другая уж так не полюбит
И другой не полюбит вовек?!

х х х

Видно по всему, что мне немного
Остаётся по земле ходить.
Сердце, как паук сосёт тревога:
Не успею не допеть, не долюбить.
Не успею даже наглядеться
На других – кому сильней везло.
Вот опять, как проклятое, сердце,
Словно льдом внезапно обожгло.
Эх, пройтись по жилочкам гульбово!
Встрепени от боли и тоски! –
Всё равно ничто в судьбе не ново,
Чтобы сердце резать на куски!
Чтобы лезть отважно в гущу боя,
Верь в предначертание судьбы:
Если умирать – так с перепоя,
Чем от переписки и ходьбы.

х х х
    
Вот воспарит душа рыдая
Над всей невиданной землёй –
Она свободная такая
Уже не может быть иной.
Ей никогда не воротиться:
Да разве, кто захочет в тьму
К былым бесчестиям стремиться,
Сменить свободу на тюрьму?!
Вот воспарит душа земная,
Освободясь от уз всего,
Ведь, лучше рая – нету рая
И жизнь – чистилище его.

х х х

Я обхожу тебя намеренно,
Чтобы забыть и не страдать,
И с каждым кругом взор уверенней
И независимее стать;
Уже не мучает бессонница –
Глубокий сон предельно свеж,
А если что-то и припомнится –
Истает, горечи допреж.
Уже и грусть, как колоколенка:
Так восхитительно светла…
Хожу дорогами окольными
И время машет, как метла.

ПОЭТ

1
Стучался, умолял – и что же?
Никто не говорил: «Входи,
Ты верно голоден, прохожий,
Устал – так отдохни с пути»
Хрипели крепкие засовы
И будто приговор суровый,
Из-под дверей звучал наказ:
«Ступай себе – не трогай нас!»

2
И шёл и шёл, как прокажённый,
Под неусыпные заслоны –
Обыкновенный чародей –
Страшась внимания людей…

Но презираемое ими,
Как семя прорастало имя:
Ведь как бы не был чёрен свет
И как бы люди не грешили –
Из праха совести и пыли
За всех помолится поэт.

х х х
 
Что меня не так поймут,
Я, конечно, понимаю,
Но в душе предпологаю,
Что не до смерти забъют –
Только кровушки попьют.
И помру: не надо плакать –
Не любил покойник буден! –
Эдак всякая кривляка…
Все мы люди,
Все там будем.

ЖУТКАЯ  ИСТОРИЯ

Ты просто непоседа,
Девчонка-егоза.
Я от тебя уеду –
Куда глядят глаза!
Я от тебя уеду,
А ты хоть пропади!
Но нету, нету, нету
Мне доброго пути.
Противная притвора 
Каких не видел свет.
Куда не кину взором –
Твой хитрый силуэт.
Я, как лазутчик вражий,
В глубокой западне.
О, господи! Куда же,
Куда сбежать бы мне?!

х х х
 
Хотелось похохмить, поерепениться:
Такое закатить, чтоб свет померк!
Чтоб голова вертелась, словно мельница,
Чтоб я барахтался, как разъярённый нерв!
И дом надыбясь шествовал громадой
Вонзив в меня невыносимый взор
И сумасшедший друг кричал с досадой:
«Ах, разве этот ужас – это вздор!
Всё это ерундовина, игрушки
Для мающихся  в ребусах детей!»
Но он – максималист, а я – не Пушкин,
Чтоб стрелы молний делать из затей,
Чтоб высекать из пошлых шуток пламя,
Закручивать блистательную речь.
Я просто поднимаю глыбу камня
И сбрасываю, как обузу с плеч.

х х х

Метафоризм – искушение дьявола.
Обыватель смёрзся, кусаясь от страха,
Словно ему расчесала
Затылок обезъянистая деваха.
Глаза торчат и там и тут,
Как из листвы грибы, ломя:
После обильных ливней прут,
Хоть пруд пруди имя.
Молчу растерянно, жмусь к стене –
Экая жизнь несуразная! –
На улицах классики одне
Шмыгают веретёнообразные.
Горько стало, душу саднит,
Цепенею от замешательства:
Если бы не работал все эти дни –
Наверно бы, помер от помешательства.

 
 СЛУЖБЕ   ЗНАКОМСТВ

Не женщина, а песня:
Общительна, стройна.
Какой-то злой кудесник
Смутил её до дна:
И вот представив это – 
И жизнь без мужних ласк –
Она письмо с портретом
Ждёт, не смыкая глаз.
          Объявление:
Жду с нетерпеньем суженого.
Люблю уют и жимолость,
Приятную наружность.
Ценю в мужчине живость.
        Авторский комментарий:
Деловые предложения
Все по пунктикам, вполне:
Половые приложения
Закодированных – не! –
Не – стареющих,
Не – пьющих,
Любопытных к новизне.
Флаг торжественно приспущен
Над лазейкою в стене.
Лицедействуйте, оккульты, -
Выи девственно белы,
Только к дьяволу не спульте
В яму худшей кабалы.
           Заключение:
Сердечные подружки
Противный нрав тая,
По вечерам, как клущки
Кудахчут у ея.
Открыто и домашнее,
Собравшись в тесный круг,
Выбалтывают шашни
Других своих подруг.


ПОСВЯЩЕНИЕ  М

Полюбишь ты, вздохнёшь: «Весна» -
Я учиняю хохму.
Тебя укроет саван сна –
Я под забором сдохну.
Ты превратившись в фею грёз –
Я в прах до закорючки.
Ты – лепестки прекрасных роз,
Я – их шипы, колючки.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Я стихи свои пою,
Словно колыбеньную:
Баю-баюшки-баю,
Канитель метельная.
Не шуми по вечерам,
Не пугай зазнобушек –
Перебесимся, а там
Станем, как воробушки:
Запоскачем в шабаше,
Лакируя пёрышки,
Поселившись в шалаше,
Под бочком у вдовушки.
Баю-баюшки-баю,
Спите хорохорюшки:
Я вам песню пропою,
Грусти мои, горюшки.

х х х

Чуден мир: светло и строго
Ветер гонит облака,
Лес шумит, течёт дорога –
Безымянная река.
Я забуду всё на свете –
Мне теперь не нужен пир
Объявляю всей планете:
Как прекрасен этот мир!
Надо жить. Беда не грянет – 
В мире много добрых рук!
Море нежности – над нами.
Море радости – вокруг.

х х х

1
Люблю слова посмаковать,
На всякий случай,
Люблю себя воображать,
В плену созвучий.
Мне мало – просто передряг;
Не вижу горя –
Ласкать неслыханный пустяк,
В словесном соре.
Я забавляюсь, как дитя:
Стригу глазами,
Со строгой лексикой шутя,
Как с пузырями.
Слова визжат, как ребятня,
Играя в салки
И нет пока что на меня
Приличной палки.
И бьют, привычной на Руси
В руках оглоблей,
А после этого: «мерси» -
Стихи, как сопли…
«Ну, вы даёте!» - говорю,
Слова ссыпая:
Я, понимаешь ли, творю –
Хоть, и играю.
Нельзя же, в самом деле, так –
Руками драться,
Как будто я заклятый враг
Всей Федерации.

2
Флёр романтический исчез.
Пропала радость бестолковая.
И никаких тебе чудес,
А только грубое и голое.
Слова вздуваются, как швы,
Кроя кривую полумрака,
На теме мёртвой головы.
Под грохот мусорного бака.

х х х

Не приходи так рано –
Не смей дразнить меня:
Я во хмелю тумана
Страшусь начала дня.
Страшусь дневного света,
А пуще дня – людей.
Такая в сердце мета,
Хотя и не злодей:
Меня туман качает,
Как лодочку волной;
Трава души не чает
И звёзд пчелиный рой.
А где-то в ближней чаще,
Так весел соловей
И нет мне песен слаще,
А ты манить не смей.
Я жив покуда ветер
Хватает за грудки.
От пьяной воли светел,
Жаль, ноги коротки.
А мысли, как полешки
В задумчивом костре…
И я кричу: «Помешкай!» -
Накрашенной заре
.

х х х

Светает кое-как: без блеска и броженья.
Заря дудит в кулак, в пылу самосожженья.
Автобус, как удав, глотает остановки.
На жёлтый лист опав, алкаш хрипит у бровки.
Смешались: сон и явь, и сила, и бессилье,
Но сколько не слюнявь, витает дух России
И сколько не стони об общечеловеках –
Лежат, как камни, дни на воспалённых веках.


х х х

Дверь откроет ветер.
Отзовётся эхо.
Тени в лунном свете
Скорчатся от смеха.
Будто так и надо –
Скрипнут половицы.
Будто очень рады –
Захлопочут птицы.
Пустотою вещей
Тишина польётся.
И тоска зловеще
В грудь мою вопьётся.


х х х

Льётся розовый туман
На поля печальные –
Это осень дарит нам
Милости прощальные.
Так желая счастья нам,
В жизни переменчивой,
Осень выстлала туман,
На заре застенчивой.

х х х

Этот день закатился, как глаз,
Потерялся за лесом, за полем…
И дорога, как рваный атлас
Стала ветошью, тряпкой – не боле.
В жидких сумерках плавал сугроб,
Как большая протухшая рыба.
Покрывался испариной лоб.
Испражнением города – либо,
В ожидании срочной примочки,
Усечённые ветром косым,
Люди прыгают с кочки на кочку,
Средь чужих пробираясь к своим.

х х х

Приятный ореховый воздух
Сдувает пылинки с лица.
А всё-таки, бедные дохнут
И их покрывают тельца.
Подох и сбегаются други,
Пустою посудой гремя
И песни звериные вьюги
Поют возле трупа стоймя.
Детишки скулят от затрещин,
Свирепых от горя мужчин
И грешно-уродливых женщин,
В потоке кончин.

х х х

Я мук не таю –
Я просто не знаю:
Когда устаю,
Когда умираю.
Затихли шаги,
А сердце молчало.
Беги не беги –
Она всё сказала.
Хоть смейся, хоть плачь,
Хоть пей до отпада:
Я тоже горяч,
Мне тоже не надо.
Смотрю на часы,
Как будто в потёмки –
Они как присы-
Паны пепельной плёнкой.
Далась мне она,
Как мёртвому слава.
Полынь-белена
И сердцу отрава.

х х х

За всё мне горько,
За всё мне стыдно
И этой порке
Конца не видно.
Живу без бога,
Живу без веры:
Одна дорога –
Податься в мэры.
Но знает школьник
Природу правил:
Не комсомолил,
Не комиссарил.
Уйду в пустыню,
В пустыне кану:
Сквозь мглу и тину
Из рёбер встану;
Бездонным оком,
Бездомным взглядом.
И ветер волком
Присядет рядом.

х х х
 
Ночь не спешит обрушить в сад
Свой полог испещрённый тайной
И ветер кажется случайным,
Забредшим в город невпопад.
И капли звёзд едва видны,
Хотя заря уже не брезжит
И тени поднимаясь с лежбищ
Своим симпатиям верны.
В окне зажёгся свет – и сад
Окутался вдруг белым паром,
И чей-то голос крикнул с жаром:
«Не вспоминай плохое, брат!»


х х х
 
Разве я могу тягаться с вами? –
У меня другое на роду:
Принимать без ропота беду.
Счастливы вы будьте только сами.
Даже, если крикну: «Не могу!»;
Даже, если в петлю вдруг полезу –
Думайте, что я у вас в долгу
И теперь мне стыдно до зарезу.
Ни за что не стал бы стёкла бить,
Даже если б ненавидел люто.
Я для вас похож на алеута,
Но и там родятся, чтобы жить.


х х х

Суда снуют, как птичьи стаи,
Клубами движется туман.
Волну тяжёлую качая,
Баржа становится под кран.
Не мне ль подмигивает в дымке
Полузатопленный маяк,
Сдувая мокрые пылинки
В почти библейской неги мрак?
Рыбак, осуновшись от скуки,
Изподтишка следит за мной,
Сложив увесистые руки,
Как воротник за головой.
Вот-вот начнётся суматошный
Однообразно-праздный день.
Смотрю заносчиво, нарочно
Насунув шляпу набекрень.
В таком задумчивом тумане,
Когда реальность вкривь и вкось,
Когда душа, как поле брани –
Во всех сторон видна насквозь.
От качки волн туман испятнен…
Вот-вот посыпет ватный снег…

Природа ближе и понятней,
Чем самый близкий человек.



х х х

Виноват – потому что родился;
Потому что не умер сразу,
Потому что от водки не спился
И страну не продал ни разу.
Потому что любил и верил,
Дружбу выше всего ценил,
Не губил ни людей, ни деревьев,
Никого ни о чём не просил.
Виноват, что ничем не прославясь,
Обозвал знать продажной сукой,
То ли ненависть, то ли зависть
Вызвал у башибузуков.
Виноват, что не мучил кошек;
Матершиной заборов не пачкал;
На работе ломил, как лошадь,
Без призывов и без накачек.
Никому и ничем не обязан,
Я тот самый рассейский народ,
О которой с блуднивым сарказмом
Телефонит келейный кот.
Это он и ему подобные,
Расстеливши зады по креслам,
Видят в нас лишь одних подопытных
И не больше, хоть мордой треснись!


ВЕСЕННИЙ   ТРИПТИХ

ГОЛУБИ
Лощёные и важные
Они сидят рядком
И кажется: у каждого,
От спеси, в горле ком.
Урчат, слегка грассируя,
Любуются собой,
Всем видом имитируя
Душевный непокой.

ФИЛОСОФ
Куда до них философу,
С туманной болтовнёй,
С амбициозной россыпью
Над жизненной стернёй.
Я выдал бы задание:
Пускай блеснёт умом,
Разъяв небес рыдания,
Как череп анатом.

ГРОМ
Гром груб, как скрип колодезный,
Сгрёб дребезг грузных бус
И бросил в синей роздыми
Томительно, как блюз.
И каждый птенчик вспенился
Взъерошенной волной
И каждое растеньице
Наполнилось весной.
 
х х х

Душу вымотали: она,
Словно поле в таком запустеньи,
Что пройдёт не одна весна,
Прежде чем закудрявится зелень.
Сколько боли придётся вложить,
Прежде чем запоют соловьи.
Перейти от запрета любить
На высокие ноты любви.
Я растратил остаток бы дней,
Так же щедро, как в пьянку швырял,
На святые почины людей
Ради тех, кто не дожил, пропал.

х х х

Явь превзошла все ожиданья –
Поднялся крик.
Одни ушли в переживанья.
Плели другие сеть интриг.
А кто-то пошумев
Привычно умолк  тотчас
И чтоб не задевали лично
Убрался с глаз.
Одни решительно и страстно
За всё брались.
И думал я: нет, не напрасно
Проходит жизнь.
Но полз слушок по подворотнм,
В заморском – от измен:
Что государство разворотим,
Но не добьёмся перемен.
И кое-кто, поддавшись, дрогнул.
У самого, порой, -
Хоть занавешивай все окна –
Ночь день-деньской!
Но пересиливая боязнь,
Опять ворчу,
На учащённый ритм настроясь,
Я в алом облаке лечу.
С собою споря всё упорней
И фальшь, и спесь
Я выкорчёвываю с корнем,
И в этом весь!

ЗЛОБА   ДНЯ

Поговорим на злобу дня,
На злобу дня укажем:
Ты смело критикуй меня,
А я тебя уважу.
Хлещи пожёстче, побольней
Да по живым болячкам:
Тебе моя беда видней –
Отколупни и пачкай!
А я тебя, по-свойски, брат,
Ударю по макушке
И навсегда от всех досад
Избавлю, как из пушки.
Ты, если сможешь, увернись!
А сможешь вновь  бороться,
Тем более, не промахнись –
Ведь жизнь такое скотство.
Сумеешь выстоять – живи!
И на друзей не дуйся:
Мы люди, всё-таки, свои –
Утрись и поцелуйся.


х х х

Парень с девушкою ходит,
Говорят: любовь у них.
А по-моему их сводит
Любопытство молодых:
Не в хождении в обнимку,
Даже в целовании,
Нет любви – пока в новинку
Только жар свидания.
Нет любви – пока угар
От расположения,
Словно солнечный удар,
Головокружение.
Но приходит тайный стыд:
В виде озарения –
Сердце сладко заболит
От преодоления.
И тогда, поверьте мне,
Будет им до фени:
Любопытство к новизне
Соприкосновений.
Красота святая там! –
Не обидеть даже:
«Привалило дуракам
Счастье!» - люди скажут.

х х х

Эх, жизнь-жестянка, наша иль не наша:
Олимп без государственных границ –
Там самая веснушчатая Маша –
Царица! – средь потомственных цариц.
Завыть бы волком – долго и истошно
Гонясь за ускользающей луной,
Чтоб где-то сбросив всяческую ношу,
Состаришьсь в какой-нибудь пивной.
А можно обюргерившись в таланте,
Публично сняв штаны, как на коне
Скакать по-обезьяньи в Таиланде
Верхом на опостылившей жене.
Такая жизнь. Такое сумасшествие
И чтобы не запутаться совсем:
Я не гляжу на траурное шествие
Смертельно нарумяненных поэм –
Они проходят странной вереницей,
Пугая косоглазием детей,
Вещая жидким хором небылицы
Каких-то аллергических страстей.

х х х

Верю в чары, чёрта, привидение,
В чёрного кота и даму пик!
Нафига мне чьё-то уважение,
Если я к подачкам не привык?
Если, как отрубленная ветка,
Я пророс забвенью вопреки –
Видит бог! – я выжил, как нередко
Выживают в сказках дураки.
И когда осенние мотивы,
Словно мелкий дождик моросят –
Это всё прекрасные порывы,
Это мой не тающий заряд.
Пафос поэтического свойства –
Как перед бульдозером ручей!
Сколько нас исчезло без геройства
В ненасытной пропасти ночей…


О   ВАЛЕНКАХ

Говорят о Сталине,
Говорят о Брежневе –
Как меня за валенки,
Осуждают прежнее.
Щеголяют язвами,
Как когда-то нищие,
По церковным праздникам –
Рубищем и свищами.
Навострились резвые –
Режут подноготную:
Головы-то трезвые,
Да сердца подмётные –
Уловили веянья,
Поскокав с завалинок,
Мол, не в ногу с временем
Я шагаю в валенках.
Ну, а мне до лампочки
Моды и течения:
Туфли или тапочки –
Я ценю движение!


х х х

Да не настигнет вас отчаянье,
Когда в душе сплошная резь:
Одно единственное чаянье
И ты в нём – весь.
 

х х х

Но если даже в мощном хоре
Тех, у кого правления бразды,
Утонет голос мой, как в море
Осколок рухнувшей звезды –
Какой-нибудь  поэт, случайно
Увидев падающий свет,
Быть может, сочинит сонет
Прозрачности необычайной
И все восторженно взревут,
И невзирая на протесты,
Его, гордясь, поволокут,
Как обречённую невесту.

х х х

Ну что моя давняя злость? –
Как штопор беременной Музе!
Мой словно помешанный гость
Сидит в адидасовской блузе;
Нахальный, как всякий дебил:
Глядит на меня с превосходством,
Мол, ты-то таких не носил,
Окроме родного уродства.
Я ж просто понять не могу:
Какого рожна ему надо?
Как в бочке, в башке – ни гу-гу
И в сердце  ни капельки яда.
Решительность где-то в глубе
Печально и преданно лает.
Конечно, мой гость не в себе,
Но что же ко мне он питает?

х х х

Мой путь был долог и извилист,
И переполнен до краёв:
По берегам его светились
Дома друзей, дома врагов.
И если хлебом здесь встречали –
Преподносили камень там.
Но я не пропускал причалы –
Вставал к обоим берегам.
Я знал тепло рукопожатья;
Я слышал злобное: «Босяк!»
Я знаю цену слова: «братья»;
Я знаю цену слова: «враг».
Мне всё равно каков цвет кожи
И глаз разрез, и цвет волос:
Друзья, душою мы похожи,
Хоть чёрен он, а я белёс.

х х х

Жизнь уходит… Дни, как лестница, -
Аж захватывает дух! –
Вот ещё один повесился,
От вина другой опух.
Жизнь уходит – будь неладная! –
Где её другую взять? –
Как подруга ненаглядная:
Только с ней и пропадать.
Тише, тише ты, проклятая,
Не спугни саму себя,
Будто гирей – круглой датою
Из потёмок ушибя.
Жизнь прошла, а всё не верится,
Всё ещё чего-то жду,
Всё ещё душа метелится,
Заглядевшись на звезду,
И волнуется, и тянется
В неизведанный простор:
Ах, не раз ещё обманется,
Полетев на чей-то взор.

х х х

Ах, я такой вчерашний:
Ни жертва, ни палач –
В уединённой башне
Я крепко запер плач.
Ему на воле тесно,
А вместе с ним и мне –
Не оказалось места
В такой большой стране.
Живу в уединеньи –
Не трус и не герой –
С единственным стремленьем,
Чтоб быть самим собой.
А времена всё круче
И с каждым днём ясней:
Кому висеть на крючьях
И в петлях палачей.
Как тесно жить! Как мерзко!
И всё это – не бред:
Ворвутся в дом с обрезом –
Умри поэт.

х х х

Своих стихов не услыхать, не разобрать,
Как посвист дальний,
Когда кружит в полях печальных
Птиц отлетающая рать:
Они, как в тёмное окно
И в нём сквозь ваше отраженье –
И явь, и плод воображенья,
Ещё – лицо отражено.

х х х

Осень – о, синь!
Сень – небес,
Сна – дым,
Лес – гроз,
Спит – в нас.
   

х х х

Поле, поле, поле…
Белая пустыня:
Погуляла вьюга
Да и поостыла.
Закуржавилась ольха,
Белый цвет.
Ждёт невеста жениха,
А его всё нет.
Солнце, как костёр,
Да негреющий,
А мороз остёр
Вечереющий.
И куда не взгляни:
Поле в сполохах
Тихо звенит
Ломким пологом...

х х х
         
Давай присядем на дорожку
И помолчим.
Луна придвинулась к окошку
Клубясь, как дым.
Кудрявый клён в потёмки вжатый –
То вверх, то вниз:
Танцует в паре с провожатой
Танго-каприз.
Давай ещё чуть-чуть побудем
Наедине,
Ведь ничего уже не будет
Тебе и мне.
Уж если расставаться надо,
То лучше так:
Светя последним светом гордо
В прощальный мрак,
Как две звезды в предверьи ада.


х х х

Сердце рвалось ввысь,
Цепляясь за узкий карниз,
Кто-то шипел: «Брысь!»,
Кто-то толкал вниз.
Как бритва остры слова –
Попробуй не оступись!
И катится голова
В пропасть с названьем: жизнь.

х х х
 
Тишина опустевшего дома
Навалилась всей тяжестью быта:
Всё до каждого скрипа знакомо,
В каждом шорохе прошлое скрыто.
Только память блуждает бессонно,
Как слепая об всё спотыкаясь
И звенит по ночам монотонно,
Как от снега, от света сжимаясь.

х х х

1
Сладко пили. Мягко спали
Да поругивали власть,
Если низ обуревали
Мыслей всяческая трясь.
Будто змей медноголовый,
Бюрократ от крови пух:
Каждый видел столько злого,
Что сказать боялся вслух.
Каждый верил, что ему-то
Повезёт – он быстр, как ртуть,
Что его минует смута,
Если крылышки свернуть.
Размножались от беспутства,
На самих себя дивясь
И не чаяли очнуться
Наворованным гордясь.
Рисовали изобары –
Изобилия копну,
А на деле, как корсары
Жадно грабили страну.
У неё, у голодранки,
Всё рано – лишь пьянь в уме:
Пусть спивается от дряни
Или парится в тюрьме.
И не праздновали труса,
Утешаясь наперёд,
Клич был дан: живи от пуза –
Всё едино пропадём.
Обожравшись, лезли в святцы –
Вот где было не до чувств! –
Чтобы с чувствами считаться,
Если ты – козырный туз?!

2
Начитались, намечтались,
Наскучались взаперти.
По теплу проголадались,
Будто путники в пути.


АБСУРДЫ

Кто там невидим носится резво?
Кто там страшно рыдает в ночи?
Небо в кровоточащих порезах
С воткнутым криво огарком свечи
Чёрным телом легло на город.
Дома от непомерной тяжести серы;
Каждый куст, будто кем-то вспорот,
Сыплет листвой в обезумевшие дворы.
Как средневековые подземелья,
Улицы пропахли сыростью и плесенью,
Иду еле-еле,
Катая во рту, как конфету, песню.
Шорохи, скрипы, зубовный скрежет…
Иду с работы усталый вдрызг
И кажется где-то кого-то режут –
Такой стоит нечеловеческий визг.
Брызги секут лицо шлепками,
Словно бреду сквозь незримый строй –
Вот так: пробираясь вперёд рывками,
Гребя, то правой, то левой рукой.

х х х

Безвозвратно, безнадёжно
От любви шагал,
Словно песенник острожный
На распутьи погибал.
Погибая, даже в ласке
Избалованный в конец,
Не рассказывайте сказки
О слиянии сердец.
В жизни проще и грубее
И скандальней бездна душ:
Сумасшедшим суховеем
Опалила душу сушь.
И над чувственным порогом
Муза крылья простерла:
То ли это мне от бога,
То ль в отместку за дела.
Утешаясь как придётся,
Всё ж спокойнее, чем был,
Поворачиваю в солнце
Крылья порванных ветрил.
Не берёзы рукоплещут,
Плотно выстроившись в ряд –
Ночка пологом зловещим
Говорит: «Пропали, брат!
Пропадём – ещё не много…»
Обойдёмся, как-нибудь –
Эта пыльная дорога
Всех изверившихся путь.


КОГДА   СУДЬБЕ   НАПЕРЕКОР

Как отклонение от норм
И принятой традиции
Ты налетаешь, как на шторм
На разные амбиции.
К тебе спешат со всех сторон,
Суют в лицо инструкции:
Готовы смять и душу вон!
А это – проституция.
И что-то куцее взамен
Тебе подсунуть ладятся:
То ли, брючишки до колен,
То ли, пропеллер в задницу.
И как бы ни был ты силён,
Тебе захочется
Пропить хоть целый миллион,
Чем так вот корчиться.
Но миллиона нет – увы! –
Не той формации:
Не знаем кроме головы
Богатства мы.
Да вот душа ещё жива,
Ещё шевелится,
Хотя уже у кромки рва,
А всё надеяться.
И каждый день летит листом,
Словно и не жил.
Ещё хватаю воздух ртом,
Но реже, реже…

х х х

Парю над собственный мечтой,
Гляжу вперёд:
Там, за невидимой чертой –
Один исход.
Всё та же гибельная мгла
И тишь болот.
Зачем судьба мечту дала? –
Один исход.
Вот кто-то тянет меня вниз:
«Спустись!» - зовёт,
Но и внизу: всё та же жизнь –
Один исход.
И пусть я молнией ворвусь
В громоотвод:
Моя сиреневая грусть
Дождём пойдёт.
И может быть, когда-нибудь
На ряби вод
Моя мечта кого-нибудь
До слёз проймёт.

х х х

То разухабисто, то грустно
Играла дивная гармонь
И затуманенные чувства
Палил рябиновый огонь.
И как из тягостного мрака
Освобождённая душа
Любила всё: светло и мягко,
Как матерь любит малыша.

х х х

Я нечаянной радостью плачу,
Как собака скулит при луне.
Неужели вот так по-собачьи
И любить и печалится мне?
Неужели с дождём вперемежку
В жизнь, нахмурясь, приходит весна.
И оставив короткую вешку,
Как ручей иссыхает до дна?
Чтоб потом, после горьких поминок,
Отгорев, отболев и отпев –
Я опять был молитвен, как инок,
Пред  иконными ликами дев.

х х х

Всё  начинается потом.
Всё начинается потом:
Потом хорош и суп с котом,
Дорога дальняя с дождём
И дом в котором заживём,
И каждый будет знать о том –
Всё начинается потом.
И если грянет в небе гром –
Перевернётся мир вверх дном:
Мы бросим дом и суп с котом.
Да только песня не о том…

х х х
 
Жёлтый чёртик месяца.
Горький запах полыни.
Воздух, как серебряная лесница,
В росистой хлыни.
В голубых колокольчиках ночь
Тихим звоном окутала нас.
Наши мысли, как звёздный дождь.
Наши руки, как яблочный спас.
Губы твои пахнут мёдом.
Голос твой прозрачен, как ручей.
Любимая! – сердце моё бродом
Ты перейдёшь, зари горячей.
Самые прекрасные птицы,
Запоют у изголовья.
Будто лес, твои ресницы
Будут трепетать любовью.
Каждый миг превратится в сказку.
Каждое слово заблагоухает чарой.
Любимая! – мы улетаем в сказку,
Без конца и начала.


х х х

Небо задыхалось в кашле,
В каше далей.
Дымились облака, рыдали.
Вдали коричневые пашни
Давились воздухом, сдирали
Со смуглых тел туманов свитки.
В себя попрятались улитки.
Река покрылась рыбьей рябью.
И наливаясь хмурой хлябью,
Как сатана на колесе,
Носился ветер в небесе.
Клубилась пыль, случайный мусор,
Обрывки грёз и разговоров –
Как будто яблоко надкусывал;
И небо сочно раскололось:
Из белой трещины колючей,
Покачивая животом,
Наружу вывалилась туча –
И хлынул дождь, и грянул гром.


ВЕСНА

Весна – это просто весна –
Таинственная и притягательная;
Пустынных полей пелена;
Стога, как уснувшие ратники
И нет – ни домов, ни дорог;
И голос – не гаснет, а тонет
В густом переливчатом звоне,
Как брошенный в воду манок;
Подснежников солнечный рой
Встречает весёлым жужжаньем –
До слёз переполня весной
И радостным всеобожаньем;
А ветер и долог, и свеж
Встрепал облаковую кровлю,
С такой откровенной любовью,
Что замерло сердце допрежь.

х х х

Это ветер гудит, это поле звенит,
Это воздух от лунного света зернист,
Это скрип, погружённость и неги,
Голубое свечение Веги,
Это странные вспышки зарниц,
Шелест крыльев невидимых птиц,
Это плоское лико равнин,
Бесконечность, безбрежность, печаль.
Ты с вселенной один на один –
Человек, замечтавшийся вдаль.


ОДА   ПЬЯНСТВУ

Я напиваюсь с наслажденьем:
Так расточает свет фонарь,
Дрожа во тьме от возбужденья –
И никому его не жаль.
Я пью до полного отшиба.
Мой гордый разум погружён
В пары сивушные, как рыба
В пространный говор резвых волн.
Он там парит, он там витает,
Как облако в струях зари.
Об этом всякий понимает –
Лобзая крепко фонари.

Я напиваюсь до бурлеска,
До вознесения ступней!
Я всё заканчиваю с блеском.
И не имею степеней.

х х х

В лепете младенца столько же смысла –
Сколько во всей философской брехне.
Там, где ребёнок выглядит кисло –
Философ захлёбывается в новизне.
Все мы немножечко там пребываем:
И я, и одержимые антигероя –
Философию можно сравнить с сараем,
В котором мышь удавилась с горя.
Так и агукаем, так и агакаем:
Очень забавно сопим, очень мило.
Но всё это давно выражается знаками
Простыми как: «Мама мыла Милу».

х х х

Как гнусно жить в краю родном:
Везде обман, жульём кругом –
И зажигательная пресса
Вдруг обнаруживает дар
Вялотекущего процесса:
А жизнь – чистейший скипидар,
А человек наскипидаренный
Живёт по Марксу и по Дарвину.

х х х
 
Музыка – это дыханье творца
В каждом своём проявленьи.
Нет её доброй основе конца –
Богоявленья.
Вот от чего так туманится взор,
Весь обращённый в глубины
Веры, дающей душевный простор,
Делая слабого сильным.
Ты ли, мой друг, не испытывал дар
Звуков целительной силы?
Бог, уповающий, долго рыдал,
Жертвуя сыном.

БЕСЫ

Мелким бесом
Затявкал дождь,
Как будто прессе
Не дали кость.
Как пьяный слесарь,
Плюющий всласть,
В пылу эксцесса
Войдя во власть.
Как я немного
Робея так
Ворчу на бога,
Влача очаг.
Слова, слёз паки,
Блажен, речист,
Не яко накипь
И каббалист,
А свет невзвидя
От бесьих шор,
С любовью идя,
Опустит взор.
Не мзды не чая
И не суля,
А сердце мая
И вас моля,
Давайте вволю
Поговорим
О нашей доле,
О доле-дым.

х х х

Люди знают, когда им больно,
Когда в глазах от тоски темно,
Когда в бездонных штольнях
Сумерек плачут в горсть, давным-давно.
Быт голодающего безнадёжен,
Как вынутая из гранаты чека:
Уже, доходягу, не голод гложет,
А сумашествие червяка.
Дайте ему хрустящую пачку
Новеньких, как правительство, банкнот –
Обалдевший от счастья, он на карачки
Сядет и, не моргнув, сожрёт.
Людям гнусно невыносимо:
Нравы – пещерные, дети – дистрофики
И уж, конечно, им не до Рима,
Тем более, не до экзотики.
Такая вот альтернатива
Выбора. Такой вот консенсус
С правящей властью,
Которая, как фантастическое диво
Оглядывает нас с открытой пастью.


СТРАННИКИ

1
Нас когда-то было много,
А теперь почти не стало
Никого. Куда дорога
Увела? Куда пропала?
На каком из километров,
Уронив бессильно крест,
Будто лист влекомый ветром,
Кто-то в облаке исчез.
Приберёт и нас, высоко
Вознеся на небеси –
Предсказуемого срока
Нет поэту на Руси.
А пока: одна отрада
Сердца страннику дана –
В этой жизни выпить надо
Чашу горькую до дна.

2
Светает: на небе ни точки –
Волшебный хрусталик погас.
Не к месту приходятся строчки,
Как громкая речь, в ранний час.
А где-то за кромкой сознанья,
Такая озёрная тишь,
Что весь уходя во вниманье,
В предчувствии бога молчишь.
Пусть кто-то колотится в двери, -
Ты сердцем в таком далеке,
Уже не причастна руке.

х х х

Опять унылой кляче
Месить комки дорог:
Ей, истине ходячей,
Лишь плети в драный бок.
Туман, как пыль осевший
На балаганный кров;
Такой же постаревший,
Как лица седаков.
Теперь им райских песен
Уже вовек не свить:
Из глаз сочится плесень
И паутины нить.
Что ж! – ремесло актёра,
Всего лишь ремесло.
Но скоро, очень скоро,
Им будет всем светло
И робкий Арлекино,
С своим дневным лицом,
Закружится над тиной,
Как лебедь над прудом.
И жидкий лес предместий
Пронзит витая дрожь,
И где-то охнет песня,
И хлынет тёплый дождь.
Теперь ничто не свято.
Людская боль – смешна.
Россия виновата,
Что вся на всех одна.

х х х

Беспробудно, как пьяная оголь,
Дождь трещит день и ночь напролёт,
Будто нет у бездомного бога
И других соразмерных забот.
Непотребно, с надрывом пытошным,
Он выводит ненастную гнусь,
Будто враг оголтело-дотошный,
Нечистотами пачкает грусть.
И такая от этого скука –
Хоть умри! – не ухватишь за край.
Даже стон мой, бесформенным звуком,
Превращает в матерный лай.

х х х

Гадать, что мёртвому припарка:
Жизнь всё расставит на места.
Наверно, сердцу ближе чарка.
Душе милее красота.
Где человек? – за рёвом стада
Путь предначертанный ему,
Теряет таинство уклада
И погружается во тьму.
Тому, кто вышел из народа,
Обратно в люди – хода нет.
И здесь кончается природа
Его означенных примет.
х х х


Слабости хочется, что ли, -
Глупенькой грусти берёз,
Чтоб задохнуться от боли,
Чтоб захлебнуться от слёз?
Боже! Зачем это нервы
Намертво скручены в жгут?
Пусть будет боль непомерной,
Пусть сострадания жгут –
Счастья хочу! – не покоя.
Дай испытать на себе –
Буду за чувство такое
Век благодарен тебе.


х х х

Луна замелькала по-волчьи
На рваной равнине небес,
Где вечер безумный хохочет,
Как праведник сбросивший крест.
Душа пребывает во мраке
Боясь оторваться, как лист –
Ужо суждено ей, собаке,
Отцвесть под разбойничий свист!
Фонарь отвалив набок челюсть
Сидит средь воздетых ветвей:
Со скрипом куда-то нацелясь,
Как сморщенный прелюбодей.


ХОЖДЕНИЕ  ПО  УЛКАМ

Я по улицам хожу,
Я в руках себя держу:
Так подносят на подносе
Гостю рюмку куражу;
Как торжественный обряд
Совершаю светлый взгляд:
         (взгляд первый)
Кто не любит никого –
Тот не интересен:
У такого нелюдя – не душа,
А плесень;
Нет лица – один живот –
Не понять: зачем живёт.
        (взгляд второй)
Наше невообразимое время,
Наше чувствительное человечество
Впутанное в полемику –
Мечется, мечется:
Между желудком и долгом –
Хочет быть интересным,
А получается – волком;
Хочет быть честным –
Но не надолго.
           (взгляд третий)
Умолк обманутый народ –
Зачатый в митинговых давках –
Глядит на мёртвые прилавки,
Как диссидент на пароход
И мысли скачут, как попало –
Куда всё сказочно пропало? -
Лишь, как в пустыне миражи
За ум заводят витражи.

х х х
 
Жизнь течёт и ничто не тонет,
Всё плывёт, как весенний сор…
Разве чьё-то внимание тронет
Разлагющийся позор?
Банки, скрепки, души обмылки,
Кучей хвороста – болтовня,
Словно водоросли в прожилках,
Синеватая пятерня.
И ещё, и ещё осклизло
Лезут щупальцы из глубин,
Словно памятник догматизма
На рожках обывательских мин.


ПЕРЕСТРОЕЧНОЕ

И этот край:
Совсем, совсем не хуже,
Чем райские заморские края,
Всеобщим ликованием разбужен
От человека и до бугая.
Вдруг! Вспомнили чужое слово: фактор
И стал он человеческим вполне.
Конечно, человек – не то что трактор,
Тем более, когда на кривизне.
Начальство – всех за ручку, а то как же? –
Теперь легко по шапке получить!
Ведь даже от последних бедолажек
Зависит – быть начальству иль не быть.
Ну – эти поддаются воспитанью.
Но человек – ранимый организм.
Прожить всю жизнь: в трущобах, в прозябаньи,
С великой верой в светлый коммунизм –
Как вдруг узнать, что вера – просто бяка
И что плоды её дурны на вкус.
Чтож, человек побитый, как собака
Скулит теперь и норовит куснуть за гуз.
Гудит мой край, как хор многоголосый,
Во время отпеванья мертвеца.
Да, плохо жили, но на все вопросы
Бывал ответ у первого лица.
Разве знал, что всё изменится,
Разве я подумать мог,
Что моя страна – изменница.
С того и холодок:
Что не хочется, а верится.

х х х

Хрустящими струйками дыма
Стекает в потаенки ночь.
Осколками струйного дыма
Являя непрочную мощь.
И день прорастающий тайно,
Есть лишь подтвержденье того:
Что всё в этом мире случайно,
Что вечного нет ничего.
И срок человеческий данный
В масштабе вселенной, как вздох.
А всё-таки: мудрый и странный
Живёт неразгаданный бог.


А. БАШЛАЧЁВУ

Когда задуется свеча
И жизнь угаснет –
И не от росписи врача,
А от напраслин:
Не торопитесь утверждать,
Что жизнь дороже,
Когда и жить, и умирать –
Одно и то же.

х х х

Полуночница моя,
Живи, пока жива ещё! –
Пока мне за товарища
Больней, чем за себя.
Пока душа не клонится,
Не жалит, как змея, -
Живи: моя бессонница,
Поэзия моя.

х х х

Жрецы, как промотавшиеся пьяницы –
Нет прошлого и будущего нет! –
Шатаются, кичливые пристанища,
За частоколом сумеречных лет.
Оттуда тянет сыростью и смрадом,
И словно бы, ударившись об риф,
Потомки оскорблённые, с досадой
Перечеркнут наш век альтернатив.



РАБОТАТЬ   НАДО

Работать надо для себя:
И хлеб растить, и строить домны,
И точно знать, что мир огромный
Весь, до травинки, для тебя.
Работать надо для себя,
А не других учить, как надо,
Сберечь семью, когда нет лада.
Что им – до умного тебя.
Работайте, а не болтайте
О перспективах на века.
Где взять такого дурака,
С мечтой, о будущем олрайте.
В тиши секретнейших клетушек
И над стихами мудрствуя, -
Работайте! – на всю катушку,
Как для любимого себя.

х х х

Мало зависти, мало желанья,
Чтобы сбросить оковы быта,
Если дохлое прозябанье
В лоб, как вывеска, намертво вбито.
Что толку в ином томище? –
Бумаги угроблено столько одной! –
И всё же, разит скукотищей,
А мы в ней – ни в зуб ногой!
Пиши хоть, как курица лапой,
Но очень прошу: пиши! – 
Когда для себя решил,
А дело других – смеяться или плакать.
Чтоб мысль обгоняла слово,
Как пешего автомобиль,
А не учёной коровой
Изображала кадриль.
Дело читающих – быть или не быть!
По мне же: что нравится – то и прекрасно там.
Дай им бог, оземь шапкой бить
В восторге от вашего Росинанта!

х х х

Нет России без речушек,
Деревушек набекрень,
Без улыбчивых старушек,
Без дворняг, залёгших в тень.
Как сосне не быть без шишки –
Не бывать российской книжке
Без сопливой ребятни
В захолустном городишке –
Так талантливы они.
Только там: в чудной глубинке
Мастерам не знают счёт –
Так и было по старинке,
Так и нонешно идёт.
Что же мы – всё по столицам
Ищем то, чего там нет:
Предпочтение крупицам,
Только россыпям запрет.


ЖУТКАЯ   ИСТОРИЯ

Ты посто непоседа,
Девчонка-егоза.
Я от тебя уеду
Куда глядят глаза.
Я от тебя уеду, -
А ты хоть пропади!
Но нету, нету, нету
Мне доброго пути!
Противная притвора,
Каких не видел свет.
Куда ни кину взором –
Твой хитрый силуэт.
Я, как лазутчик вражий,
В глубокой западне.
О, господи! Куда же,
Куда сбежать бы мне?!

НЕУЛОВИМОЕ

Может, радость в предчувствии новом
Стережёт мою странную грусть…
В золотом и оснеженном слове
Вербным кружевом лёгшее – Русь!
Лебедями качается в речке,
Как виденье в туманной дали,
Где берёзки, как тонкие свечки
На прохладных ладонях земли.
И зовёт меня ветреной лаской,
И призывно качает крылом,
И пугает трагической маской.
И танцует под звёздным дождём.

х х х

Я вижу лишь глаза
Сквозь прорезь снежной маски…
Ну что тебе сказать? –
Ты в ожиданьи сказки…
Я расскажу о том,
Что погибал от страсти,
Но загорелся дом
И я лишь чудом спасся.
Спроси же – вылей гнев! –
Кого любил в горячке,
Ведь ты же, как отпев,
Ждёшь волшебства, чудачка.

х х х

Большие навозные кучи
Украсили праздничный стол.
И воздух, густой и пахучий,
Похож на распаренный кол.
Хозяева – добрые люди –
Танцуют, прочистив носы;
Гудят половицы, как бубен
И на пол стекают часы.
Веселье бурлит, как закваска,
И я по-домашнему мил,
Сияю, как зимняя сказка,
Средь волхвов, навоза и вил.
Как нам хорошо и уютно!
Какая на всех благодать,
Что даже распутная Нюта
Не смеет подола поднять:
Она, будто детская лейка,
Склонилась в неловкой руке
И кажется – выльется змейкой
Душа на незримом цветке.
Ну, как же без вас было пусто! –
Какой-то обман и кошмар
И сердце сжималось до хруста,
Едва обозначив удар:
Я с ужасом втягивал плечи,
Сжимаясь в кудельный комок
И плакал от страха за печью,
И спички бессмысленно жёг.

х х х

Ты жалуешься мне
На скуку и болезни,
И у меня нет песни,
Чтоб выглядеть вполне,
Когда бы мог, не как
Затравленный зверушка,
Тебе шепнуть на ушко
Какой-нибудь пустяк.
А хочется сказать,
Чтоб ты повеселела,
Но и меня заела
Лихая благодать:
Душевной пустоты
И маяты телесной.
И нет лекарств чудесных,
Которых просишь ты.
У нас вовнутре враг:
Червь зависти и лени
И как разгул метельный –
Неистребимый страх.
И скука, как жучок,
Не уставая точит-точит,
Лишь горлышко промочит
Да плюнет в кулачок,
И за своё опять –
Угрюмо и бесстрастно,
И это так ужасно,
Что хуже не бывать.

х х х

Если ей на вас плевать,
Как на алкоголика, -
Надо ль сердцем обмирать
До сердечных коликов?
Значит, женщина не та:
Что с ней церемониться? –
Разве в сердце пустота
Пустотой заполнится.

х х х
 
Сентябри-сентябриночки
Накипев, собрались:
Все мечты-паутиночки
Изукрасили жизнь.
Полыхают рябины –
Незадачи любви:
Хочешь – плачь, как скотина,
Хочешь – молча живи.
Что ж вы, братцы, наделали,
До чего довели? –
Скоро снеги бестелые
Обовьют ковыли.
Ковыли-ковылинушки,
Это всё, что сбылось,
Словно бы ни росинушки
На мозги не стряслось.
Протекли по-над крышами
Небеса-решето –
Вы про это не слышали:
Ваша песня – не то.
Если ладится, милые,
Дай вам, господи, жить:
До чего растяжимые
Наши формы любить.
Осквернённому холодом
Никогда не взлететь,
Чтоб и в старости молодо
О любимых пропеть.

 
ЧЁРНЫЕ   РОЗЫ

Чёрные розы упали на снег.
Чёрной слезой изошёл человек.
Чёрная ночь в жёлтом крапе вранья.
Чёрная ты оттолкнула меня.
Чёрен я и смешон, словно чёрт,
В жёлтых ботинках похожих на торт.
Жизнь посмеялась: ни крыши, ни дна –
Не состоялась, сломалась она.
Стелется чёрной птицей метель.
В горле катается черная трель.
Чёрными стрелами – письма твои,
Как лаконичные формы любви,
Как бесконечные чары измен.
Тенькают тени о стёкла вдоль стен,
Как заговорщики, шепчутся глухо.
Ходит, шатаясь, седая старуха
Рубищем чёрное тело прикрыв,
Лёд, как монисто, на грудь нацепив…
Стынут деревья в космическом трансе,
Как балерины присев в реверансе…


х х х

Что-то жаль, над чем-то зряшно бьюсь,
Словно задохнувшаяся рыбица:
В каждом русском прорастает грусть
И как пропасть, в каждом сердце зыбится.
Сам не свой и, как бы, свой не сам:
Отсвистев в бумажной круговерти,
Я прилип навеки к небесам,
Как размытый штемпель на конверте.

х х х

Любите, когда человеку худо –
С радостью каждый справляется сам.
Зебра и та похожа на чудо,
Даже верблюд симпатичен нам.
Даже над змеями взяли опеку:
Такие шалуны укусят и – здрасьте!
Где бы найти для сердца аптеку
Полного доброго отношения к старости?
Чтобы не было – хуже некуда!
Чтоб людей берегли, как беркутов.

х х х

Ты меня поправишь,
Возникая в срок.
Ты во мне оставишь
Свет и камелёк.
Ты уйдёшь, хранима,
В глубь моих стихов,
Грустной струйкой дыма,
Посреди снегов.
Буду я печален,
Буду весел я:
Ты было в начале
Благовестия.

х х х

И всё же, зимние мотивы
Милее сердцу моему,
Чем солнцем залитые нивы,
Чем солнцем залитые нивы,
Чем зелень леса – почему?
И жизнь прошла, а всё по-прежнему
Я жду тоскуя и любя:
Когда в окошко вьюга снежная
Ударит вестью от тебя.


ВЬЮЖНАЯ   СКОРОГОВОРКА

Чёрный ветер, тучи снега,
Мутный вечер, фонари,
Крылья страха, мести нега,
Сатанинское пари;
Где-то ухает и стонет;
Где-то плачут веселясь –
Ничего, никто не помнит,
В снежных завесях виясь;
Ни приметы, ни дороги,
Ни знакомого крыльца –
Пронесётся козлоногий
Возле самого лица;
Душат думы; дым, паренье,
Тленье, чья-то болтовня,
Светоносное виденье,
Блеск летучего огня:
И усталость – выше духа –
Доходящая до грёз;
Стены запертые глухо;
И мороз, мороз, мороз.

х х х

Снег пахнет чем-то далким,
Чем-то знакомым: но чем – не вспомню никак.
Жёсткий ветер трётся о щёку
И кажется мокрым, но это не так.
Город выглядит таким одиноким.
Звуки шагов пугливо тонут в снегах.
Но это не страшно.
Они напоминают о чём-то далёком,
Почти нереальном, как в снах.
Может быть:
Грустный, серебряный свет
Пробрался и спутал мысли мои.
Ведь каждый уважающий себя поэт
Должен выглядеть странным.
Мыслимо ли:
Как неприкаянному, в два часа ночи
Бродить по городу –
Покажется странным очень.
Но это не так. Хотя и здорово.
Тень, как бездомная собака,
Трусит за мной.
Грустно и холодно.


ХРУСТАЛЬНЫЙ   СЮР

1
Ещё живёт воспоминанье –
Осенней прелести вернуть,
А уж мороз тенит дыханье
И как иголкой колет грудь.
Не враг, а всё-таки злодей –
Он тишину, как кости гложет,
Пугая маленьких детей
И неприкаянных прохожих.
Любого молодца до слёз,
Средь дня, играючи доводит:
То ущипнёт щеку, то нос,
То льдышкой по уху поводит.
Боюсь безжалостных щипков.
Лицо в пальто, по брови, прячу
И от стальных его оков
Хранюсь дыханием горячим.
Дома подёрнуты дымком,
Как грусть старинного напева.
Не шевелясь стоят рядком,
Как околдованные девы,
Деревья. Всюду бахрома!
Ну что поделаешь? – зима!

2
Бывало так, бывало эдак:
Бывало снегу наметёт
Да вдруг, как будто, напоследок
Крутым морозцем завернёт.
А ныне грустная картина:
Ну, наведёт переполох –
И утихает, будто псина
Отяжелевшая от блох.
И тучи, как из пластилина,
И снег лежит, как ломти туч.
Я звонко выкрикну: «Галина!» -
А крик летит, как в воду ключ.


х х х

Упала зимняя звезда;
Снега запели;
Дворы, деревья, провода –
Заиндевели;
И ночь от обморока лип,
Казалось синей;
И далеко был слышен скрип
Трамвайных линий;
И звон, похожий на ледок
Над полыньёю,
Укалывал, как ноготок,
Мгновенной болью –
Он растекался по крови
До спазмов в горле:
Так умирают от любви,
В великой скорби,
От безнадёжности – чья клеть
Железной крепче –
Чужую можно отпереть,
Не станет легче.
Но – как и прежде в звоне снов
Уловишь чутко:
Шаги, среди других шагов,
Ещё за сутки;
И в жизнь бессонница войдёт
Колючей льдинкой –
И будешь ты, за годом год,
Как на поминках.


НАШ   СЮР

Наш сюр – не жёваная каша.
Наш сюр – похмельная слюна,
Когда алкаш ушами машет
И домогается вина;
Когда старушка в кацавейке
Летит, свернувшись калачом,
По разделительной линейке,
Подброшенная лихачём.
Наш сюр – чудовищная плата
За жизнь, похожую на бред.
Наш мир – постылая палата,
Где ни дверей, ни окон нет.
Наш сюр глазами не ошарить.
Наш сюр умом не оскакать.
Уже не знаешь: кто товарищ
И на кого – пора начхать.
Перед глазами, как живая,
Моя загубленная жизнь –
Красивая и молодая,
Хоть от прострации молись.
А я моргаю мелкой рысью,
Едва удерживая крик:
И быстро, быстро мажу кистью
Её одухотворённый лик.
Таков наш сюр, без ню и блеска,
Без механической муры
И нас утаскивает леска
В глубоководные миры.



х х х

Что там нынче за пургой,
Что ещё не вывезли?
Я ещё почти живой,
Но как конь на привязи.
Не беда, что холода,
Белая метелица:
Эта буйная орда –
Сущая безделица!
Что ж душа хрипит, как  медь, -
Больно и надломано?
Ей бы соколом взлететь,
Да неволей скована.
Я откину прядь со лба,
Выйду в люди ухарем.
Сколько худа без добра
Вы ещё не нюхали?
Не беда, что снежный плач
Свалит с ног и борова.
Жизнь, ведь тоже, если вскачь,
Как оглоблей в голову.
Крикну: «В чём моя вина
Или всё мерещится?»
А в ответ мне: тишина
Под метелью плещится…
Оттого и не мила
Кабала-затейница,
Что и так-то жизнь мала,
Как в снегу растеньице.
Как удачу не гони,
Не потворствуй доле,
Только, боже сохрани,
Сдохнуть на приколе.

х х х

Пришли в письме снега
И ломтик неба.
Да заверни в стога
Кусочек хлеба.
Пришли дорогу мне
В вечерней грусти
И тихий свет в окне,
И чахлый кустик.
Пришли гусиный чай
И брех собачий,
Не то, хоть помирай
В тоске незрячей.

х х х
 
Издевается зима –
Раздевается.
Это выжить из ума –
Называется.
По дорожке – прыг да скок! –
Стынут ноженьки,
А не шали, ни носок
Нет у боженьки.


х х х

1
Метелью взбаламучена,
Дорога думы вьёт
И звёздами сыпучими,
В ночной простор зовёт.
2
Луна плывёт дурманная,
Лучи едва тепля.
И под луной, как пьяные,
Качаются поля.
3
Мерцает снег, дымится –
На зуб не положить:
Лежит дорога-птица
И как чудесно жить.


ЗИМНИЙ   ЭТЮД

Рябиновые гроздья,
Как бусы янтаря,
Сверкают на морозе,
В седом дыму горя.
И пламя грудок кротких,
Как капельки зари,
Рябиновые чётки
Плескают снегири.
И заливает жаром
Пронзительная грусть,
Когда палит под яром,
В безмолвьи, алый куст.


х х х

И вот: слова сплетаясь в хоре вьюги
Материализуют звуки.
И я потрогав мечущийся рой,
Растерянно качаю головой.
Да вроде бы, как надо: чувство меры
Соблюдено – нет признаков химеры.
Но кажется мне: проведу рукой –
Сотрётся и останется нагой;
Ещё пройдёт мгновение и дым
Лишь будет докучать глазам моим.
Событие: в природе вьюг,
Как всё в искусстве – не зря рук.

х х х
 
По чарке последней
И трогаем в путь.
Ударим по меди,
Чтоб чёрта стряхнуть.
Звезда воссияла.
Пожар голубой.
Целуй, как попало,-
Мне сладко с тобой.
В горячей беседе
И время летит.
Мы едем, мы едем –
Лишь цокот копыт.
Эх, птица-дорожка!
Эх, ветер-струна!
Как волк осторожно,
Бежит вслед луна.
В глазах твоих – нега
И рот твой горяч,
А кони по снегу
Ударились вскачь,
Летим, захмелев
От любви и вина,
В метельный просев,
Как шальная волна.