Бабочка, по имени Набоков. Часть 5

В соавторстве с Алёной-Анастасией Инженю.

В дверь каморки, куда поместили Набокова, осторожно постучали.
С трудом поднявшись с матраса, набитого соломой, из которого сотни блох атаковали постоянно его бедное, не привыкшее к тяготам райской жизни тело, он спросил:
Кто там?
«Король, дама, валет» ответили три голоса
Набоков открыл.
Вошли три странных личности: некто, одетый в лохмотья, но с золотой короной на немытой уже длительное время шевелюре.
Пажеподобный тощий юноша, с поднятым как у российской шпаны воротником пиджачка, кепочкой с козырьком на затылке и утопленной в плечах шеей.
Дама, похожая больше на торговку рыбой с Толчка в Одессе.
«Король», слегка поклонившись, подал Набокову грязноватый конверт.
Что это?
«Приглашение на казнь» – почтительно ответил «король».
На чью? – недоуменно вертя в руках конверт, спросил Набоков. Но странная троица уже удалилась.
В дверь, аккуратно закрытую пришельцами, снова постучали:
Набоков открыл.
Вошла молоденькая девица, развязно двигая бёдрами.
Кто вы? Что вам здесь нужно? – спросил Набоков.
Девица, не отвечая, присела на корточки у матраса и деловито стала его прощупывать.
Ну, что, Папаша, – обратилась она к стоящему в недоумении Набокову, – поди сюда, – похлопала она по матрасу.
Последнее твоё «желание»   выполню...
И перевернулась на спину, завлекающе улыбаясь.
Вы.... Долорес? – начиная догадываться спросил Набоков.
Ну, да, папаша, «Лолита»  я.
Давай, папаня, время – деньги. Ты не один у меня в списке...
Набоков в ужасе отступил к двери.
В этот момент щёлкнула затвором хорошо замаскированная «Камера Обскура», долженствовавшая запечатлеть, очевидно, предстоящую сцену любви.
Что с тобой, папаня? – удивлённо сказала Лолита, – такой «Дар» отвергаешь?
Может тебе «Машенька» или «Ада» милей?
Не хочешь «Подвиг» совершать, не надо. Я тогда пойду. Вон, «Пнин» нетерпеливо дожидается...
Позабавимся с ним до «Возвращения Чорба»
Тоже, нашёлся «Пассажир», презрительно сказала Лолита, встав с матраса.
Закрывая за ней дверь, Набоков вдруг увидел чей-то ботинок, быстро всунувшийся в щель двери.
За ней стоял вальяжный мужчина с шахматной доской в руке.
Я, –  представился он, – ваша «Защита Лужина», – и внимательно начал ощупывать взглядом  каморку.
Скорее «Соглядатай» – подумал Набоков, постепенно впадая в «Отчаяние»
Что ж, – сказал вальяжный, – пора отправляться на «Далёкие берега». Лолитой вы побрезговали, значит здесь больше делать нечего.
Проходите, гражданин Набоков. В коридоре Набоков заметил горящее вдалеке «Бледное пламя».
Пахнуло весенним ветерком. «Весна в Фиальте»  ласково дунула ему в лицо.
Гомон множества голосов нарастал и Набоков вышел на большую арену, окружённую трибунами. Множество глаз с жадным любопытством следили за ним.
В центре арены стоял деревянный помост, на одной боковой  грани которого красовалась надпись: «Аня в стране чудес».
На другой самоварно блистало:
«Доска Почёта»

Центральная трибуна колола глаза золотом на фоне кроваво-красного бархата.
Престол Господень возвышался там и был он не пуст.
Сам Бог восседал на нём.
Но это был НЕ БОГ!
Вместо белобородого и белокудрого Бога на престоле сидел черноусый Властитель Земли и Вселенной, одетый в безвкусный, хоть и пышно сшитый, красно-чёрный костюм тореадора.
Сноровистые парнишки подняли Набокова на помост и положили его лицом вниз.
Грубо прижимая его шею, руки и ноги своими сапогами, они обратили светлые радостные лица к трибунам и с величавой изящностью подняли руку, как бы говоря. «Полюбуйтесь, уважаемые, на увлекательное действо»
Огромный человек в маске пошёл по краю помоста, приветствуя собравшихся и потрясая острым двузубцем на длинной деревянной рукоятке.
Величавое зрелище сие вызвало новый гомон восторга на трибунах.
Затем, не торопясь, человек в маске подошёл к лежащему Набокову и схватив обеими руками древко двузубца, поднял его и с силой вонзил в распростёртое тело, но так, что зубцы не задели спинной хребет Набокова, а пронзив его, глубоко вошли в доски под ним.
Господи, ЧТО ЭТО? За что? – хотел вскрикнуть Набоков, но страшная боль судорогой сжала его горло и он мог лишь невнятно вскрикивать и стонать.
Палач остановился недалеко от пригвожденного, достал из рукава свиток и открыв его, прочитал громко в наступившей внезапно тишине:

Владимир Набоков, сын Владимиров, писатель и энтомолог, сим замечательным актом приобщается в  Гербарию Избранных нашего дорогого и  любимого Вождя и Учителя.
Означенный Набоков отныне и на веки веков останется пришпиленным к этой Доске Почёта с вручением ему звания Личной Бабочки Товарища Сталина и Кавалера Ордена Золотого Двузубца.

Господи, –  прохрипел в мыслях Набоков (от жуткой боли он даже думать словесно-нормально не мог), – что же это такое? За что?
Его вдруг осенила спасительная мысль, что если он сможет, маша руками, подняться над помостом, то двузубец останется внизу. А он, о счастье, соскользнёт с него и улетит от этого ужасного места.
Он, начал судорожно двигать руками вверх и вниз, вызвав взрыв визгливого  хохота на трибунах. Слышались восторженные возгласы:
А он ведь действительно БАБОЧКА! Посмотрите, машет как крыльями.

И тут вдруг голос внутри его черепа  сказал ему:

«ВЛАДИМИР, А ТЫ САМ РАЗВЕ НЕ ДЕЛАЛ ТО ЖЕ С ТЫСЯЧАМИ ПОЙМАННЫХ БАБОЧЕК И, ПРИКОЛОВ ИХ К ДОЩЕЧКЕ, ЛЮБОВАЛСЯ ИХ АГОНИЕЙ, ЗАПИСЫВАЯ МЕТКИМИ И ТОЧНЫМИ ФРАЗАМИ ВИДЕННОЕ В ЖУРНАЛ НАБЛЮДЕНИЙ?
А НЕ ПОСТУПАЛ ЛИ ТЫ СО СВОИМИ ГЕРОЯМИ ТАК ЖЕ?
ИХ ТОЖЕ ПРИКАЛЫВАЛ К ТКАНИ ПОВЕСТВОВАНИЯ  И С ХОЛОДНЫМ ИНТЕРЕСОМ СНОБА И БЕЗДУШНОГО ЭСТЕТА ОПИСЫВАЛ ИХ ТРЕПЕТАНИЕ?»
 
Руки его бессильно упали на помост.
Устал, сердешный, – услышал он голос палача. – Ну, полежи, отдохни, а потом снова начнёшь махать ими!
И, обращаясь к публике, крикнул: Товарищи, подбодрите Владимира нашего песней.
И с трибун  зазвучала пронзительно звонкая песенка молоденьких бесенят:

Не мороз мне не страшен, ни жара!
Удивляются даже доктора:
Почему я не болею,
Почему я здоровее
Всех ребят из нашего двора!

Потому что утром рано
Заниматься мне гимнастикой не лень!
Потому что водой из под крана
Обливаюсь я каждый день!

Хохоча и режуще повизгивая чертенята  с энтузиазмом пели эту песню, причиняя дополнительные страдания Набокову.
Снова послышался голос палача:

Бабочка по имени Набоков!
Ура, товарищи!
И ныне, и присно, и во веки веков!
Аминь!