часть 17-я
Между театром Луначарского и Пионерским Дворцом, в самом центре тогдашнего нашего "бродвея" - роддом. - "лучшего места" для воспроизводства потомства, севастопольские градоначальники, сколько б ни старались, - выбрать бы - не смогли! (Правда его, оттуда потом перенесли). Прогуливающиеся праздно мимо толпы зевак -
прохожих совали в приоткрытые, выкрашенные серой краской окна, свои любопытные рожи, с вниманием и без стеснения наблюдая за вершащимся там, - великим таинством рождения. Сюда из Камышей был привезен
я в 62-м, (тогда, ещё 11-летним пацаном), и из рук санитарок забрал маленький, тёплый влажный свёрток, из
забрала которого, в голубое небо куда-то мимо меня, глядели такого же цвета глаза братца Андрея - засранца (он - уже тогда, меня игнорировал, оказывается…) В лоточках продают лимонад "Крем-брюле", и такое же,
чертовски вкусное, эскимо на палочке, за 11 копеек. Ел я его, - даже не имея денег: - внимательно глядя себе -
под ноги, обязательно находил их прямо на дороге, потерянных кем-то в гравии, хрустящем под сандалиями.
У Памятника затопленным кораблям, у самого парапета - несколько скал, в одной из которых, зияет дыра, мой
батя пацанёнком, - в неё нырял, а - потом, тоже проделывать 10-тилетнего меня заставлял, перед толпой зевак
наверху, хотел, чтоб и я - его юного, подвиги повторял (мама на это смотреть не могла…) Несколько метров, в
узком тёмном подводном тоннеле, скребу животом - по дну, спиной - по ракушкам, кончится воздух, и - потону
(взрослому протиснуться здесь тяжелей, чем пролезть сквозь игольное ушко!...) Это Вам, - совсем не игрушки!
В самом центре порта, - моя спортивная "альма матер" ДСО "Спартак", здесь меня (и Андрюху впоследствии),
учили плавать тренеры (довольно – известные), а самый мой первый – вообще, былинный: - даже выпестовал Олимпийскую чемпионку - Прозуменщикову Галину! А через семь лет, я вернулся - туда, заниматься греблей,
мать – тренеру моему, пятёрочку сунула, ну и он - ко мне воспылал дружелюбием, и почти сразу, вне очереди,
предоставил мне дырявую, как решето байдарку (видно ждал очередного подарка…) - И я - преуспевал на той
байдарке, под названием "Белка", всеми спортсменами (не только, пацанами), прозванной в шутку "целка": -
из-за своих щелей, - она быстрей остальных наполнялась забортной водой, и тонула раньше других, вместе со своим седоком, (то есть, - со мной) шла на дно…
Сидящие на набережной адмирала Корнилова зрители (постоянные её посетители), устремляют взоры за боны
Внешнего рейда, - на исчезающее в водах солнце, - туда, где сходятся зажжённые им, лазурные небо и море…
Застыла на бочках-якорях, черноморская эскадра в кильватерном строю в ряд, и её флагман "Михаил Кутузов".
Постоянно дежурящий, после гибели "Новороссийска", буксир, - открывал-закрывал перед приближающимся
судном, - (как, швейцар ресторана, - дверь), - вход в боновых загражденьях, на Внутренний рейд
Входящий сквозь боны в бухту корабль, надолго приковывал взгляды всех отдыхающих (приезжих и местных).
Хотя он, у входа в морскую крепость - не диво, отнюдь, и не редкость, - всё же, - его появленье у входа в бухту,
у всех созерцающих эту картину, вызывает неподдельный интерес, и никто не покинет своих наблюдательных мест, пока он вблизи и во всей красе, не покажется перед ними весь, не пройдёт и не займёт своё место у пирса.
В городе нет другого такого места, откуда можно неотрывно, часами созерцать, наедине с мечтами, темнеющее
быстро море, вдыхать запах из смеси водорослей и йода, и слушать его полусонный, на ночь стихающий шепот.
Это место - для себя, (а потом, и для нас), в древности облюбовали боги, и жить нам было там, - Первый класс! -
- Это Вам, – не весь в высоченных каменных джунглях, Манхэттен (величественный, и, вместе с тем, убогий…)
Улицы полны весёлых прохожих, половина из которых, - ищущие в увольнении девок и приключений, матросы. Встречается - и пехота, но у той - грустные трезвые рожи, потому что на неё, (невзирая на это), всеми морскими патрулями - всегда и повсюду, испокон веку ведётся охота…
В центре его, флотский духовой оркестр играет, под плакучими ивами разноцветный фонтан. - красный-синий-
зелёный - цвета зажигает, и от народа тесно на бульваре и в немногочисленных кабаках. Парапет набережной
адмирала Корнилова, как бы напоминает: вы - людишки-человеки, подошвами шаркающие по мне, (снующие - взад-вперёд, муравьишки), здесь - временщики, все вы - отсюда скоро уйдёте, - и - только - я здесь, - навеки!… Прямо по ходу, - от Памятника затопленным кораблям, (летний кинотеатр "Приморский" - Аквариум - Дворец
Пионеров -роддом -Драмтеатр имени Луначарского), - выстроился целый парад из клумб, и каждая из них- свой, неповторимый такой, аромат испускает. В тёплый летний безветренный вечер, движения воздуха - нет никакого,
и от запахов фиалок-левкоев Вы - пьяны! (И только, пьяный от водки-вина, их не замечает...) На протяжении лет,
когда город для приезжих КомЧФ закрывает (в пригороде-Балаклаве строили тогда ГТСсверхсекретный объект),
шума-гама-разноголосицы здесь и на улицах - нет, (всё тихо-мирно, и - шито-крыто бывает), - зато - горожане
страдают: вокруг города, как в годы войны, - оцепленье, клубнику-арбузы и дыни не завозят сюда, из окрестных
сёл-деревень Крыма и соседней Украины, (одно только, - по железной дороге, московское снабженье), и людей пропускают - строго по спецпропускам, и город стоит одиноко в гордыни, а его населенье сидит - в унынье…
Я любил сюда приходить, (в каком бы районе ни приходилось жить, "Стрелке""Матюхе" "Корабелке"), и - по
"Бродвею" бродить взад-вперёд с друзьями, выставив антенны своих "Спидол" слушая "вражьи голоса", тем
самым, милиционеров дразня (которых презрительно звали мы "мусорами"...) Молодые наши годы, - в 60-ые -
хрущёвской оттепели! Как быстро они пролетели, некоторые друзья мои залетели, сами не зная за что и - куда,
многих из них, тюремные стены от всех сокрыли, меня же тогда надёжно укрыли - ХГвВТКУ, а потом - (такие же высоченные) древнего Самарканда… Да, - были тогда - ещё те, брежневские железно-занавесные времена,
когда все жили - (как сейчас говорят) - в морально-материальной нищете, но, - как дружно и весело, жили!…
На внутренней стороне дверцы, моей курсантской тумбочки, все годы учёбы провисела фоторепродукция - с
видом на это место из маленькой укромной бухточки Северной стороны, и - ни одна сержантская рука, её не
посмела оттуда сорвать… Долгие четыре года, перед тем, как в казарме не выключат свет перед отбоем, улёгшись в кровать, погляжу на неё я с тоскою, - и, как будто, побуду дома…
(Продолжение следует)
Свидетельство о публикации №112062904659